Жизнь тех, о ком мы пытаемся здесь рассказать, почти всегда была непрестанным мученичеством; оттого ли, что трагическая судьба ковала души этих людей на наковальне физических и нравственных страданий, нищеты и недуга; или жизнь их была искалечена, а сердце разрывалось при виде неслыханных страданий и позора, которым подвергались их братья, – каждый день приносил им новое испытание; и если они стали великими своей стойкостью, то ведь они были столь же велики в своих несчастьях.
«Толстой – великая русская душа, светоч, воссиявший на земле сто лет назад, – озарил юность моего поколения. В душных сумерках угасавшего столетия он стал для нас путеводной звездой; к нему устремлялись наши юные сердца; он был нашим прибежищем. Вместе со всеми – а таких много во Франции, для кого он был больше, чем любимым художником, для кого он был другом, лучшим, а то и единственным, настоящим другом среди всех мастеров европейского искусства, – я хочу воздать его священной памяти дань признательности и любви…»
Лев Толстой всегда меня интересовал прежде всего как человек, представляющий совершенно иную, отличную от моей, систему ценностей. Вернее, назвать это интересом было бы неправильно, скорее сие являлось необходимостью изучать вражеские составляющие, дабы знать - каким арсеналом средств этот враг располагает. Но со временем совершенно неожиданно открылся новый Толстой, который в свою очередь был не просто занимателен - он завораживал, оглушал размахом и даже заставлял сомневаться в первоначальности собственных выводов. Сообразно всему этому собственноручно было сформулировано "крайности имеют одинаковое выражение", что множество раз находило подтверждение у разных авторов в разное время и почти теми же словами. В итоге вышло нечто совершенно необычайное - Толстой, воспринимавшийся ранее как аналогичный лазутчик в стане врага (на этот раз в расположении наших войск) оказался даже не формальным парламентером, а истинным посланцем мира и согласия. Он даже не на чьей-то стороне, он выше этого. Конечно, инструментами для достижения чего-то он пользовался исключительно своими, теми, которыми наделила его природа, но это не так и важно, если прийти к пониманию самого принципа. Направление, которые было предложено Толстым, настолько всеобъемлюще в своей основе, что, зараженный его примером человек, может двигаться в другом направлении, используя собственные методы. И это также будет верно.
"Жизнь Толстого" - первый труд, читанный мною у Ромен Роллана, пытался когда-то атаковать Жак-Кристофа, пугающего своим объемом. Но с меня достаточно того, что этого автора любил Нодар Думбадзе. Вообще, взаимосвязи отношений среди предпочтений авторов в своем большинстве верны и совпадают основной своей частью. Так, например, некоторых авторов (как и рецензентов) можно с успехом использовать для того, чтобы не тратить время на чуждую тебе, маловразумительную на твой взгляд чепуху. Встретив упоминания какого-то автора у Мураками, уверенно предполагаешь, что читать его тебе не следует, кем бы он ни являлся. У Уэльбека можно брать рекомендации, отправляя их в долгий ящик - неизвестно достигнешь ли ты сам когда-нибудь такого уровня личностного одиночества. С Толстым это работает вообще на 100 процентов, ибо все, что он любил, у самого тебя вызывает острый приступ тошноты. Исключения же типа ненависти Толстого к Шекспиру только подтверждают правила, ибо и здесь крайности идентичны в выводах. То есть, собственные темы по поводу того, что мнеподобные не любят себеподобных - можно с уверенности применять и к Льву Толстому.
Ромен Роллан придал дополнительную уверенность в правильности собственных мысленных наработок, авторские мышления удачно легли на подготовленную почву, поэтому некоторые обобщения сделать довольно просто. Ромен Роллан изучал Толстого с завидной скрупулезностью и, что особенно весомо, подготовил чрезвычайно содержательный, четкий и компактный отчет. Несмотря на справедливое желание справедливой оценки и непредвзятого взгляда, на чем он несколько раз делает акцент, в итоге я пришел к выводу, что целью Ромен Ролллана являлись опровержения некоторых аспектов толстовского мировоззрения, не дававшие покоя самому критику. Иными словами - Ромен Роллан попросту обманул читателей. Давая порою произведению или автору высшую оценку, мы часто не занимаемся тупым восхвалением, а пытаемся предложить другим механизм собственного восприятия. Ромен Роллан, отягощенный обязательствами перед читателями, был вынужден делать выводы, которые совершенно не соответствовали ранее им сказанному о Толстом. А потому - первые абзацы этого отзыва в первую очередь касаются самого Ромена Роллана.
В итоге труд великолепный, пойдет на пользу всем любителям Толстого, некоторые высказывания "цивилизованного" француза, который должен держать марку, не стоит воспринимать всерьез. Спасибо Ромен Роллану, ибо Толстому одной лишь благодарности было бы мало.
Лев Толстой всегда меня интересовал прежде всего как человек, представляющий совершенно иную, отличную от моей, систему ценностей. Вернее, назвать это интересом было бы неправильно, скорее сие являлось необходимостью изучать вражеские составляющие, дабы знать - каким арсеналом средств этот враг располагает. Но со временем совершенно неожиданно открылся новый Толстой, который в свою очередь был не просто занимателен - он завораживал, оглушал размахом и даже заставлял сомневаться в первоначальности собственных выводов. Сообразно всему этому собственноручно было сформулировано "крайности имеют одинаковое выражение", что множество раз находило подтверждение у разных авторов в разное время и почти теми же словами. В итоге вышло нечто совершенно необычайное - Толстой, воспринимавшийся ранее как аналогичный лазутчик в стане врага (на этот раз в расположении наших войск) оказался даже не формальным парламентером, а истинным посланцем мира и согласия. Он даже не на чьей-то стороне, он выше этого. Конечно, инструментами для достижения чего-то он пользовался исключительно своими, теми, которыми наделила его природа, но это не так и важно, если прийти к пониманию самого принципа. Направление, которые было предложено Толстым, настолько всеобъемлюще в своей основе, что, зараженный его примером человек, может двигаться в другом направлении, используя собственные методы. И это также будет верно.
"Жизнь Толстого" - первый труд, читанный мною у Ромен Роллана, пытался когда-то атаковать Жак-Кристофа, пугающего своим объемом. Но с меня достаточно того, что этого автора любил Нодар Думбадзе. Вообще, взаимосвязи отношений среди предпочтений авторов в своем большинстве верны и совпадают основной своей частью. Так, например, некоторых авторов (как и рецензентов) можно с успехом использовать для того, чтобы не тратить время на чуждую тебе, маловразумительную на твой взгляд чепуху. Встретив упоминания какого-то автора у Мураками, уверенно предполагаешь, что читать его тебе не следует, кем бы он ни являлся. У Уэльбека можно брать рекомендации, отправляя их в долгий ящик - неизвестно достигнешь ли ты сам когда-нибудь такого уровня личностного одиночества. С Толстым это работает вообще на 100 процентов, ибо все, что он любил, у самого тебя вызывает острый приступ тошноты. Исключения же типа ненависти Толстого к Шекспиру только подтверждают правила, ибо и здесь крайности идентичны в выводах. То есть, собственные темы по поводу того, что мнеподобные не любят себеподобных - можно с уверенности применять и к Льву Толстому.
Ромен Роллан придал дополнительную уверенность в правильности собственных мысленных наработок, авторские мышления удачно легли на подготовленную почву, поэтому некоторые обобщения сделать довольно просто. Ромен Роллан изучал Толстого с завидной скрупулезностью и, что особенно весомо, подготовил чрезвычайно содержательный, четкий и компактный отчет. Несмотря на справедливое желание справедливой оценки и непредвзятого взгляда, на чем он несколько раз делает акцент, в итоге я пришел к выводу, что целью Ромен Ролллана являлись опровержения некоторых аспектов толстовского мировоззрения, не дававшие покоя самому критику. Иными словами - Ромен Роллан попросту обманул читателей. Давая порою произведению или автору высшую оценку, мы часто не занимаемся тупым восхвалением, а пытаемся предложить другим механизм собственного восприятия. Ромен Роллан, отягощенный обязательствами перед читателями, был вынужден делать выводы, которые совершенно не соответствовали ранее им сказанному о Толстом. А потому - первые абзацы этого отзыва в первую очередь касаются самого Ромена Роллана.
В итоге труд великолепный, пойдет на пользу всем любителям Толстого, некоторые высказывания "цивилизованного" француза, который должен держать марку, не стоит воспринимать всерьез. Спасибо Ромен Роллану, ибо Толстому одной лишь благодарности было бы мало.
Этот вечный самоанализ, эта работа механизма мысли, вращающегося в пустоте, сделались опасной привычкой, которая, как он говорит, "часто вредит ему в жизни", хотя и дает неисчерпаемые возможности для творчества.
Круг идей, питающих искусство, весьма ограничен. Сила искусства не в них, а в том, как их выражает художник, придавая им свою, ему одному присущую остроту, свой отпечаток, аромат своей жизни.
...ему кажется, что если бы он сумел достаточно быстро оглянуться, он застал бы врасплох пустоту на том месте, где только что был сам.