«Хитрое дело» — так назвал Эрнест Хемингуэй организованную им на Кубе группу борцов с нацистами и их пособниками. Но за спиной сражавшихся с врагом солдат вершили свое подлое дело вступившие в сговор боссы могущественных разведок — Эдгар Гувер и Генрих Гиммлер. И погибали преданные своими же корабли и самолеты, и над миллионами жертв звонил трагический колокол... Они были такими разными — автор великих книг и его тень, безвестный агент ФБР, не прочитавший ни одной из них. Но любовь к родине и...
– То же самое происходит, когда ты слушаешь людей, Лукас. Если их впечатления достаточно живы и красочны, они становятся частью тебя, вне зависимости от того, что тебе рассказывают – правду или выдумки. Это не имеет значения.
По прошествии некоторого времени их впечатления становятся более живыми, чем твои собственные. Ты творишь, исходя из своего опыта и их впечатлений, и постепенно становится неважным, чьи это впечатления… где твое и где чужое, что правда и что вымысел. Отныне все это – правда. Твоя страна, ее климат… люди, которых ты знаешь. Но ты ни в коем случае не должен демонстрировать все свои впечатления, весь свой опыт… словно ведя пленных солдат маршем по столице… Именно этим занимались Джойс и многие другие авторы, и только потому их постигла неудача. – Он мельком глянул на меня. – Джойс – это мужчина, не женщина.
– Знаю, – сказал я. – Видел его книгу н
Из всех советов, которые он от меня получил, самым ценным был последний.
– Какой именно?
– Я предложил ему отправиться домой и попробовать свой виски. – Хемингуэй заулыбался так широко, что я увидел в свете звезд его сверкающие зубы. – Китаезы всучили ему два ящика бутылок с чаем.
Книги живут дольше. Если они хоть на что-нибудь годятся. А писатель всю жизнь проводит в одиночестве, каждый день заглядывая в бездну…
люди в первую очередь руководствуются страхом, а уж потом – другими эмоциями.
Романы обладают структурой. В них есть равновесие и замысел, которых не хватает настоящей жизни.
Романы сами знают, когда им кончаться.
Что бы я ни задумал написать, я смог бы сделать это только тем образом, который Хемингуэй подверг критике ночью на Пойнт Рома – выстроить все факты и подробности и маршем прогнать их через книгу, словно пленных солдат по улицам столицы, предоставив читателю самому отделить важное от второстепенного.
Самая главная трудность — писать правдивее правды
«Билл, прежде чем ты сможешь писать о людях, ты должен стать цивилизованным человеком». — «Что такое цивилизованный человек?» — спрашивает Ледерер, и я отвечаю: «Быть цивилизованным — значит обладать двумя качествами — состраданием и умением держать удар. Никогда не смейся над человеком, которому не повезло. И если тебя самого постигнет неудача, не проклинай судьбу. Держи ее удары и сохраняй самообладание».
«Лучшие мгновения жизни нельзя поймать и сунуть в карман. Единственный способ их обессмертить — это наслаждаться ими, когда они происходят.»
– Писать прозу – то же самое, что грузить судно, но так, чтобы не потерять остойчивость, – продолжал Хемингуэй. – В каждую фразу нужно втиснуть бесчисленные нюансы, большинство из них – незаметно, намеком. Ты видел акварель Зена, Лукас?
– Нет.
– Тогда ты не поймешь, если я скажу, что Зен рисует ястреба, кладя на изображение неба голубой мазок… без ястреба.