Рецензии на книгу «Бабий яр» Анатолий Кузнецов
Это важно. Настолько, что Вы дочитаете это до конца. Это настолько важно, что я нахально попрошу Вас дочитать это до конца.
«Все в этой книге – правда».
Я завладел этой книгой на шестьдесят пятую годовщину расстрелов. Тогда я еще не знал о годовщине, никогда не был в Бабьем Яру, и даже не знал, где он находится. Понятное дело, деталей трагедии я тоже не знал. Я просто купил книгу, как покупал любую другую, всего лишь подсознательно понимая, что ее прочитать важнее, чем, скажем, Джона Гришема.
Но читал я почему-то именно Джона Гришема. За пять лет, которые «Бабий Яр» как бедный родственник простоял у меня на полке, я прочел десятки иногда полезных и важных, иногда – не очень, но всегда других книг: боролся с Маркесом, упивался Достоевским, увлекся ранним и разочаровался в позднем Ремарке. Я даже два месяца терпеливо разбирался в «Майн Кампфе» Гитлера. Может быть, так было нужно, и в обратной последовательности я бы не стал читать вторую книгу («Кампф»). Неизвестно, факты говорят только о том, что я пять лет не подступался к «Бабьему Яру».
А потом я вдруг в него переехал. В самом прямом смысле – я снял квартиру в ста метрах от памятника жертвам куреневской трагедии, прямо через дорогу от него. Каждый день я минимум два раза прохожу через этот парк до и от метро, мимо бестолковых любителей и профессионалов пива на лавочках, сквозь ворохи листьев, живых счастливых детей и детей мертвых, запечатленных в монументе.
По совпадению я как раз читал другую книгу, накопившую в моей библиотеке солидную шестилетнюю выдержку, и захотел, решил даже, продолжить цикл и узнать наконец все, что могу, о месте, о котором слышали все, но мало кто осведомлен, месте, в котором я живу.
По еще одной, даже двум, случайностям я открыл «Бабий Яр» точно в день семидесятой годовщины взятия Киева фашистами, а дочитал спустя десять дней, то есть аккурат через семьдесят лет со дня первого расстрела в Бабьем Яре. Так получилось неумышленно, но такие накладки в купе с прошедшими пятью годами оставляют обычно больше впечатления от прочитанного, услышанного, прочувствованного. А такие книги должны впечатлять каждого, кто способен мыслить и чувствовать.
Нет смысла в том, чтобы пересказывать события, стоит только показать вспышки, которые остаются в сознании – о том, что мы видим фашизм глазами ребенка, который только много лет спустя вырастет и напишет эту книгу, с боем пытаясь донести ее до меня. Как ни странно, советская цензура искромсала рукопись о фашистских зверствах не меньше, чем сами фашисты - три с половиной года из жизни Киева.
Зачем скрывать, что киевляне поначалу радовались немцам? Зачем заставлять людей забывать их же ошибки? Зачем нам думать, будто киевляне, зная, что уже никто не заступится за еврейских старух, по дороге на сборы не отбирали ценные вещи у тех, что послабее? Чтобы варварство повторялось? И оно повторяется с ошеломительным успехом: прямо на месте концлагеря возводят улицу Щусева с жилыми кварталами; на месте расстрела роют метро «Дорогожичи»; само место расстрела тщательно засыпается отходами, а в протянутые пальчики девочки-памятника чья-то неблагодарно живая рука вкладывает неостроумный слюнявый окурок.
Мы не чувствуем, какая опасность беззащитности угрожает нам, как только мы забываем, каким был Бабий Яр. Немцы делили киевские трамваи на две половины, и из-за одного арийца все «грязнокровки» послушно пасли задних. Сейчас тоже все делят на две подозрительно неравные половины, и народ снова не против. И мне этого не понять, то есть не смириться.
Я не верю, что можно полагаться на то, что в мире достаточно разумных людей и людей искусства, которые не допустят появления очередной черной дыры, аналогичной Бабьему Яру. Это неправда. На празднике садизма одинаково хорошее применение находили себе как прагматики, которые высчитывали, сколько денег можно заработать на заключенном и на его трупе, так и художники, находящие невообразимо сложные и разнообразные способы того, что и так невероятно сложно сделать нормальному человеку – убить.
Поэтому я призываю не забывать, не засыпать трагедии мусором, не закрывать книгу, хотя закрыть ее невозможно, не отворачиваться, а внимать, поглощать, приезжать в Бабий Яр, съеживаться, но смотреть на скукоженные перчатки, сделанные из кожи наших дедов. И это нам поможет.
Может, совсем не цветы и парады сделают жизнь лучше. Не мудрые книги, не красота, а уродство спасет этот мир. Смерть – не самое ужасное в войне. Выжившие - вот, что самое страшное. Нам жизненно важно видеть исковерканные лица, уродливо расплавленную некогда волосатую грудь симпатичного парня. А еще неприжившихся героев войн, самоубившихся или ставших маньяками. Красивых женщин без ног и даже иногда себя в инвалидном кресле. Чаще видеть, как красота становится чем-то жалким и отвратительным.
И, может, тогда мы запомним, что воевать нельзя. Может, мы не забудем, что мы уже пробовали воевать, и что это не помогло.
...Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все молча здесь кричит, и, шапку сняв,
я чувствую, как медленно седею.
И сам я, как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я — каждый здесь расстрелянный старик.
Я — каждый здесь расстрелянный ребенок...
(с) Евгений Евтушенко
Сколько их еще, ужасов войны, которые много лет были скрыты, похоронены молчанием? Сколько еще десятков, сотен тысяч людей, покоящихся в безымянных могилах, числятся в списках пропавших без вести? Сколько еще нужно человечеству предупреждений? Сколько напоминаний?
Эта книга о войне не такая, как многие другие. В ней мало красивого художественно вымысла, мало наступлений и контратак, почти нет партизан, героических медсестричек и прочих неотъемлемых атрибутов военного романа. Она написана местами корявым языком мальчишки-подростка, своими глазами видевшего ужасы Бабьего Яра и своими ушами слышавшего рассказы всеми правдами и неправдами вырвавшихся оттуда людей.
Сам автор говорит: "Все в этой книге - правда". Более того, правда неудобная. Недаром советская цензура перед первой публикацией оставила от романа рожки да ножки (автор подробно описывает попытки опубликовать книгу в предисловии). Но тем не менее этот роман-документ заставляет тебя своими глазами увидеть Киев 1941-1943 годов: дымящиеся развалины Хрещатика, здание гестапо на Владимирской, концентрационный лагерь в Дарнице, толпу людей, идущую навстречу своей смерти в Бабий Яр.
Можно говорить об этой книге много и долго. О мерзких людишках, которые выдавали немцам еврейских детей и раненых большевиков. О немцах, которые не получали удовольствия от войны. О шевелящейся человеческой массе на дне Яра, стонущей и плачущей. О людях, которые ели каштаны и грызли собственную кожаную обувь. О "Динамо", доблестно сыгравшем "Матч смерти". О простых киевлянах, прошедших, просуществовавших те несколько лет оккупации. И о тех, кто погиб, не дожив до Победы.
Но в голове постоянно пульсирует только одна мысль:
И неужели единственное, что люди в совершенстве освоили за всю историю, – это убивать?
И нестерпимо хочется подходить к людям на улице, встряхивать, смотреть им в глаза и спрашивать: "А ты помнишь? Помнишь? Помнишь?"
И хочется, чтобы никогда больше.
092/300
Долго остывала после прочтения, эмоции улеглись и ощущения остались весьма сумбурные. Анатолий Кузнецов — интересный писатель. Мне абсолютно не нравится, как он пишет. Повествование то бежит стремительно, то провисает, то недосказанность, то растекание мыслью по древу, то подвисает сюжет, то какой-то кусок вырван... Язык немного неуклюжий, манера иногда не по-хорошему дневниковая лытдыбровская, когда не понимаешь, зачем в хорошем тексте вдруг возникает отрывок ни о чём. Иной раз кажется, что он и вовсе не умеет строить повествование и получается "пишу, как пишется".
Но зато о чём он пишет! Это бомба. Даже через немного неуклюжие конструкции ощутимо тянет холодком от словно проклятого Бабьего Яра. Особенно ужасно было даже не описание зверств, не расстрелы, голод или мародёрство (даже не катание на заледенелых трупах с горки, как на санках) — а история о том, как Бабий Яр с прилежащим куском города смыло и... Смыло информацию об этой трагедии. Реальность творят победители информационной войны, где с одной стороны окопов — простые граждане, с другой — государство и историки на его службе. Весь роман, весь "Бабий Яр" вовсе не про ужасы войны фактической, а про ужасы войны фактологической. Анатолий был там, видел всё, и это всё оказалось совсем не тем, что до сих пор учат на уроках истории, не говоря уже про времена СССР. Из романа мы узнаём, как же много лжи и недомолвок сконцентрировалась вокруг одного крошечного пятачка земли в Киеве. Не о дезинформации общей, не о цензуре советской, как таковой — нет, с нами говорит один-единственный человек только о том, что он видел сам. И это оказываются две абсолютно разных вселенные.
Узнать сейчас правду, пусть и правду глазами одного человека, можно только через скудные воспоминания очевидцев. Что интересно, мне совсем не показалось, что в книге были антисоветские мотивы. Они были антисоветскими ровно настолько, насколько вообще были направлены против жестокости и несправедливости, как таковой, неважно происходила ли она от немцев, советских служб или собственных собратьев-украинцев, продававших соседей на убой за подачки. Злоба по отношению к СССР появилась уже позднее, когда цензурный режим нехило потрепал рукопись романа.
Зато пресловутая "потрепанность" рукописи создала удивительный эффект. Текст мы читаем сразу на трёх слоях. Первый слой — обычный шрифт, то, что было напечатано после цензуры. Курсив — то, что цензурой было вычеркнуто. А в квадратных скобках добавлены поздние мысли автора. Получается едва ли не самый настоящий метатекст, части которого скрепляются через года. Пожалуй, именно это (плюс красочность эпизодов) и позволяет сказать, что, несмотря на свои недостатки, книга блестящая. Может она и должна быть такой, немножко корявой, с сучками и задоринками. Потому что жизнь наша тоже отнюдь не гладкое литературное произведение.
Почитать книгу, мне кажется, стоит всем. Только особенно впечатлительным личностям — с запасом корвалола и валерьянки.
Чем ближе к смерти - тем чище люди.
Это из творчества Юрия Шевчука, если что.
Не удивительно, что "Бабий Яр" в полноценном варианте запрещался советской цензурой.
Во-первых, книга заставляет думать. А зачем режиму книги о «думать»? Нужны книги попроще, где есть "мы" и есть "они", и "они" - всегда нелюди, а «мы» - всегда на белом коне и в доблестной атаке. Где не пишут о довоенной дружбе с «душителями всех пламенных идей, насильниками, грабителями, мучителями людей». А в этой книге, как в жизни, и немцы бывают - и люди, и нелюди, и «свои» не всегда на белом коне. «Книга-документ». Верю автору.
Удивляюсь, право, как это Анатолий Васильевич за свою первоначальную рукопись не загремел в «места отдаленные»? Прости Господи… Оттепель, что ли.
Во-вторых, книга и вправду, как заметил один из предыдущих рецензентов, вовсе не антисоветская. Она очень даже просоветская. Только вот понимание "советскости" у автора, по видимому, резко конфликтовало с советскостью реальной, которая, в некоторых своих проявлениях мало чем отличалась от побежденного нацистского режима Гитлера. И об этом тоже в Книге.
Знаете, я хочу, чтобы эту книгу прочли мои дети. А может быть, все дети. Нет, конечно, не в семь лет и даже не в двенадцать – все-таки роман Кузнецова преисполнен сценами, которые даже взрослого человека способны шокировать, но - прочли. Ведь
Эта книга учит ценить жизнь.
Эта книга учит думать.
Эта книга учит задавать вопросы, в том числе самому себе. (Эта книга сама ставит перед читателем вопросов больше, чем дает ответов.)
Эта книга учит смотреть на мир своими глазами и видеть его таким, каков он есть.
Немного есть книг, которые способны научить этому на столь простом и действенном примере, как трагедия сотен тысяч людей, людей, которые жили теми же радостями, заботами и переживаниями что и каждый из нас. Убежден, что прочтение этой книги в период формирования личности может бросить в почву души человеческой несколько крайне нужных и правильных зерен.
В конце концов, ведь кто не знает своей истории, обречен на ее повторение в будущем. Уж не помню, чья цитата, но уж очень она, к сожалению или к счастью, верна.
Книга эта не о войне. Как не о войне книги Ремарка, Васильева. Книга о нас с вами. О людях – разных людях. Да и что такое война? Катализатор проявления истинных качеств человека? Лакмусовая бумажка, на которой неоспоримо проявляется добро и зло? Вспомним цитату в самом начале.
Читая "Бабий Яр" думаешь: как могла случиться столь всепоглощающая, безумная трагедия? Как могли люди настолько обыденно, безразлично, беспричинно уничтожать других людей? Как мог простой парень из Дюссельдорфа или Мюнхена стрелять в таких же, как и он, таких же, как и его мать, отец, жена и дочь людей? Мог. Пил водку и стрелял. Пил водку, и сжигал. А другой не пил – и стрелял. С удовольствием. И не в немцах тут дело. Французы, англичане, японцы, мексиканцы вели бы себя так же. И вели. В другом месте и в другое время.
Мысли эти выбивают почву из-под ног. А затем осознаешь – сколько их было, этих яров? Больших, меньших… Сотни? Тысячи? А сколько есть? А сколько будет? Перефразирую мысль автора – похоже, человечество из поколения в поколение совершенствует только умение убивать себе подобных. И страшно становиться жить. И противно становится быть человеком…
Не меньше поражает, шокирует судьба места трагедии.
Я киевлянин, более или менее коренной. По достижении определенного возраста меня начал интересовать город, в котором родился и живу, я много по нему ходил, ездил, просто гулял. И всегда, еще задолго до прочтения этой книги, задолго до того как я узнал что Бабий Яр вовсе не ограничивается символической впуклостью рельефа с соответствующим мемориальным знаком, я чувствовал тяжелую, угнетающую атмосферу прилегающих районов. Районов, как я узнал со временем, густо пропитанных пеплом, костьми, кровью и слезами сотен тысяч людей. И пусть я не любитель эзотерики и мистики, но все же сложно не согласиться со своими же собственными ощущениями.
На днях, как раз заканчивая книгу, несколько раз проезжал по улице Телиги, над местами, где вероятно, несмотря на титанические усилия герра Инженера-по-расстрелам все еще покоятся останки многих людей. Книжку я слушал (аудиокнига). Трудно передать ощущения, которые я испытывал в эти минуты. Когда сойдет снег, обязательно наведаюсь в эти места более основательно.
Немного поработал с картами из разных источников. Часть Яра засыпана, по ней проложена крупная магистраль – улица Олени Телиги. Над основной частью разбит парк. Практически в том месте, где в дни первых казней евреев раздевали перед расстрелами, расположена станция метро. Ларьки, мусор и прочее стандартное быдлло-жлобство. Сами понимаете. Место первых сентябрьских казней расположено на противоположной стороне улицы Телиги, участок этот пока не застроен, но судя по всему это всего лишь вопрос времени.
Далек от точки зрения, что нужно превращать планету в сплошное кладбище-мемориал, но ведь всему должны быть пределы. И уж точно нельзя забывать, засыпав мусором и землей места, где встретили ужасную смерть те, кто мог бы еще сегодня ходить рядом с нами по улицам этого города. Это кощунство. Это недопустимо. Но, к сожалению, это именно так.
Желаю вам мира. И свободы.
Эта книга не о Великой Отечественной войне... Нет, не так. Эта книга не о Великой Отечественной войне в привычном нам понимании. Здесь нет великого подвига красной армии, нет подвига народа за Сталина, за Партию, за Родину, за мир во всем Мире. И Сталин, и Партия, и государство предстают здесь такими же душегубами, убийцами и преступниками, как и Гитлер. Между ними А. Кузнецов ставит знак "=".
Эта книга о Войне. Жестокой, беспощадной, не щадящей никого и ничего вокруг. Неважно где, когда и между какими государствами она идет. Главное, что она имеет разрушительную силу для всего живого, что попадает в зону ее действия.
Эта книга о том, что значит быть в оккупации и каждый день стараться выжить, как найти кусок хлеба, как не попасть под расстрел в Бабий Яр, как спастись от угона в Германию.
Эта книга о том, как сложно сохранить в себе человека, когда вокруг тебя действуют животные законы, и люди перестают быть людьми. Они готовы предать, продать, убить ради того чтобы выжить самим.
Эта книга о том, как калечит война не только тело человека, но и его душу, как война проникает и отравляет весь организм, и излечиться от нее невозможно, она живет в человеке всю жизнь.
Эта книга - предупреждение человечеству.
Тень Ада
Прекрасный ангел златокрылый
Пред троном Судии предстал:
Стопы и длани кровь багрила,
Взор обезумевший блуждал.
Он известил Отца и Сына,
Что бытия мрачна картина,
Что Сатана освобожден
И что несметный легион
Бесов пустил по свету он...
Он смолк - и странный звук раздался,
То вкрадчивый, то сладкий звук,
Как веяние крыл вокруг,
И свет лампад заколебался -
Лампад, что светят над людьми
У лиц Архангелов семи.
Шелли
Это не книга о войне или страшилка. Это история глазами очевидцев. Наша история. Ведь все так и было. И потому такие книги, как "Бабий Яр", следует читать и, возможно, перечитывать. Как бы тяжело не было.
Если кто-то думает, что это книга о гонениях и геноциде евреев, то он ошибается. Евреи, расстрелянные в овраге "Бабий Яр", что в Киеве над Куреневкой (название района) составили "только" (я знаю, что это неуместное слово, но другого я не нашел) 70 000 от общего числа расстрелянных, забитых лопатами, закопанных заживо, задушенных в газовых камерах людей. Именно людей, без национальностей. Потому что тот "фашизм", "сталинизм" и многие другие -измы были наднациональными. Они были безумны в своей злобе против всех людей, как были безумны (но оттого не менее виновны) породившие их идеологи и внедрявшие лидеры и исполнители.
Киев - древний город, но такого он не видел за все века. Был взорван Крещатик, гордость и сердце столицы, а от поднявшихся затем пожаров сгорела значительная часть исторического центра города.
При соответствующем масштабе это все равно, как если бы взорвался центр Москвы в пределах Бульварного кольца, Невский проспект в Ленинграде с окружающими улицами, или, скажем, сердце Парижа до Больших бульваров.
И если подобное варварство, хоть с огромной натяжкой, можно как-то объяснить, то подрыв тысячелетней Лавры объяснить нельзя. И ведь не немцы взрывали!
А Бабий Яр... Бабий Яр - это рана, которую старательно не замечали. Никто даже толком не знает, сколько там полегло людей. Практически всё Еврейское население Киева (70000 чел.), а ведь расстреливали людей постоянно на протяжении всех лет оккупации.
Я слышал, что есть мнение, будто Украина "легла" под Германию. Нет, не легла.
Для эффективного противодействия окружениям нужны были собственные подвижные соединения. Они могли контратаковать подвижные части противника и препятствовать смыканию кольца окружения.Ни под Киевом в сентябре, ни под Вязьмой и Брянском в октябре 1941 года в резерве у советского командования не было достаточно многочисленного полностью моторизованного соединения с танками. Тогдашние танковые бригады годились только для непосредственной поддержки пехоты, наносить оперативные контрудары им было не по силам. Это было одной из главных причин успеха немецких «котельных битв» осени 1941 года.(под Уманью, немцы взяли в плен тоже 100 000 (август 1941), под Киевом, в немецкий плен попало 665 000 (июль — сентября 1941))
На Дарнице (ныне левый берег Киева) был лагерь для военнопленных. Они сидели там за колючей проволокой. Их не кормили. Совсем. Сначала они съели всю траву, а потом просто умирали. От голода, а немцы, развлекаясь, стреляли по ним, как по мишеням. Только живым.
Это больная, очень больная и тяжелая книга. Но ее нужно прочесть. Каждому, кто хочет знать правду и не хочет иметь шор на глазах. В чем были виновны евреи, которых расстеляли первыми?
Дрожа от внутреннего огня,
Воюя отнюдь не всегда открыто,
Меня ненавидят антисемиты,
И сионисты не терпят меня.Быть может, за то, что мне наплевать
На пятый параграф в любой анкете.
И кто там по крови отец или мать,
И кем у кого записаны дети.Смешно сегодня, в эпоху ракет,
Вколачивать в чьи-то мозги тупые,
Что наций плохих и хороших нет.
Есть люди хорошие и плохие!Нет, шовинисты нигде не народ,
Их мало, и паника тут запрещается.
И все же - пока хоть один живет -
Битва с фашизмом еще продолжается.
Э.Асадов
...Многие из тех, кто дымом вылетел из труб Бухенвальдов, начинали с того, что доверяли.
Вчера смотрела передачу Галилео. Детская может быть, но периодически всплывают там интересные темы. Вчера была о чувстве толпы - " стадном чувстве" . Развеивали мифы. Повторяли эксперименты, проводившиеся в 70-х в СССР. Интересные результаты (не знаю, насколько правдивы? ).
Эксперимент №1. перекресток. Горит красный свет у светофора. Провокатор подхватывается и переходит дорогу. За ним двигается примерно половина от всех стоящих на перекрестке. Через пару секунд идут остальные. Красный свет горит. Люди идут. (сто раз такую картину видела, сыну делать так - запрещала, и столько же раз выговаривала, когда опять видела).
Эксперимент №2. Детский сад, средняя группа. Воспитатель говорит детям: "Нужно смотря на черный кубик говорить , что он белый". Подконтрольной группе не говорят ничего. Заводят группами по 5 чел., из которых 4 - предупреждены, и 1 - не в курсе. Из шести таких групп после предварительных вопросов к предупрежденным - в пяти непредупрежденные дети сказали, глядя на черный кубик , что он белый.
И еще некоторое количество экспериментов , кому интересно - посмотрите в сети. Я же пока смотрела вспоминала ( да , сразу извиняюсь перед всеми ярыми просоветскими гражданами ) - это ж СССР - стадо, подчиненное сильному с помощью собственного доверия в начале, страха в последующем, и - гуманизма.
Судьба несчастливой земли, носящей нелепое название СССР, – не кажется мне случайностью, исключением и чем-то ограниченным. Наоборот, эта судьба явственно кричит о тенденции к какому-то невиданному варварству в масштабах всемирных.
Самые ценные достижения цивилизации перед лицом такого варварства могут оказаться ничего не значащими. Например, как в античном мире культура пала под варварами, так и в России после всех достижений философии, литературы, поисков демократии – вдруг победило варварство, и не стало ни философии, ни демократии, ни культуры, один сплошной концлагерь.
Далее этому концлагерю объявил войну соседний концлагерь, в котором произошел сходный процесс, который хотел расширить свои владения, хотя бы и на весь мир. «Священная» война СССР против Гитлера была всего-навсего душераздирающей борьбой за право сидеть не в чужеземном, а в своем собственном концлагере, питая надежды расширить именно его на весь мир.
Между садизмом обеих сторон принципиальной разницы нет. В «немецком гуманизме» Гитлера было больше изобретательности и изуверства, но в душегубках и печах гибли граждане чужих наций и завоеванных стран. «Социалистический гуманизм» Сталина до печей не додумался, зато гибель обрушилась на своих сограждан. В таких отличиях вся разница; неизвестно, что хуже. Но «социалистический гуманизм» победил.]
Это происходило в XX веке, на шестом тысячелетии человеческой культуры. Это было в век электричества, радио, теории относительности, завоевания авиацией неба, открытия телевидения. Это было в самый канун овладения атомной энергией и выхода в космос.
Книга -Документ. Автор неоднократно пишет, что в книге нет художественной литературы, нет выдуманных персонажей, нет украшательства. Да и кто здесь хоть чем то украшен, все в жанре времени - разведенная мама-учительница Мария Федоровна; бабка , читающая "Оченаш" и в оккупации затеявшая куличи на Пасху, и умершая от этой затеи ; дед, все стрмившийся всю жизнь к улучшению жизни, ждавший "чтоб земля была своя, чтоб была корова", но в итоге скрывавшийся в канализационных трубах. Сам мальчик, не доросший еще до 14 лет, а взрослый, насмотревшийся такого, что далеко не каждый переживет. Эти истории невозможно читать без слез - о Проничевой, о Демидове, о жизни в деревнях, о людоедах, о женщинах и детях, брошенных в кузницу войны. Даже сам автор - ГГ книги, и тот "преступник-рецидивист":
К четырнадцати годам жизни на этой земле я совершил столько преступлений, что меня следовало расстрелять по меньшей мере вот сколько раз:. Не выдал еврея (моего друга Шурку).
2. Укрывал пленного (Василия).
3. Носил валенки.
4. Нарушал комендантский час.
5. Прятал красный флаг.
6. Не полностью вернул взятое в магазине.
7. Не сдал топлива.
8. Не сдал излишков продовольствия.
9. Повесил листовку.
10. Воровал (свеклу, торф, дрова, елки).
11. Работал с колбасником подпольно.
12. Бежал от Германии (в Вышгороде).
13. Вторично бежал (на Приорке).
14. Украл ружье и пользовался им.
15. Имел боеприпасы.
16. Не выполнил приказа о золоте (не донес на Дегтярева).
17. Не явился на регистрацию в 14 лет.
18. Не доносил о подпольщиках.
19. Был антигермански настроен и потворствовал антигерманским настроениям (был приказ о расстреле и за это).
20. Пребывал в запретной зоне сорок дней, и за это одно надо было расстрелять сорок раз.
При этом я не был еще членом партии, комсомольцем, подпольщиком, не был евреем, цыганом, не имел голубей или радиоприемника, не совершал открытых выступлений, не попался в заложники, а был ОБЫКНОВЕННЕЙШИЙ, рядовой, незаметный, маленький человечек в картузе.
Бабий Яр... Конец жизней, начало Того света.
Советский гуманизм, немецкий гуманизм, ассирийский гуманизм, марсианский гуманизм – о, сколько же их на белом свете, и каждый прежде всего стремится перестрелять как можно больше людишек, начинает с Бабьих Яров и кончает ими. Бабий Яр – вот истинный символ и культур ваших, и гуманизмов
Овраг, в котором ,не считано сколько кончилось жизней во время войны, и который никак не могли оставить в покое после.
... украинский ЦК партии, который тогда возглавлял Н. Хрущев, считал, что люди, расстрелянные в Бабьем Яре, памятника не заслуживают
Немцам удалось сравнять с землей овраг, спалить кости, порешить жителей концлагеря (после побега из 300 человек выжило 15. Ели б не побежали - не было бы выживших), даже названия и того лишить - "Баукомпани", он же все тот же Бабий яр.
Предпринимались попытки его и засыпать, и залить.
Было найдено остроумное инженерное решение: не засыпать, а замыть способом гидромеханизации.В понедельник 13 марта 1961 года плотина рухнула. И только через 2 года начались раскопки. Трупы находили десятками, сотными – кто в кровати, кто в телефонной будке, кто – целой толпой в троллейбусе.
Раскопать и похоронить погибших удалось только спустя два года.
Далее:
В 1962 году началась третья попытка. Бабий Яр был все-таки засыпан, через него проложили шоссе. Далее были проведены следующие работы : На месте концлагеря выстроен новый жилой массив, можно сказать, на костях: при рытье котлованов постоянно натыкались на кости, иногда скрученные проволокой. Передний ряд этих домов выходит балконами как раз на места массовых расстрелов евреев в 1941 году.
Я может быть не самый верующий человек, но ставить город на костях концлагеря - вот истинное варварство.
Но улик от преступлений не осталось. Пепел, как вы помните, был частью развеян, зола и кости теперь лежат глубоко-глубоко, так что от погибших не осталось ничего. Сколько их было – тоже никогда не узнать. Все официальные цифры – условны, их меняют в зависимости от ситуации
Закончу словами автора, которые меня не задели, я просто согласна с каждым словом , с каждой буквой -
Будем ли мы понимать когда-нибудь, что самое дорогое на свете – жизнь человека и его свобода? Или еще предстоит варварство?
Мы все - счастливые люди, у нас есть наши семьи, наше собственно Я, мы выбираем жизнь. пусть кто -то что-то говорит про режимы, или "неуважение мнения", но так как сейчас наша страна не жила давным давно. Хочешь работать - работай, нет войны , в которой сгорают наши родные, мы не ищем по тюрьмам полит заключенных близких, и много чего еще нет.
Нужно уметь быть благодарными за то, что мы все - сыты, одеты, живем в своих домах, читаем книги (в этой две главы "ГОРЕЛИ КНИГИ" - перед войной, и уже после...) , работаем. Лишь бы не было войны.
Желаю всем мира. И свободы. Как и автор.
История Великой Отечественной Войны по Анатолию Кузнецову выглядит так:
Судьба несчастливой земли, носящей нелепое название СССР, – не кажется мне случайностью, исключением и чем-то ограниченным. Наоборот, эта судьба явственно кричит о тенденции к какому-то невиданному варварству в масштабах всемирных.
Самые ценные достижения цивилизации перед лицом такого варварства могут оказаться ничего не значащими. Например, как в античном мире культура пала под варварами, так и в России после всех достижений философии, литературы, поисков демократии – вдруг победило варварство, и не стало ни философии, ни демократии, ни культуры, один сплошной концлагерь.
Далее этому концлагерю объявил войну соседний концлагерь, в котором произошел сходный процесс, который хотел расширить свои владения, хотя бы и на весь мир. «Священная» война СССР против Гитлера была всего-навсего душераздирающей борьбой за право сидеть не в чужеземном, а в своем собственном концлагере, питая надежды расширить именно его на весь мир.
Между тем – это чисто по его воспоминаниям – в 1937 году он ходил в школу. Имел возможность заниматься либо на агротехнической станции, либо посещать детскую техническую станцию ДТС - с кружками фотографии, радио, авиамоделизма. И даже его вступление в такое «свирепое казенное идиотство для детей», как пионерия, нельзя назвать однозначной трагедией:
К счастью, наш вожатый Миша, симпатичный еврей, любил детей, и он еще таскал нас по музеям Лавры, водил всей оравой на Днепр купаться, мы ездили в Пущу-Водицу на военные игры, выступали на олимпиадах, все были в кружках.
Эта сторона жизни осталась для меня яркой, звонкой, солнечной. Перед нами действительно всё было открыто. В школы приезжали представители разных институтов и упрашивали, уговаривали старшеклассников идти к ним.
Тогда как его дед – в его возрасте – был батраком. И сколько бы ни ругал советскую власть, якобы не умеющую хозяйствовать, до неё он не жил богато никогда и даже вожделенного ситца, судя по всему, не имел. Бабка Анатолия с 12 лет ходила по людям. Его мать – учительница - не будь революции, была бы кухаркой или прачкой, а его отец вместо того, чтобы поступить в Политехнический институт, так и остался бы с двумя классами церковно-приходской школы. Семья не голодала. Никто из её членов не был репрессирован. Даже отец – честный коммунист. Даже дед - при всех его антисоветских высказываниях и напряжённых отношениях со всей улицей. И среди их обширного круга знакомых репрессированных – не было. Короче, им жилось всяко лучше, нежели тем, кто попадал в настоящие концлагеря или был угнан на работы в Германию.
А в трагедии Бабьего Яра виноваты в первую очередь не фашисты, а коммунисты: не взорви они Крещатик, и цивилизованные немцы не обиделись бы, а таки создали бы новую жизнь вроде той, которая так поразила деда, батрачившего на немецких колонистов.
Самый зловещий аспект Крещатика: обозлить немцев для того, чтобы, озверев, они сняли чистые перчатки в обращении с народом. Госбезопасность СССР провоцировала немцев на беспощадность. Благо, в беспощадности они были хорошими учениками.
И немцы на это клюнули. Свой ответ на Крещатик они обнародовали тоже спустя пять дней, а именно – 29 сентября 1941 года
.
Угу. 22 июня немчики начинали с мирных демонстраций по территории СССР. За что злобный Сталин очень на них обиделся. А то, что в том же Бабьем Яру немцами создавался завод по выработке мыла из расстрелянных – это ничего.
Сам же Бабий Яр превращается в зловещий символ. Это не просто огромная братская могила для расстрелянных фашистами евреев, цыган, ОУНовцев, коммунистов, динамовцев после знаменитого Матча смерти, русских, украинцев и прочих неугодных. Это закономерный путь народа (любого народа) в любом более-менее сильном государстве.
Советский гуманизм, немецкий гуманизм, ассирийский гуманизм, марсианский гуманизм – о, сколько же их на белом свете, и каждый прежде всего стремится перестрелять как можно больше людишек, начинает с Бабьих Яров и кончает ими. Бабий Яр – вот истинный символ и культур ваших, и гуманизмов.
И, в сущности, нет никакой разницы, рулит народом-«стадом» Гитлер или Сталин, тем более что в политике и того, и другого Кузнецов находит немало схожих моментов, причём достаётся от него даже желанию бороться за лучшее будущее (фашисты за таковое тоже боролись, чего уж там) и красному цвету флагов.
Людишек на Руси во все века колотили и ловили, чужие и свои, и половцы, и татары, и турки, и собственные Грозные, Петры да Николаи, то жандармы, то большевики, вдолбив, похоже, такую историческую запуганность, что самая настоящая – теперь уже немецкая – охота на людей казалась естественной. Наоборот, длительное отсутствие охоты показалось бы невероятным и даже подозрительным...
Безусловно, погибшие в Бабьем Яру заслуживают памяти и памятника. Безусловно, Хрущёв был неправ и глубоко неправ, пытаясь заставить всё вот это забыть и залить. Особенно залить. Да, надо было рассказать:
что были те, кто с радостью ждал прихода немцев (и как они в итоге сами себя наказали);
что у тех, кто не ждал, на первых порах была уверенность: немцы обойдутся с ними цивилизовано;
что на сторону фашистов переметнулись местные – украинские – полицаи, причём конвоирование жертв до Бабьего Яра, начиная с самого первого дня – тоже на их совести (особенно колоритно смотрелся в ряду полицаев хрестоматийный хохол в вышиванке и с казацкими усами). Хотя были в оккупированном Киеве те, кто, рискуя жизнью, укрывали чудом спасшихся от фашистов. Были и партизаны (в трактовке Кузнецова – идиоты, зачем-то злящие немцев).
И обязательно рассказать о фашистских зверствах и тяжести жизни в оккупации.
Но всё это можно было сделать, не поливая грязью собственную страну и тех людей, кто отстаивал её независимость. Примерно как в первой редакции – что в журнале «Юность».
П.С. «Все в этой книге – правда» - утверждает Кузнецов. Однако сильно подозреваю, что 14-летний мальчик Толя не был в курсе того, что Сталин говорил в застольной беседе Черчиллю, как действительно проходила коллективизация, кто подрывал Лавру, и как умер Максим Горький. Просто существует разница между воспоминаниями мальчика, оказавшегося под оккупацией, и вбросом солдата холодной войны, причём воюющего на антисоветской и антироссийской стороне.
П.П.С. Хотела бы я посмотреть на государство, которое позволило бы живущим в нём писателям безнаказанно поливать себя грязью, да ещё платило бы за это гонорары.
Знать и помнить..
Как-то совершенно случайно наткнулась на упоминание об этой книге и занесла в вишлист, где она долго и пребывала, ждала своего часа. И если-бы не аудиокниги, может, ещё долго не случилось-бы прочтения.
Свою главную книгу автор начал писать в четырнадцать лет, когда вместе с матерью, дедом и бабушкой остался в оккупированном немцами Киеве в 1941 году, просто записывая в тетрадь все, чему сам был свидетелем и свои мысли и чувства по этому поводу.
Долгое время считалось , что в Бабий Яр был местом расстрела евреев, но, как оказалось, евреев там от общего количества расстрелянных не наберется и половины. И разве это имеет принципиальное значение ? Суть в том, что там расстреливали людей, всех , не глядя на национальность, возраст, вероисповедание. Начали с евреев, а продолжили уже всех подряд.
Книга представляет собой текст, состоящий из нескольких слоёв. Первый слой — обычный шрифт, то, что было напечатано после цензуры. Курсив — то, что цензурой было вычеркнуто. А в квадратных скобках добавлены поздние мысли автора. И вот эта многослойность очень осложняет всё дело, мешает должному восприятию текста, ломает целостность картины, не позволяет взглянуть беспристрастно , так как в книге слишком много чувств самого автора , побитого государством, потрёпанного жизнью, на впечатления подростка ложатся мысли взрослого человека, столкнувшегося с государственной машиной, которая беспощадна к инакомыслящим. Отсюда рваный неровный текст и его неоднозначность .
Конечно, сама по себе история Бабьего Яра вызывает не только интерес, сочувствие, возмущение, ( и здесь рассказ очевидца тех событий очень важен и уникален ) но снова и снова заставляет задуматься о том, что несмотря на многочисленные миллионные потери, целенаправленное уничтожение целых народов, люди ни чему не учатся, продолжая всё так -же убивать друг друга за мнимые идеи, предавать за гроши и ненавидеть только потому, что человек другой веры. И чем дальше от нас та война и те события, тем скорее стирается память о том лихолетье. А этого не должно быть. Нужно знать и помнить, что было и как . Какой ценой, как бы пафосно это не звучало, достался мир и жизнь на белом свете. И такие книги, как эта, заставляют вздрогнуть, вспомнить и не забывать.
Параллельно с историей Бабьего Яра автор рассказывает свою личную, полную лишений, тревог , голода и холода и вызывающую сочувствие и жалость историю. Понятно, что автору, будучи свидетелем и участником событий, трудно сохранять объективность. И его попытка рассказать всё без утайки, не скрывая каких-то нелицеприятных моментов, как и сама его исповедь, заслуживают по меньшей мере уважения. Несмотря на то, что многие его предложения и высказывания вызывали, по меньшей мере, недоумение, не берусь судить, потому как "все крепки задним умом". И неизвестно, как-бы каждый из живущих повёл себя в те страшные годы. Но в любой книге, на мой взгляд, позиции автора должно быть как можно меньше.
И несмотря на все неоднозначности и нюансы, книга как документ , свидетельство трагедии обязана жить и быть прочитанной.
Кроме несомненных литературных достоинств, книга имеет также важность исторического документа. Свидетельства очевидца дают возможность читателю по новому взглянуть на события ВОВ. Книга рассказывает настоящую правду о войне.
Но принять эту книгу, особенно старшему поколению, будет нелегко, книга полностью меняет представление о событиях второй мировой, ломает десятилетиями насаждаемые стериотипы о ВОВ советской пропогандой.
Одно можно сказать с уверенностью- книгу обязательно надо читать! Настоящую историю надо знать, какой бы ужасной она не была. Нельзя идти вперед без осознания ошибок прошлого, гордясь историей основанной на мифах.