Пруст, не нуждающийся вроде бы в представлении, известен русскому читателю (и вообще известен) только по монументальной эпопее «В поисках утраченного времени». На русском языке в сборниках французских новелл ХХ века выходило два или три его рассказа, весьма, впрочем, слабых. Таким образом, о периоде, предшествовавшем созданию Поисков, русскому читателю оставалось только догадываться или верить на слово критикам (правду сказать, и критических работ о Прусте на русском языке немного). Этот сборник хотя бы отчасти исправит положение.
Первую часть книги составляют статьи цикла «Против Сент-Бёва», отражающие период, когда Пруст в поисках собственного стиля создавал так называемые «пастиши», в которых симулировал стиль французских классиков. Вторую — заметки о литературе и живописи.
«Писатели, которыми мы восхищаемся, не могут служить нам проводниками, поскольку в нас самих заложено нечто вроде магнитной стрелки или почтового голубя — нечто, ориентирующее нас. Влекомые этим внутренним инстинктивным указанием, мы летим вперед своим путем, порой оглядываясь по сторонам, бросая взгляд на новое произведение Франсиса Жамма или Метерлинка, на незнакомую нам доселе страницу Жубера или Эмерсона, и, находя их мысли, ощущения, попытки выразить их средствами искусства, созвучными тому, чем мы сами заняты в данный момент, испытываем наслаждение: они — указательные столбы, по которым видно, что мы не сбились с дороги…»
Поскольку моя магнитная стрелка, как я могла уже неоднократно убедиться, направлена, в том числе, в сторону Марселя Пруста, любая его книга, даже неоконченная, вызывает у меня пристальный интерес. «Против Сент-Бёва» - сборник незавершённых статей о литературной критике, а также нескольких эссе о художниках, писателях и поэтах. Про подобные неоконченные работы обычно говорят, что место их – в последнем томе ПСС, и интерес они представляют исключительно для специалистов. Это справедливо, но лишь отчасти.
Известно, что Пруст всю жизнь писал только одну книгу – «В поисках утраченного времени», поэтому неудивительно, что размышления об искусстве для отдельной критической статьи постепенно переросли в нечто большее и заняли свое место в «Поисках» (кстати, сам Сент-Бёв «присутствует» в эпопее в качестве профессора Бришо). Тем не менее, даже незавершённые статьи представляют огромный интерес, по двум причинам: во-первых, здесь Пруст говорит о своём видении искусства и литературы, а во-вторых,он прекрасный литературный критик, обладающий «идеальным литературным слухом», чему подтверждение ряд пастишей (подражаний стилю). Именно поэтому прустовское исследование творчества того или иного писателя отличается глубочайшим «чувствованием» и взглядом изнутри. Но обо всём по порядку.
1. Сент-Бёв и его метод
И здесь самое время сказать несколько слов о Сент-Бёве. Шарль Огюстен Сент-Бёв (1804 – 1869) – французский публицист и литературный критик, мастер литературного портрета. В те времена критик исполнял роль своего рода посредника между писателем и резко возросшей читающей массой, не всегда достаточно образованной и обладающей необходимой силой суждения как для выбора что читать, так и что о прочитанном думать.
Сент-Бёв публиковал в газете «Конститусьонель» еженедельные статьи-рецензии (отсюда название одного из сборников его работ - «Беседы по понедельникам») и очень скоро стал авторитетным критиком, чьи суждения и оценки непререкаемы и неопровержимы. Суть же метода Сент-Бёва (получившего название «биографического») очень проста: необходимо изучить биографию писателя или поэта, его повседневную жизнь, знакомства, переписку и только с этой точки зрения говорить о творчестве, тем самым утверждалось тождество произведения и создавшего его «гения».
Для меня литература существует в неразрывной связи с человеком, по меньшей мере неотделима от остального в нём… Чтобы понять всего человека, не помешает всесторонне изучить его. До тех пор, пока не задашь себе определенного количества вопросов о писателе и не ответишь на них, нельзя быть уверенным, что он полностью раскрылся тебе, пусть даже вопросы эти на первый взгляд кажутся далекими от его творчества: каковы были его отношения с религией? Как влияла на него природа? Как он относился к женщинам, деньгам? Был ли богат, беден; каков был его распорядок дня, каков быт? Какие пороки или слабости были ему присущи? Любой из ответов на эти вопросы важен при оценке как автора, так и самого произведения...
Пруст резко отрицает подобный подход, считая, что литература – порождение иного «я» нежели то, что проявляется в повседневной жизни автора, и следует понимать отличие, например, светской беседы Стендаля от текста «Пармской обители». Есть такое явление как вдохновение, и чтобы говорить о творчестве какого-либо писателя или поэта, нужно через прочитанное произведение погрузиться в глубины себя, и попробовать воссоздать это «я» в себе.
Возможно, именно в силу «ошибочности» метода, Сент-Бёв в своих литературных портретах и критических статьях, несмотря на эрудированность, литературный вкус, элегантный слог и красноречие, высказывал о некоторых авторах и произведениях, скажем, поразительное мнение. Так, например, он делает следующие выводы о творчестве Стендаля: «я перечел, или скорее попытался это сделать, романы Стендаля; они просто омерзительны…».
По этой причине, по ироничному замечанию Пруста, «случись, скажем, сгореть всем произведениям XIX века, кроме «Понедельников», и придись нам руководствоваться ими в определении места каждого из писателей XIX века в литературе, Стендаль предстал бы перед нами писателем менее значительным, чем Шарль де Бернар, Вине, Моле, г-жа де Верделен, и многие другие, словом, чем-то средним между Альтоном Ше и Жакмоном».
(Хочется спросить, кто эти люди?)
Подобная же «недооценка» произошла у Сент-Бёва и с Нервалем.
2. Жерар де Нерваль «Сильвия»
Во времена Пруста «Сильвия», написанная в 1853 году, переживала «новое рождение», но восприятие этого, безусловно, прекраснейшего произведения искусства, было несколько поверхностным и шаблонным. В своей статье Пруст обращает внимание на предельный субъективизм Нерваля - повышенный интерес к воспоминанию, личностному восприятию, именно это он и называет художественным дарованием.
Здесь мы имеем дело с одной из тех нереальных по колориту картин, которых в реальности мы не видим – они не воскрешаются в нашем представлении с помощью слов, но иногда снятся нам или слышатся в музыке.
«Сильвия» - уникальная книга, попытка уловить «невыразимые ощущения человеческой души» в великолепном стилистическом оформлении. На мой взгляд, в мировой литературе не так много произведений, столько же прекрасных, как «Сильвия», мало и столь чутких её исследований: здесь, у Пруста и в «Шести прогулках…» у Эко.
3. Бодлер
Сент-Бёв был близко знаком и даже дружил с Бодлером и, верный своему биографическому методу, судил о поэте по его человеческим качествам, относился насмешливо-снисходительно и отказал в публикации статьи о «Цветах зла» в своих «Понедельниках».
Каким образом, недоумевает Пруст, можно было не разглядеть гения в Бодлере? Поэте, каждое слово которого – «чудо, окутывающее мысль покровом – то мрачным, то ярким, то притягательным». Пожалуй, это самая эмоциональная и вдохновенная статья из всего сборника, с цитатами из стихотворений, метафорическими образами, «игрой с ветром и беседами с облаками».
4. Бальзак
По мнению Пруста, переоцененный Сент-Бёвом писатель, точнее, последний отмечал и расхваливал Бальзака совсем не за те достижения (и произведения), которые действительно есть в его творчестве. Стиль писателя, так превозносимый Сент-Бёвом, Пруст называет вульгарным, но признаёт, что именно эта вульгарность, возможно, и придаёт силу иным бальзаковским описаниям. Главным же изобретением создателя «Человеческой комедии» следует считать сквозных персонажей, такая композиционная находка сразу же придала обыденным вещам литературную значимость.
У Бальзака есть тонкие и верные наблюдения, схваченные на поверхности светской жизни, но возвышающиеся над ней на ступеньку обобщения, достаточную, чтобы долгое время спустя можно было думать: как верно.
5. Флобер
Здесь суждения Пруста не станут откровенностью – Флобер всеми признанный стилист (примечательно, кстати, определение, данное Прустом стилю), «гений грамматики», отсюда, красота и естественность флоберовских пейзажей, точность и наглядность описаний, когда «вещи ведут себя как люди».
6. Солнечный луч
«Перед тем как снова лечь, мне захотелось узнать, что думает по поводу моей статьи мама...» Эта часть эссе - о семейных традициях и распорядке дня, устных высказываниях и письме, трудностях описания словами впечатлений и доставляемого ими удовольствия - войдёт в несколько переработанном, конечно, виде в «Поиски…». Здесь уже «предвосхищение» основной идеи Пруста – сегодняшнее ощущение, усиленное всеми прошлыми ощущениями, позволяет испытать нечто восхитительное, «воображаемое наслаждение, иллюзорное и вместе с тем единственное подлинное наслаждение для поэтов» - ожившее воспоминание.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
В сборнике есть также небольшие очерки о писателях - Ромене Роллане, Жане Мореасе, Л.Толстом, Достоевском, братьях Гонкурах; статьи о художниках – Рембрандте, Ватто, Моро, Моне; а так же небольшие наброски-размышления о творческом процессе, где Пруст анализирует такое сложное и трудноописуемое, но знакомое ему не понаслышке явление - вдохновение…
При жизни Пруста работа «Против Сент-Бёва» издана не была. В 1954 г. вышло первое издание некоторых статей под названием «Новая смесь», в 1971 г. опубликована та часть книги, которая носит литературно-критический характер. Именно книга «Против Сент-Бёва» стала побудительным мотивом к созданию «Поисков…» (а сама по этой причине осталась неоконченной), чем уже интересна, но самое главное – в ней изложена концепция литературы и искусства «по Прусту»: простая и гениальная «жизнь духа».
Книга прочитана в рамках флэш-моба "Урок литературоведения". Урок №2
«Писатели, которыми мы восхищаемся, не могут служить нам проводниками, поскольку в нас самих заложено нечто вроде магнитной стрелки или почтового голубя — нечто, ориентирующее нас. Влекомые этим внутренним инстинктивным указанием, мы летим вперед своим путем, порой оглядываясь по сторонам, бросая взгляд на новое произведение Франсиса Жамма или Метерлинка, на незнакомую нам доселе страницу Жубера или Эмерсона, и, находя их мысли, ощущения, попытки выразить их средствами искусства, созвучными тому, чем мы сами заняты в данный момент, испытываем наслаждение: они — указательные столбы, по которым видно, что мы не сбились с дороги…»
Поскольку моя магнитная стрелка, как я могла уже неоднократно убедиться, направлена, в том числе, в сторону Марселя Пруста, любая его книга, даже неоконченная, вызывает у меня пристальный интерес. «Против Сент-Бёва» - сборник незавершённых статей о литературной критике, а также нескольких эссе о художниках, писателях и поэтах. Про подобные неоконченные работы обычно говорят, что место их – в последнем томе ПСС, и интерес они представляют исключительно для специалистов. Это справедливо, но лишь отчасти.
Известно, что Пруст всю жизнь писал только одну книгу – «В поисках утраченного времени», поэтому неудивительно, что размышления об искусстве для отдельной критической статьи постепенно переросли в нечто большее и заняли свое место в «Поисках» (кстати, сам Сент-Бёв «присутствует» в эпопее в качестве профессора Бришо). Тем не менее, даже незавершённые статьи представляют огромный интерес, по двум причинам: во-первых, здесь Пруст говорит о своём видении искусства и литературы, а во-вторых,он прекрасный литературный критик, обладающий «идеальным литературным слухом», чему подтверждение ряд пастишей (подражаний стилю). Именно поэтому прустовское исследование творчества того или иного писателя отличается глубочайшим «чувствованием» и взглядом изнутри. Но обо всём по порядку.
1. Сент-Бёв и его метод
И здесь самое время сказать несколько слов о Сент-Бёве. Шарль Огюстен Сент-Бёв (1804 – 1869) – французский публицист и литературный критик, мастер литературного портрета. В те времена критик исполнял роль своего рода посредника между писателем и резко возросшей читающей массой, не всегда достаточно образованной и обладающей необходимой силой суждения как для выбора что читать, так и что о прочитанном думать.
Сент-Бёв публиковал в газете «Конститусьонель» еженедельные статьи-рецензии (отсюда название одного из сборников его работ - «Беседы по понедельникам») и очень скоро стал авторитетным критиком, чьи суждения и оценки непререкаемы и неопровержимы. Суть же метода Сент-Бёва (получившего название «биографического») очень проста: необходимо изучить биографию писателя или поэта, его повседневную жизнь, знакомства, переписку и только с этой точки зрения говорить о творчестве, тем самым утверждалось тождество произведения и создавшего его «гения».
Для меня литература существует в неразрывной связи с человеком, по меньшей мере неотделима от остального в нём… Чтобы понять всего человека, не помешает всесторонне изучить его. До тех пор, пока не задашь себе определенного количества вопросов о писателе и не ответишь на них, нельзя быть уверенным, что он полностью раскрылся тебе, пусть даже вопросы эти на первый взгляд кажутся далекими от его творчества: каковы были его отношения с религией? Как влияла на него природа? Как он относился к женщинам, деньгам? Был ли богат, беден; каков был его распорядок дня, каков быт? Какие пороки или слабости были ему присущи? Любой из ответов на эти вопросы важен при оценке как автора, так и самого произведения...
Пруст резко отрицает подобный подход, считая, что литература – порождение иного «я» нежели то, что проявляется в повседневной жизни автора, и следует понимать отличие, например, светской беседы Стендаля от текста «Пармской обители». Есть такое явление как вдохновение, и чтобы говорить о творчестве какого-либо писателя или поэта, нужно через прочитанное произведение погрузиться в глубины себя, и попробовать воссоздать это «я» в себе.
Возможно, именно в силу «ошибочности» метода, Сент-Бёв в своих литературных портретах и критических статьях, несмотря на эрудированность, литературный вкус, элегантный слог и красноречие, высказывал о некоторых авторах и произведениях, скажем, поразительное мнение. Так, например, он делает следующие выводы о творчестве Стендаля: «я перечел, или скорее попытался это сделать, романы Стендаля; они просто омерзительны…».
По этой причине, по ироничному замечанию Пруста, «случись, скажем, сгореть всем произведениям XIX века, кроме «Понедельников», и придись нам руководствоваться ими в определении места каждого из писателей XIX века в литературе, Стендаль предстал бы перед нами писателем менее значительным, чем Шарль де Бернар, Вине, Моле, г-жа де Верделен, и многие другие, словом, чем-то средним между Альтоном Ше и Жакмоном».
(Хочется спросить, кто эти люди?)
Подобная же «недооценка» произошла у Сент-Бёва и с Нервалем.
2. Жерар де Нерваль «Сильвия»
Во времена Пруста «Сильвия», написанная в 1853 году, переживала «новое рождение», но восприятие этого, безусловно, прекраснейшего произведения искусства, было несколько поверхностным и шаблонным. В своей статье Пруст обращает внимание на предельный субъективизм Нерваля - повышенный интерес к воспоминанию, личностному восприятию, именно это он и называет художественным дарованием.
Здесь мы имеем дело с одной из тех нереальных по колориту картин, которых в реальности мы не видим – они не воскрешаются в нашем представлении с помощью слов, но иногда снятся нам или слышатся в музыке.
«Сильвия» - уникальная книга, попытка уловить «невыразимые ощущения человеческой души» в великолепном стилистическом оформлении. На мой взгляд, в мировой литературе не так много произведений, столько же прекрасных, как «Сильвия», мало и столь чутких её исследований: здесь, у Пруста и в «Шести прогулках…» у Эко.
3. Бодлер
Сент-Бёв был близко знаком и даже дружил с Бодлером и, верный своему биографическому методу, судил о поэте по его человеческим качествам, относился насмешливо-снисходительно и отказал в публикации статьи о «Цветах зла» в своих «Понедельниках».
Каким образом, недоумевает Пруст, можно было не разглядеть гения в Бодлере? Поэте, каждое слово которого – «чудо, окутывающее мысль покровом – то мрачным, то ярким, то притягательным». Пожалуй, это самая эмоциональная и вдохновенная статья из всего сборника, с цитатами из стихотворений, метафорическими образами, «игрой с ветром и беседами с облаками».
4. Бальзак
По мнению Пруста, переоцененный Сент-Бёвом писатель, точнее, последний отмечал и расхваливал Бальзака совсем не за те достижения (и произведения), которые действительно есть в его творчестве. Стиль писателя, так превозносимый Сент-Бёвом, Пруст называет вульгарным, но признаёт, что именно эта вульгарность, возможно, и придаёт силу иным бальзаковским описаниям. Главным же изобретением создателя «Человеческой комедии» следует считать сквозных персонажей, такая композиционная находка сразу же придала обыденным вещам литературную значимость.
У Бальзака есть тонкие и верные наблюдения, схваченные на поверхности светской жизни, но возвышающиеся над ней на ступеньку обобщения, достаточную, чтобы долгое время спустя можно было думать: как верно.
5. Флобер
Здесь суждения Пруста не станут откровенностью – Флобер всеми признанный стилист (примечательно, кстати, определение, данное Прустом стилю), «гений грамматики», отсюда, красота и естественность флоберовских пейзажей, точность и наглядность описаний, когда «вещи ведут себя как люди».
6. Солнечный луч
«Перед тем как снова лечь, мне захотелось узнать, что думает по поводу моей статьи мама...» Эта часть эссе - о семейных традициях и распорядке дня, устных высказываниях и письме, трудностях описания словами впечатлений и доставляемого ими удовольствия - войдёт в несколько переработанном, конечно, виде в «Поиски…». Здесь уже «предвосхищение» основной идеи Пруста – сегодняшнее ощущение, усиленное всеми прошлыми ощущениями, позволяет испытать нечто восхитительное, «воображаемое наслаждение, иллюзорное и вместе с тем единственное подлинное наслаждение для поэтов» - ожившее воспоминание.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
В сборнике есть также небольшие очерки о писателях - Ромене Роллане, Жане Мореасе, Л.Толстом, Достоевском, братьях Гонкурах; статьи о художниках – Рембрандте, Ватто, Моро, Моне; а так же небольшие наброски-размышления о творческом процессе, где Пруст анализирует такое сложное и трудноописуемое, но знакомое ему не понаслышке явление - вдохновение…
При жизни Пруста работа «Против Сент-Бёва» издана не была. В 1954 г. вышло первое издание некоторых статей под названием «Новая смесь», в 1971 г. опубликована та часть книги, которая носит литературно-критический характер. Именно книга «Против Сент-Бёва» стала побудительным мотивом к созданию «Поисков…» (а сама по этой причине осталась неоконченной), чем уже интересна, но самое главное – в ней изложена концепция литературы и искусства «по Прусту»: простая и гениальная «жизнь духа».
Книга прочитана в рамках флэш-моба "Урок литературоведения". Урок №2
Когда граф вздыхал: «Ах, Бальзак! Бальзак! Будь у нас побольше времени! Вы читали „Герцогиню де Мер“?», графиня заявляла: «Я не люблю Бальзака, у него все сверх меры». Она вообще не любила людей, которые делают что-то «сверх меры» и служат как бы упреком таким, как она, во всем соблюдающим умеренность: тех, кто дает «непомерные» чаевые, на фоне которых ее собственные выглядят «непомерно» скудными; тех, что выказывают по смерти близких больше горя, чем принято; тех, кто для оказавшегося в беде друга делает больше, чем положено, или идет на выставку только затем, чтобы взглянуть на какую-нибудь картину, не изображающую одного из его знакомых и не являющуюся тем, на что надо идти смотреть. Если ей, ничего не делающей сверх меры, задавали вопрос, видела ли она такое-то полотно, она просто отвечала: «Если это надо видеть, значит, видела».
Книга, в которой впервые познакомился с каким-то произведением, — как платье, в котором впервые увидел любимую: оно напоминает нам, чем она была тогда для нас, а мы для нее. Отыскивать подобные книги — единственный для меня способ быть библиофилом. Издания, в которых я впервые прочел какие-то произведения, в которых они впервые тронули мое воображение, — вот единственные «первые» издания, «оригинальные издания», любителем которых я являюсь. Впрочем, с меня довольно и воспоминаний о них. Их ветхие страницы так жадно впитывают воспоминания, что я боюсь, как бы они не поглотили и сегодняшние мои впечатления, как бы не упустить впечатления прошлого. Я хочу, чтобы стоило мне подумать о них, они открывались именно на той странице, на которой я закрывал их, сидя под лампой или в плетеном кресле в саду, когда подходил папа и говорил: «Сиди прямо».
Не забыть: книги творятся в уединении, они дети тишины. А дети тишины не должны иметь ничего общего с детьми слова, с мыслями, рожденными из желания произнести что-либо, из желания осудить, высказать свою точку зрения, то есть из неясной идеи.
Прекрасные произведения, которые мы напишем, если обладаем талантом, живут в нас, неразличимые, как воспоминание о покорившем нас мотиве: он ускользает от нас, мы не в силах ни напеть его, ни записать, ни назвать число пауз или порядок чередования звуков в мелодии. Те, кого неотступно преследует это смутное воспоминание об истинах, которых они никогда не знали, — одаренные люди. Но если они довольствуются констатацией того, что слышат упоительную мелодию, и не способны передать ее другим, у них нет таланта. Талант — нечто вроде памяти, которая позволит им, наконец, приблизить к себе эту смутно доносящуюся музыку, отчетливо различить ее, записать, воспроизвести, напеть. С возрастом талант, как память, слабеет, умственный мускул, сближающий внутренние и внешние воспоминания, утрачивает силу. Порой это случается уже в молодости и длится всю жизнь из-за отсутствия упражнений, из-за слишком скоро наступившего довольства самим собой. И никто никогда не узнает, даже ты сам, тот неуловимый и чудный мотив, который преследовал тебя.
Тот, кто хоть раз любил, знает, насколько случайные связи, которые называют любовью, низменны в сравнении с подлинной любовью. Возможно, будь любому доступно испытывать любовь к произведениям искусства, как любому доступно (так, по крайней мере, кажется на первый взгляд) любить существо другого пола (я говорю об истинной любви), люди знали бы, как редка настоящая любовь к произведениям искусства и насколько далеки от этой любви многочисленные легкие удовольствия, о которых разглагольствуют иные одаренные и ведущие размеренную жизнь люди.