Рецензии на книгу «Кротовые норы» Джон Фаулз

«Писатель никогда ничего не должен ждать от других людей. Он пишет только для себя!»
Жюльен Грак
Вероятно, я тороплюсь с выводами, но Фаулз-романист, на мой взгляд, гораздо интереснее, изобретательнее и убедительнее Фаулза-публициста. Разумеется, фамилию Фаулз в предыдущем предложении нужно взять в кавычки: речь идет не о реальном писателе, авторе эссе из сборника «Кротовые норы», а о моем представлении о нем. Вещь очевидная - «человек не знает ни солнца, ни земли, а знает только глаз, который видит солнце, руку, что осязает землю», – но сам Фаулз неоднократно возвращается к этой теме: пишет о публичной псевдоперсоне, маске, что скрывает писателя от читателя, Голдинге и «Голдинге» и т.д.

За долгие годы читательства вопреки здравому смыслу у меня сформировался ряд пожеланий к нехудожественной прозе писателей. Например, когда профессиональный писатель пишет статью на общественно-политическую тему, мне хочется, чтобы голос его дрожал от волнения, а если страсти нет, то и писать не стоило; для объективно-аналитических рассуждений существуют журналисты и политологи. Статьи о литературе и творчестве других писателей должны быть в первую очередь оригинальными и только затем - искренними; а личное, автобиографическое письмо – должно ли оно существовать в принципе? Всё, что нужно о себе, по-моему, большинство писателей уже сказали в художественной прозе, с остальным справятся биографы. Ребячество, конечно, но c’est plus fort que moi. Надо ли говорить, что у Фаулза всё иначе? Например, читая «Фолклендские острова и предсказанная смерть», - замечательное эссе, вдумчивое, неторопливое, но... равнодушное? - так и хотелось воскликнуть: «о, если бы ты был холоден, или горяч! Но как ты тепл». Словом, эссеистика Фаулза, и это моё главное впечатление от сборника, носит исключительно абстрактный характер и, по сути, представляет собой набор отвлеченных рассуждений на заданную тему. Попробую пояснить на примере.

Представим ситуацию: некий человек, режиссер по профессии, посмотрел в молодости «лучший фильм всех времен и народов» «Гражданин Кейн». Прошло двадцать лет, за это время наш герой ни разу не пересматривал фильм (но наверняка встречался с аллюзиями и цитатами в других произведениях, допустим, он читал «Дэниела Мартина»), забыл сюжет, имена действующих лиц, что такое «розовый бутон», но хорошо помнит свои ощущения от единственного просмотра. Неожиданно этот человек решает написать эссе о «Гражданине Кейне» и постараться объяснить, почему фильм Орсона Уэллса считается «культовым». Сразу же возникает вопрос: почему герой уверен в «значимости» фильма, если он его не помнит? Из-за яркого первого впечатления или потому что таково общее мнение? Но тогда на каком основании он доверяет своему первому впечатлению (мнению других)? Наш герой рассуждает примерно следующим образом: Орсон Уэллс расчистил вокруг себя определенное пространство в истории кино и благодаря этому стал как бы вехой, контрольной точкой для всех режиссеров, явившихся после него. Это личное ощущение автора статьи или попытка объяснить «долгую жизнь» фильма?

Вышенаписанное – вольный парафраз статьи Фаулза «Мои воспоминания о Кафке». Понятно, почему Фаулз никогда не перечитывал Кафку (страх перед подражанием), но при этом уверен, что хорошо его знает («что мне действительно хорошо известно в его творчестве, так это его дух, тон его голоса, краски (или их отсутствие), тенденция и подспудный смысл его работ, его блистательная единая метафора»), но зачем писать столь бессодержательное и отвлеченное эссе о Кафке? Чтобы поговорить о себе, не обозначая прямо предмет разговора? Кажется, такой прием обманчивой скромности устарел уже со времен Монтеня. Не понимаю. Видимо, никогда мне не стать Образцовым читателем, по терминологии Умберто Эко, и не научиться «правильно» интерпретировать тексты.

И раз уж речь зашла об Умберто Эко, интересно было бы сравнить реакцию читателей – на предмет побуждения прочитать описываемую книгу – на рекомендации Эко и Фаулза.
Умберто Эко о «Сильвии» Жерара де Нерваля:

«Я прочел её в двадцать лет и с тех пор продолжаю перечитывать… Я успел изучить каждую запятую и каждый потайной рычажок этой повести. Сорок лет перечитывания одного и того же произведения показали мне, какие глупцы те, кто утверждает, что препарирование и дотошный анализ текста убивают его магию. Хотя я знаю «Сильвию» во всех её анатомических подробностях – возможно, потому, что я знаю её так хорошо, - всякий раз, снимая её с полки, я заново влюбляюсь в неё, словно читаю впервые».

Джон Фаулз о «Большом Мольне» Ален-Фурнье:

«Большой Мольн – это, по-моему, одна из тех редких книг, которую – что пошло бы лишь на пользу читателю – не следовало никогда подвергать анализу. Я помню, что когда впервые – давным-давно, еще школьником – прочел «Большой Мольн», он так сильно подействовал на меня, задел в моей душе столько тайных струн, что уж мне не хотелось слушать ничьих разъяснений, в чем же заключается тайный смысл этого произведения. Разумеется, это вовсе не означало, что тогда я уже сам разобрался во всем и понимал, почему эта книга оказывает на людей такое воздействие; и все-таки я считал, что относиться в ней так, как относятся к обычным книгам, и уж тем более анализировать, раскладывать по полочкам её содержание совершенно недопустимо, как нельзя разбирать на отдельные нити сотканное кудесником невыразимое волшебство».

Вполне вероятно, что результат сравнения был бы равным. В действительности, «в подходах» двух писателей нет противоречия. Но фаулзовское «никогда не подвергать анализу» - обычная фигура речи. Чем принципиально отличается анализ прочитанной книги от анализа впечатлений от прочитанной книги? Такая же риторическая фигура и «сотканное кудесником волшебство». И здесь мне видится главный недостаток эссеистики «Фаулза»: написано очень красиво (в отличие от настоящей рецензии), но слишком много риторики, софизмов и расплывчатых формулировок. Но все «претензии» неуместны: писатели, настоящие писатели, как Джон Фаулз, пишут только для себя!

Оксфордский энциклопедический словарь: «Кротовые норы – гипотетические связи между далеко отстоящими друг от друга областями пространства-времени». Определение из квантовой физики. Кстати. Есть прекрасный научно-популярный фильм на сей счет, спродюссированный Морганом Фрименом. Но это – к слову.
53 страницы с комментариями (из 700): книжка – сборник эссеистики романиста. Возможно, это было заблуждением, неверной посылкой, но одно время меня интересовала современная британская проза. Точнее тема такая – пост имперский синдром. Существует ли он подобно фантомной боли удаленной конечности? И если – да, то где же его искать ещё, как не в Британской империи, простите, литературе. Кстати, как джентльмен, Фаулз пишет об утрате domaine, которую в комментариях переводят как поместье, владение, домен, у Фаулза – утрата корней, - думается, он смотрит шире: утрата империи как основы первенства, аристократизма и потрясающей материальной культуры нации. Но это, разумеется, сугубо имхо.
О, разумеется, можно напридумывать кучу всяких идей относительно вечно саднящего статуса экс-метрополии с темами глубокого писателя. Например. «Гибельная извращенность коллекционера» - выражение Фаулза. Почему бы не придумать свою «систему», объясняющую неосознанное стремление удержать ускользающее материальное, осязаемое, пришедшее, накопленное той эпохой – невозвратимой как золотой век?
Или тема непреходящей любви к естественной истории. Можно и так посмотреть: нарождающемуся колониалисту Британской империи – от Робинзона Крузо до вполне зрелого и почти последнего колониалиста Уинстона Черчилля – знание географии, ботаники, эволюции видов и истории земель были совершенно необходимы. Для проекта «Империя». Вот и вся эзотерика.
Третья большая тема Фаулза – природа вообще. Ну, тоже: почему бы не продолжить в том же ключе? Тем более, что газоны – подстрижены, архитектура – на загляденье, высокомерие – на месте, с ИРА – почти полное замирение, беженцы – перед Ла-Маншем.
К чему я? У каждого свой Фаулз, в своем контексте. Обратите и зацените оригинальность мысли! У меня, для меня он – такой, мудрый человек уходящей эпохи. Да что там эпохи: если так дальше пойдет – цивилизации.
Позвольте дать несколько цитат из эссе Фаулза в соответствующем разделе. А в заключение имел бы нескромность порекомендовать фильм «Зулу». Он не имеет отношения непосредственно к Фаулзу. Он – о Британии, над которой когда-то не заходило солнце.

Потрясающе! Именно после этого "произведения" Фаулз рискует попасть в "топ-лист" моих любимейших (представляете, как ему лестно было бы услышать это!). Да-да, не после написанных им романов, но после его небольших работ, открывающих нам тернистый путь не только к его личности, но и к обществу в целом.

Представьте себе, что основные ваши убеждения, взгляды, принципы и интересы представлены в ретроспективе - пласт за пластом, с временными наслоениями и вкраплениями, образуя богатый "культурный слой" вашей жизни, пронизанный червоточинами, способными перенести в мгновенье ока сквозь пространство и время вашей памяти. Это и будут ваши "кротовые норы".

Здесь же речь пойдет о "Кротовых норах" Фаулза.

В аннотации к книге подчеркивается ее важность в качестве дополнительного материала после прочтения романов писателя, а как по мне, она интересна и как самостоятельное произведение. Вернее, сборник.

Даже для тех, кто не знаком с Джоном Фаулзом, а его книг и в руках не держал, эссе о различных писателях - от Марии Французской до Голдинга, размышления о писательстве, как образе жизни и о судьбе писателя, а также заметки об экологии и живой природе, должны быть интересны. Именно благодаря им я, например, познакомилась с ле "Песнь о жимолости", с фотографиями Фэй Годвин и замечательной жизнью Джона Обри.
К тому же, и написано это все человеком не "с улицы". Все темы, которые Фаулз поднимает в своих эссе, являются для него глубоко личными, не просто обдуманными, но прожитыми - это видно хотя бы по тому, как интегрированы они в его личный жизненный опыт, о котором он, кстати, довольно много и увлекательно рассказывает.

Мне даже немного жаль, что эта книга не попалась мне первой из всех сочинений Фаулза. Любопытно было бы познакомиться с ним не с "черного" входа, посредством "Волхва" (первая книга, которую я у него прочла), а с этого, "парадного". Познакомиться с ним как с человеком, а не как с писателем.
Именно здесь Фаулз снимает маску "демиурга" и говорит от своего имени, формируя в воображении читателя свой образ со всеми взглядами, противоречиями, принципами, фантазиями, страхами и увлечениями, свои "кротовые норы".

Почему-то сейчас, когда книга прочитана, хочется попрощаться с ней словами ее же автора: "Мы все пишем стихи; поэты отличаются от остальных лишь тем, что пишут их словами". У меня осталось сложнообъяснимое чувство, что Фаулз, несмотря на славу романиста, в первую очередь поэт, но поэт, пишущий не словами.

дорогой джон!

«Чувство утраты весьма существенно для романиста и замечательно плодотворно для его творений, какую бы душевную боль ни причиняло оно ему самому».
«Язык не мог компенсировать мне утрату, но, нанизывая одно за другим слова, я сумел хотя бы создать что-то такое, что помогло мне громко заявить о своей утрате… Чувство утраты дало мне голос. Только то, что безвозвратно утеряно, требует, чтобы его непрестанно называли по имени: маниакально веришь, что если все время звать утраченное, оно обязательно вернется. Без утрат не было бы литературы» Гюнтер Грасс. Утраты

У меня новый роман! Роман о романе, о романах, я читаю Фаулза и я в него влюблена, как будто мы со старым другом встретились и предались легкой болтовне за чашкой чая, иронизируя, восхищаясь, подшучивая и обмениваясь впечатлениями о книгах. Если бы я могла я бы его расцеловала, это не книга, это бальзам на душу, вон он - человек! Не "онанирующие критики", которые

"Но высказавшись обо всем этом достаточно недобро, я признаю, что Кафка оказал на меня влияние. Несколько немецких критиков сообщили мне об этом. "

, а настоящий автор, такой какой он есть. это очень, как окаянные дни бунина , звучит дико, но я почти смеялась, сама с собой, с книгой в метро, хотя в общем-то нет ничего смешного. Но просто я тоже позавчера дочитала кафку и мысли фаулза - мои мысли, он вообще! Я страстно прижимала к себе книжку каждые 5 минут не в силах совладать с эмоциями, когда меня переполняет восхищение, я не знаю что мне делать - слишком много мыслей, с одной стороны мне хочется рассказать всем и делиться-делиться, а с другой мне нужно прежде все это испытать самой, пережить и слишком большая доза вредна, я перевариваю по чуть-чуть, тяну удовольствие по страничке. Есть нужда говорить что Коллекционер - моя любимая книга, а Сара, женщина французского лейтенанта, с ее свободой - один из лучших женских портретов в литературе на мой вкус?

Присоединяйтесь:

Не могу вспомнить ни одного эпизода из Кафки, за исключением того, где человек, лежащий в постели, превращается в таракана. Мне кажется, это было в рассказе, который называется «Метаморфоза». Помимо этого образа, ничего конкретного вспомнить не могу. Не знаю, что Кафка хотел сказать этой историей.

Фаулз просто душка.

Мы знаем, что в книгах об Алисе присутствует – хотя и глубоко скрытый – плотный слой математической логики; а в Доджсоне мы, несомненно, узнаем ученого пионера-исследователя как в области юмора, так и в области психологии, если не в математике самой по себе, – хотя зеркальная вселенная и антивещество современных физиков, вне всякого сомнения, очень пришлись бы ему по душе. Но, по-видимому, его символический мир слишком абстрактен и расплывчат, чтобы прилагательным «кэрролловский» или «алисийский» удалось проскользнуть в наш повседневный словарь. Такая жалость! Я, например, не смог бы подобрать лучшего слова для определения той внешней политики, какую ведут Соединенные Штаты последние несколько лет.

как же интересно пишет Фаулз! интересно читать было каждую главу. это как заглянуть за кулисы или прочитать мысли писателя, его взгляды на литературу, творчество, жизнь!

В основу идеи - так назвать книгу положено словосочетание, "кротовые норы", в том смысле, как оно употребляется в современной физике. Оксфордский энциклопедический словарь толкует его так: «Гипотетические взаимосвязи между далеко отстоящими друг от друга областями пространства-времени».
Как пишет Джон Фаулз:
"Название показалось мне вполне подходящим, хотя бы метафорически, поскольку весьма сложное пространство-время, в котором я существую, пусть и очень далекое от современной физики, есть пространство-время моего собственного воображения.
Все серьезные писатели непрестанно ищут – каждый для себя – «кротовые норы», которые могли бы связать их с иными областями, иными мирами.
Я часто сижу, зарывшись, словно крот, в старые книги, которые время от времени собираю; я живу в очень старом доме, у меня большой старый сад, так что я прекрасно знаком и с буквальным значением слов «кротовые норы»: отсюда и выбор названия. Во всяком случае, мне вряд ли понравилось бы такое, что не могло – хотя бы иногда – вызвать у меня улыбку".
Эта книга - сборник эссе писателя на самые разные темы. Из представлений автора о тех или иных областях жизни, истории, литературы, анализа собственных произведений, взглядов на взаимоотношения человек - природа и др., складывается, как из мозаики, образ личности писателя, личности, невероятно мне симпатичной.
Читала сборник, с радостью находила точки соприкосновения в образе мыслей, в выборе чтения, чему-то училась, чему-то удивлялась, в целом возникло чувство, что у меня появился друг, так что Фаулзу, которого физически сейчас уже нет в живых, действительно удалось "отхватить себе кусок ... от того пирога, которого (и всякий в глубине души это прекрасно понимает) па самом-то деле вовсе и не существует: я имею в виду бессмертие".
По мере чтения возникали такие яркие зрительные образы, что до сих пор вспоминаются так, как будто бы я видела описываемое своими глазами. Таков, к примеру, образ кораблекрушения в статье "Острова", когда жители острова, живущие в невежестве и нищите, вооружившись баграми и другими приспособлениями, во время разбушевавшейся бури идут, как стая диких зверей, вдоль скалистого берега, в вожделении взирая на терпящий кораблекрушение корабль, чтобы добить матросов и разграбить корабль. В другом случае: бродящие вдоль берега коровы, к высоким рогам которых привязывали горящие ветки, и эти блуждающие "маяки" спасали от кораблекрушений корабли. Или образ девушки, которая молится: "Господи, пошли нам кораблекрушение, чтобы я наконец смогла выйти замуж!"/за спасшегося мореплавателя/. Милая молитва!))
Тема острова, островов, как и Фаулзу, мне очень близка. Приведу пару цитат, которые хочется сохранить, не для каких-то особых целей, а так - как собирают камешки, минералы, время от времени достают их, рассматривают, держат в ладони (у меня такого добра очень много!:)
"Остров всегда присутствует там, где имеет место магия, то есть столкновение человека с такой истиной или такими обстоятельствами, которые он не может с точки зрения логики ни предсказать, ни ожидать; и это ощущение странным образом возникает порой буквально из ничего – из череды полувахт, из простого созерцания берега, когда проплываешь мимо острова во время путешествия, из самого процесса писательства".
"Настоящий остров в этой пьесе – это наша планета в океанически беспредельном космосе". /имеется ввиду пьесса Шекспира "Буря"/
"Все больше и больше мы утрачиваем способность думать так, как думают поэты – перелетая мыслью через все воображаемые пределы и священные рубежи. Все больше и больше мы думаем – или, точнее, нам постепенно внушают, что мы так думаем, – в рамках достоверных фактов, таких, как деньги, время, личные удовольствия, авторитетные знания. Одна из причин, по которой я так люблю острова, связана с самой их природой, с их нравом: они подвергают сомнению разговоры о нехватке воображения; и если с ними должным образом знакомиться, то они просто заставят тебя остановиться и немного подумать, задать себе вопросы: почему я здесь? что мне нужно? для чего вообще затеяно все то, что в моей жизни стало не так, как надо?"
В этом же эссе писателем рассматривается тема загадочных лабиринтов в частности на островах Силли, их ритуальное значение, символизм образа лабиринта в художественном творчестве.
"Ранее существовал специальный путеводитель по знаменитому лабиринту Хэмптон-Корта, и в нем был обозначен самый короткий путь к центру. Но никто из тех, кто пользовался этим путеводителем, так никогда и не сумел до центра добраться, ибо центр лабиринта – не в раскрытой заранее тайне, а в самом процессе ее раскрытия".

Фотография британского фотографа Фэй Гудвин, "Лабиринт троянского города, Сент-Агнес, Остров Сцилли, 1977". Фото отсюда

Troy Town Maze St Agnes Isles of Scilly 1977

О творчестве Фэй Гудвин Фаулз пишет в статье "Земля" с горечью рассуждая об экологическом и духовном невежестве "представителей нашего вида живых существ"

"Я не знаю, каковы были чувства самой Фэй, когда она делала свои снимки, но в них – как и почти во всех ее лучших работах – для меня содержится некий безошибочно угадываемый подтекст: грустное предупреждение, словно она знает, что фотографирует реликтовые пейзажи, которые для большинства из нас – точно лица наших покойных Друзей".

"Подавляющее большинство представителей нашего вида живых существ убивают природу и уничтожают естественный природный ландшафт по всему миру, и хоть какие-то отражения этого процесса необходимо увидеть всем.
Вот это-то как раз я и вижу – и все чаще и чаще! – в работах Фэй. Она называет это документальным реализмом; я бы скорее назвал это творческой честностью".

Немалую часть в эссе "Природа природы" занимают рассуждения автора о соотношении научного и чувственного по отношению к природе.

"Истинно верующему в научный прогресс и его базовый этос мои рассуждения, должно быть, представляются абсурдными: опять этот кошмарный малый, простоватый, но бойкий на язык и порой даже раздражающий своей речистостью и позерством! То, как я в своем неухоженном саду изобретаю названия – как латинские, так и английские – для тех растений, настоящие «ярлыки» которых, навешенные на них учеными, я давно позабыл… о, это, безусловно, достойно осуждения! Ведь это поистине бесстыдное и совершенно непростительное запутывание невинных людей!

И все же я страстно люблю природу. Я никогда по-настоящему не понимал, почему я так любил свою, ныне покойную, жену, но все же я очень ее любил; и я давно уже понял, что незнание (то есть преобладание эмоций над здравым смыслом и разумом) и является, видимо, той самой, «загадочной», частью любви".

Фаулз пытается донести до читателей свою точку зрения на природу - как равноправную с человеком вплоть до юридических отношений (в книге приводится пример, когда американский суд рассматривал дело, в котором исковой стороной выступала река, а ответчиком - город), говорит о необходимости и возможности понимания природы, её "инаковости" через поэзию, художественную литературу. Многократно в сборнике, и в этом случае тоже, упоминается имя Д.Г. Лоуренса, одного из ключевых английских писателей 20 века. Его стихи в переводе Виктора Постникова можно почитать Здесь

Благодаря этой книге у меня уже наметился еще один небольшой список авторов, с творчеством которых я хочу обязательно познакомиться: это вышеупомянутый Д.Г. Лоуренс, Мария Французская (XII век), Уильям Голдинг, Ален - Фурнье, Томас Харди, Даниель Дефо (хочу перечитать "Робинзон Крузо") и, конечно, планирую продолжить знакомство с творчеством самого Джона Фаулза, который так определяет взаимоотношения писатель - читатель:
"Писание – занятие активное, и произведения, которыми я всегда восхищаюсь и к уровню которых буду всегда стремиться, те, что делают и чтение занятием активным: книга читает читателя, как радар читает неизвестное. И неизвестное – читатель – это чувствует".

"Кротовые норы" Джон Фаулз

Как же я любила романы Фаулза лет пять назад. Читала их один за другим, пока не споткнулась на середине Дэниэла Мартина. Я думала прочитаю все романы и приступлю к эссеистике. Это было не верное решение.
Прочитав Аристос, и теперь, Кротовые норы, могу авторитетно заявить - нехудожественные произведения Фаулза нуднейшая скукота.
На простой, заданный им же самим вопрос, он так тонко растекается по древу, что вы уже забывается с чего всё начилось. Нет, вначале засыпаете, потом просыпаетесь, ищете и с тркдом находите.
Даже на такой теме как кино, некоторые романы Фаулза были экранизованы, а он примал участие в написании сценариев,которую трудно сделать скучной, наш красавец смог. В статье об экранизации Женщины французкого летенанта, вроде начал интересно, но быстро скатился в никому не нужную рассуждаловку об общем.
Если подвести итог, то можно сказать, что Фаулз один из тех немногих людей, кому образование не принесло пользу, а навредило. Его вездесущий, неотпускающий академизм, делает его ессе очень трудно читаемыми.
Если вам сейчас нравятся романы Фаулза, вы на пике любви к его прозы и вы подумываете почитать Кротовые норы - читайте. Позже будет поздно.

Вот этого Фаулза, который не морочит мне голову, а честно поверяет свои истинные мысли по поводу самых разнообразных тем, я готова принимать (читать). После этой книги очерков и эссе Фаулз обрел для меня законченный образ английского писателя, влюбленного во Францию и Грецию. Было очень любопытно, познавательно и часто необычно.

Замечаю, что у любимых писателей нехудожественная проза мне нравится так же, а порой и чуть больше чем художественная. То есть не только герои и повествование и стиль оказываются близки - но и жизненная философия.
Безусловно, "Кротовые норы" читать тяжелее, чем "Аристоса". Связано это с тем, что статьи в этой книге собраны как они есть - Фаулз не пытался адаптировать их под читателя, не пытался хоть как-то приблизиться до его уровня. Они - сложные, в них поднимаются серьезные проблемы. Одна из них - а может быть и главная - его отношение к охране природы, о том, что недостаточно просто говорить об этом или жертвовать деньги - важно самому защищать природу каждый день. Фаулз, пожалуй, мог бы оправдать насилие над человеком - но не может оправдать насилия над животными и природой, над тем, что не может дать сдачи. Хотя на мой взгляд, природа своим умиранием как раз и устраивает ту самую "сдачу", точнее "отдачу".
В сожалению, не так уж много времени он уделяет своим произведениям - зато много рассказывает о том, какие писатели повлияли на него в разное время. Разбор "Шерлока Холмса" получился просто уничтожительным - но вместе с тем видно, как он его любит. Порадовало, что в интервью он упомянул Барнса как одного из английских писателей, которые ему импонируют - и тут мы снова пересеклись, как ни странно. Понравилась и статья о Лоуренсе, а также воспоминания о встрече с Голдингом и рассуждения о том, что мы представляем писателя по его произведениям, а он может оказаться совсем другим.
В общем, единственным грустным моментом были упоминания о его книгах, которые он собирался дописать. Дописаны они не были, и жаль, что никогда не увидят свет. Очень надеюсь, что однажды у нас переведут или удастся достать в оригинале вторую часть его "Дневников" - одна из немногих книг, которыми я очень жажду обладать, и непременно в твердой обложке.
Фаулз написал не так уж много книг (кажется, около десятка) и не получал Нобелевских и Букеровских пермий - однако он остается одним из лучших писателей 20 века, которые успели сказать миру очень многое.