А.Н.Островский и по сей день является самым популярным русским драматургом. Его экранизируют, по его пьесам ставят спектакли. Кажется, только появившись на свет, его пьесы обречены были стать русской классикой: настолько ярки и одновременно обобщенны характеры его героев. Можно рассматривать эту драму в хрестоматийном ключе: как конфликт «темного царства» с «лучом света». А можно – просто как историю отчаявшейся души, как историю любви сильной женщины в мире несостоятельных мужчин.
“И не привыкнете никогда, сударь... Жестокие нравы... в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной, не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать...”
Да постыл он мне, постыл, ласка-то его мне хуже побоев.
Вот жизнь-то! Живем в одном городе, почти рядом, а увидишься раз в неделю, и то в церкви либо на дороге, вот и все! Здесь что вышла замуж, что схоронили — все равно.
Чужая душа потёмки.
Дикой. Нет, я в покои не пойду, в покоях я хуже.Кабанова. Чем же тебя рассердили-то?Дикой. Еще с утра с самого.Кабанова. Должно быть, денег просили.Дикой. Точно сговорились, проклятые; то тот, то другой целый день пристают.Кабанова. Должно быть, надо, коли пристают.Дикой. Понимаю я это; да что ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить – обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому, только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.Кабанова. Нет над тобой старших, вот ты и куражишься.Дикой. Нет, ты, кума, молчи! Ты слушай! Вот какие со мной истории бывали. О посту как-то о великом я говел, а тут нелегкая и подсунь мужичонка: за деньгами пришел, дрова возил. И принесло ж его на грех-то в такое время! Согрешил-таки: изругал, так изругал, что лучше требовать нельзя, чуть не прибил. Вот оно, какое сердце-то у меня! После прощенья просил, в ноги кланялся, право так. Истинно тебе говорю, мужику в ноги кланялся. Вот до чего меня сердце доводит: тут на дворе, в грязи, ему и кланялся; при всех ему кланялся.Кабанова. А зачем ты нарочно-то себя в сердце приводишь? Это, кум, нехорошо.Дикой. Как так нарочно?Кабанова. Я видала, я знаю. Ты, коли видишь, что просить у тебя чего-нибудь хотят, ты возьмешь да нарочно из своих на кого-нибудь и накинешься, чтобы рассердиться; потому что ты знаешь, что к тебе сердитому никто уж не пойдет. Вот что, кум!Дикой. Ну, что ж такое? Кому своего добра не жалко!
Мои мысли, когда учитель задает мне на уроке какой-нибудь вопрос ;)
"Да что ты ко мне лезешь со всяким вздором! Может, я с тобой и говорить-то не хочу. Ты должен был прежде узнать, в расположении ли я тебя слушать, дурака, или нет. Что я тебе - ровный, что ли! Ишь ты - какое дело нашел важное! Так прямо с рылом-то и лезет разговаривать."
Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие!
Нет у меня воли.Кабы была у меня своя воля,не пошла бы я к тебе.Твоя теперь воля надо мной,разве ты не видишь!
Дальние проводы - лишние слёзы.
Красота-то ведь погибель наша! Себя погубишь, людей соблазнишь, вот тогда и радуйся красоте-то своей.
1-й. А это, братец ты мой, что такое?
2-й. А это литовское разорение. Битва – видишь? Как наши с Литвой бились.
1-й. Что ж это такое – Литва?
2-й. Так она Литва и есть.
1-й. А говорят, братец ты мой, она на нас с неба упала.
2-й. Не умею тебе сказать. С неба так с неба.
Женщина. Толкуй еще! Все знают, что с неба; и где был какой бой с ней, там для памяти курганы насыпаны.
1-й. А что, братец ты мой! Ведь это так точно!
Чужая душа потемки.
Коли жалко, так не любишь.
Куда прячешься, глупая! От бога-то не уйдешь!
«Пора бы уж вам, сударь, своим умом жить»
Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми.
Ведь эта беготня-то, матушка, что значит? Ведь это суета! Вот хоть бы в Москве; бегает народ взад да вперёд неизвестно зачем. Вот она суета-то и есть. Суетный народ, матушка Марфа Игнатьевна, вот он и бегает. Ему представляется-то, что он за делом бежит; торопится, бедный, людей не узнаёт, ему мерещится, что его манит некто; а придёт на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдёт в тоске.
Все к сердцу-то принимать, так в чахотку скоро попадешь.
“Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней что хотите! Тело ее здесь, возьмите его; а душа теперь не ваша: она теперь перед судией, который милосерднее вас!”
“Знаешь, мне что в голову пришло?.. Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела...”
Молчи, коли уж лучше ничего не умеешь.