Рецензии на книгу «Автокатастрофа» Джеймс Баллард
“16 эротических сцен… 38 разбитых автомобилей… Скандальный фильм Дэвида Кроненберга…” – примерно так (за точность цифр не ручаюсь) в конце 90-ых покойный телеканал ОРТ заманивал своих зрителей на ночной показ недавней экранизации романа Джеймса Балларда “Автокатастрофа”. Удивительно здесь даже не то, что когда-то в России на первой кнопке могли транслировать свежий американский независимый фильм, а то, что картина вообще появилась. Ведь любому прочитавшему “Автокатастрофу” вменяемому человеку ясно, что книга никогда и ни при каких условиях экранизирована быть не может. Во всяком случае – близко к тексту. И – в ближайшие лет пятьдесят после года её издания, 1973-го. К фильму нашего любимого визионера Кроненберга можно относиться по-разному, но очевидно, что переплюнуть ничем не ограниченную фантазию Балларда он не сумел. Ведь роман, в котором герои с равнодушием автослесарей исследуют щели друг друга, провокационен и теперь, а в год, когда бабушка мировой эротики Сильвия Кристель только начинала кинокарьеру, вероятно, казался пришельцем с другой планеты. Как иногда случается, тема сексуальных девиаций первоначально способствовала популярности книги, но со временем затенила другие, не менее важные вопросы, поднятые в романе. Говоря иначе, маркиза де Сада трудно вплести в контекст Просвещения, а в Джеймсе Балларде с первого взгляда не опознать технофутуриста и антропологического пессимиста. Впрочем, ярлыки можно опустить, когда речь идёт о мире “Crash”.
При том, что место действия названо с точностью – Лондон, а главный герой и вовсе носит имя автора, пространство в романе абстрактно, почти фантастично. Сплетение автострад, развязок, эстакад, мостов и тоннелей, тихие укрытия подземных стоянок и свалок поддержанных автомобилей рифмуются с изгибами, впадинами и выпуклостями человеческих тел, по которым путешествуют одинокие горожане Балларда. В мире, где секс – мерило всех вещей, они, усталые чемпионы эротических марафонов, пытаются прорваться за грань обыденных переживаний, найти неведомое простым смертным место, где смогут вновь почувствовать себя носителями уникального чувственного опыта. Цель пути – слияние физического тела и машины в экстазе автокатастрофы; средство к тому – насилие; вождь их – Воан, ходячий источник вожделения женщин и мужчин в обличье пропахшего машинным маслом и спермой фотографа. Через мучительные акты совокупления, через изматывающие сеансы вуайеризма, разрушая барьеры между фантазией и реальностью, эта секта избранных достигнет желаемой кульминации страданий. Семя Воана будет обращать в их веру новых обитателей дивного технологического будущего…
“Автокатастрофа” – роман кризисных лет, особенно понятный в предапокалиптические времена. Баллард фиксирует конец “сексуальной революции” 1960-ых в её оптимистическом проявлении, с радостями познания собственного тела и надеждами на мировое любовное братство. На смену этой утопической гармонии приходят всеобщая технологизация и урбанизация общества, новая эпоха, в которой секс станет механическим процессом, а машина – любовным ложе. Родители, зачинавшие детей на задних сиденьях просторных американских авто, без колебаний передадут своих чад в лапы монстра технологии, так что, “Welcome, my son, welcome to the machine!”, как пели Pink Floyd. Современники Кроненберга Radiohead отвечали им: “In the next world war… Airbag saved my life”.
Как и многие пророческие тексты, сегодня “Crash” читается тяжело. Барочные, намеренно избыточные описания Города и фантазий героя сменяются детализированными и механистичными сексуальными эпизодами, а отрывистые предложения в сценах автокатастроф – это почти готовые раскадровки. Переводить это прекрасное безумие, должно быть, нелегко, и отечественные специалисты предсказуемо завалили дело. Поэтому трудно отделаться от аналогии читателя “Автокатастрофы” с героем Тома Круза из “Широко закрытых глаз”, который безучастно бродил среди всеобщей оргии, не позёвывая только из приличия. Будет удушливо, будет вязко, временами противно, иногда – восхитительно, а выживут, как всегда, только любовники.
Пожалуй, это не только о героине, но и обо мне. Вот кто еще после толстого и предельно натуралистичного романа о проститутке выберет книгу о симфорофилах, людях для которых секс неразрывно связан с кровью, ранами, травмами и смертью?
А я выбрала и, более того, роман мне очень понравился. Я извращенка? А давайте проверим?
Итак, мужчина, женщина, секс, еще мужчина, и еще женщина, секс, автомобиль, авария, кровь, секс, мужчина, женщина, секс, смерть. Эрос и Танатос. Почти ничего нового. Вот тут бы и поставить точку, но как тогда ответить на вопрос, не извращенка ли я?
Сексуален ли для Вас автомобиль? Совсем нет? Правда? Или Вы никогда не думали об этом? Может быть, не стоит читать дальше? Будет хуже. Гарантирую.
Итак, автомобили – блестящие, глянцевые, гладкие фаллические символы нашего времени, стремительно врезающиеся в пространство и время и позволяющие водителю, а часто и пассажиру, испытывать невероятные ощущения. Не случайно, почти любая реклама автомобилей так или иначе «сексуально заряжена", кинематограф тоже приучает нас к кадрам, где сильные мужчины с волевыми подбородками "увозят в закат" на шикарных лимузинах прекрасных женщин с роскошными силиконовыми бюстами и блестящими волосами, развевающимися на ветру.
***
А что делать, если Вас тошнит от этого глянцевого мира "сильных мужчин" и "силиконовых женщин"? Если Вы задыхаетесь в это безупречно-прекрасном "Плезантвилле"? Что, если чтобы почувствовать себя живым в это безжизненном мире, нужно разрезать кожу и увидеть, как вытекает кровь... Что, если для ощущения жизни нужно противопоставить себя смерти?
Нет? С Вами такого не бывает? Никогда? Не стоит читать дальше? Будет хуже. Гарантирую.
Тогда... А что, тогда? Искать признаки жизни во всех её проявлениях. В самых острых. В самых крайних. В тех, что на грани. На стыке жизни и смерти, Эроса и Танатоса (да-да, вечный сюжет), живого и изначально мёртвого (человек и автомобиль), потерпевшего личное крушение (человека) и раскуроченного аварией (автомобиля), мужчины и женщины (снова и снова) и далее и далее..
Вот тут можно бы и ввернуть пассаж про "времена и нравы", про то, что это наш современный 21-ый техногенный век толкает нас в пучину извращений, заставляя, обливаясь кровью, сливаться в экстазе с искореженными механизмами, но...
Разве прекрасные дамы прошедших эпох не занимали лучшие места на площадях, где происходили публичные казни? Чем же тогда хуже наши современники, кто не в силах оторваться от зрелища автомобильной аварии с участием "звезды:
"Каждый из свидетелей унес с места аварии образ насильственной транс-формации этой женщины. В комплексе ран ее сексуальность сплавилась с жесткой автомобильной технологией. Каждый из зрителей объединит в своем воображении нежную ткань своих слизистых оболочек, свои эрогенные ткани с ранами этой женщины, прочувствовав все - посредством автомобиля - через последовательность стилизованных поз."
Можно ли считать таки уж "извращенцами людей, чьим манифестом было:
"Своими ранами мы восхваляли возрождение тех, кто сражен машиной, раны и смерти тех, кого мы видели умирающими у обочин, и воображаемые травмы и позы миллионов тех, кто еще умрет."
Я не знаю ответов на все эти вопросы.
Но знаю точно, мальчикам-зайчикам и девочкам-фиалкам читать книгу противопоказано, а тем, то пережил свое личное Крушение (таков более точный перевод названия романа) и пытается вновь собрать себя по кусочкам - очень и очень.
Ядовитые бутончики постчеловечества, проклюнувшиеся на еще не откинувшем коньки мире. Тело мира огромно, за каждым уголком не уследить, вот они и вылезли. Не уверена, что здесь мы имеем дело с простенькими патологиями, ведь это Баллард, а Баллард мыслит глобально. Диагноз дивному новому миру - не меньше. И ты таким станешь наверняка, просто тебе ещё немного остыть надо. Вот станешь холодным, отстранённым, равнодушным, скучающим, пресыщенным, вот тогда и посмотрим, от чего будет переть именно тебя, если ты вообще ещё будешь способен на это прекрасное, возвышающее чувство. Хорошо, если это будут безобидные нелепые вещи вроде лошадок-качалок. А если ядерный взрыв или нейтронная бомба? Вирус Эбола, эротично (а на самом деле нет) пожирающий твои глаза, а?
В романе много девиаций, но он не про психов с отклонениями в половом поведении. Много секса без сексуальности, похоти без разрядки, смерти без покоя. А также бесконечные автомобили (сектор приз), рукоятки, циферблаты, хромированные детали, винил, стекло. Персонажи сходят с проторенного пути и соскальзывают в гиперреальность, созданную Воаном. Человек-шрам, верхушка рейтинга вожделения, маньяк и охотник, Воан врывается в стерильный брак Джеймса и Кэтрин, чтобы красиво и грязно вспыхнуть и погаснуть. Но при этом распространить себя, свою навязчивую идею, своё неутолённое желание как заразные споры. В гиперреальности мигают разноцветные огоньки, визжат шины, дорога никогда не заканчивается, а игра "найди у партнёра новую небанальную щель" заменяет собой всё. Бракосочетание тел и механизмов чудовищно, вы представляете себе, какой от этого союза может быть приплод?
В итоге мастерство Балларда играет ему не на руку. В моём случае. Он так изысканно описал этих своих ледяных извращенцев-эстетов в покорёженном антимире, что я могу только со стороны за ними подсмотреть. Внутрь мне не попасть - слишком традиционная, слишком тёплая, слишком боюсь дорог и аварий, чтобы проникнуться ими до конца. Подсматривать без особых эмоций, без сопереживания - всё как у них. Лёгкая скука, лёгкая гримаса, сдержанные аплодисменты.
Есть собаки, которые недалеко ушли от волка. Например, овчарки. А есть долгими годами селекции выведенные бойцовые породы вроде питбулей. И их восприятие реальности совершенно разное, потому что у бойцовых пород другой болевой порог. Если дать этим двум собакам пинок одной и той же немаленькой силы, то овчарка заскулит, а питбуль подумает, что хозяин дружески его пихнул в бочок, чтобы поиграть.
Вот и с "Автокатастрофой" всё точно так же, буква в букву по бодрийяровскому "Соблазну". Обычная эротика уже не может пробиться к рецепторам главных героев, измученных окружающим их информационным и техногенным шумом, так что сексуальности переходится перетекать в другие области, которые заставили бы скулить овчарку. Как там у Бодрийяра? Порно, которое точь-в-точь повторяет половой акт, не может уже возбудить человека, ему подавай гиперреальность, гиперпорно, одну сплошную игру и игрушку. Баллардовский мир тоже незаметно сместился в автомобильно-хардкорную гиперреальность, где по эрогенным точкам приходится со всей дури лупить топором, чтобы они хоть что-то почувствовали. Зато уж если что-то почувствовали, то всё равно, что перед ними: женщина, мужчина, одно отверстие, другое, подмышка, кожаная обивка кресла и воображаемое нечто, всё равно важнее всего то, что происходит в измордованной сигналами извне головушке.
Мне не понять автофетиша, как человеку, абсолютно равнодушному к средствам передвижения, но сколько я знаю людей, которые были бы солидарны с Баллардом хотя бы на уровне подсознания. Правда, их потреблятский вещизм вряд ли позволил бы им одобрить идею разрушению и автокатастрофы, но это уже другой уровень, до которого обывательское обладательское сознание доходит не сразу. Пока же на кар-дрочерах первая ступень во всей красе. Чтобы машина была побольше, поблестящей, пофаллическей в форме. Холить её, лелеять, покупать новые коврики, "напидоривать" — как метко определила моя соседка героиновая наркоманка, рассказывавшая мне о том, как её муж чуть ли не ночевал в купленной на кредит коробочке на колёсах и совсем забросил супружеские обязанности, переполномочив их куда-то на авто. Про анекдоты "джип = маленький член" даже вспоминать не треба.
Удивительно другое. Вся это технооргия с окружающим пространством и сексуальная революция на уровне целого города с автострадами и красочным описанием кровь-кишок-распидорасивания создана аж в мохнатых семидесятых, когда для сексуальной революции (если ты не из тех, хипанов) достаточно было вовремя гладенько побрить лобок. И то ли лыжи не едут, то я невнимательный, но в списках "шок-литературы" Баллард появляется только в самых расширенных, что совершенно несправедливо. Потому что для своего времени он, чёрт подери, пророк, пусть и говорящий притчами. Кассандра, которой никто не верит.
Сама же книга почти до конца читается довольно тяжело. Гипертрофированные кровь-кишки-сперма перестают означать самих себя уже где-то страниц через тридцать, потому что употребляются примерно так же часто, как в сценариях фильмов для НТВ, а значит воспринимаются уже на уровне кружевных салфеточек и обоев в цветочек. Поэтому в какой-то момент перестаёшь понимать, к чему эти похожие друг на други трассы, маршруты, сцены, к чему всё идёт. К счастью, конец всё спасает. Точнее, не сам конец, а кислотная поездка с вытекающими последствиями. Пазл сложился в картинку бессмысленного разбившегеося вдребезги человека на колёсах, которого ничего не может уже встряхнуть, даже собственная смерть.
Книга мне досталась от кузена при его переезде, он, кстати, очень хвалил и настоятельно рекомендовал ознакомиться. Я откладывала чтение на чёрный день, пока ридер не разрядился окончательно, чёрный день наступил, но себя всё же нужно было чем-то занимать.
Мне показалась нездоровым сексуальное влечение к жертвам автокатастрофы с живописной эрекцией на шрамы, хром инвалидных колясок и протезов. Как-то мерзко, хотя вполне допускаю, что есть люди, которым это искренне нравится.
Аннотация тоже нахваливает роман как шедевр и антиутопию, где сексуальность соединяется с техникой, а насилие становится всего лишь элементом механической прелюдии.
Бракосочетание рассудка и бреда…
Интересно, почему считается, что в современной литературе необходимо растекаться мысью по древу обязательно с упоминанием спермы, онанизма и прочих особенностей физиологии? Такое ощущение, что однажды люди проснулись и поняли, что на сексе и эпатаже можно неплохо заработать, а потом заигрались, увлеклись. И от нужных и к месту упоминаний книга превратилась в пошлое сборище невнятных описаний - больше грязи, больше дерьма, больше секса, расчлененки.
И в итоге были ли рассуждения или они утонули в куче шлака? Я не уловила. Совсем не моя книга, совсем не моя.
Jack her up baby, go on, open the hood
I want to check if her oil smells good
The Rolling Stones, ’Brand New Car’
Нормальность не просачивается в мир героев «Автокатастрофы», в их элитный — и в то же время открытый для всех желающих — клуб симфорофилов (кого-кого?). Санитары и полицейские — даже не ангелы смерти, чьё дело уносить готовеньких, а так, бесплотные призраки, мельтешащие за спинами да изредка норовящие вырвать из рук камеру у слетевшего с катушек Купидона — доктора Роберта Воана. Это сексуальное безумие отчасти прочитывалось уже в «Затонувшем мире» — суровой, но с морально-этической точки зрения всё же безобидной постапокалиптике. Оно и понятно; в мире, где вода покрывает гораздо больше положенных 75%, нет места для автомобилей. Зато в «Автокатастрофе» они не просто участвуют, но и утверждают афоризм Энцо Феррари о равенстве человека и машины, в данном случае — сексуальном равенстве. В этом плане мне кажется идеальной обложка первого издания — прямолинейная и доходчивая.
«Автомобиль, уступающий пальму первенства лишь оружию, — пишет Марк Дери в „Скорости убегания“, — это квинтэссенция американской техники, наполненная идеями ярого индивидуализма, бесконечных рубежей, вечной молодости, фаллической силы посредством удлинения и внутриматочного комфорта посредством замкнутости». Ни фига подобного изи райдеры Балларда не признают. Хороший пассажир — это мёртвый пассажир; хороший автомобиль — тот, чья приборная панель, рулевая колонка и лобовое стекло оставят наиболее изящные отметины. Характерны слова рассказчика, проскальзывающие как бы между делом — «собрать в расчлененную форму». Это и есть квинтэссенция. На этом фоне можно не разглядеть действительно тревожные моменты, как то, например, что происходящее между героями является не оргиастическим действом, как кажется сперва, а... скажем, рабочим циклом.
Но вряд ли мне полюбился бы этот роман, не будь в нем именно такого Воана. В элементах автобиографии, в том, что Воан действительно был в жизни Балларда, я даже не сомневаюсь. Не обязательно мужчина и не обязательно реально существующая личность, но такой человек — наглухо сумасшедший, восхитительно уродливый и сексуально притягательный — вечно сопровождает писателей в качестве развращенной музы. Думаю, можно бы дать ему какое-нибудь таксономическое имя по аналогии с Человеком Из Порлока и ввести в литературный зал славы.
"И какой же русский не любит быстрой езды?" - вопрошал, помнится, Гоголь или кто-то из этих и продолжал про дорогу, что летит "вся ... невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет". Однако здесь, в романе, скорость и дорога, быстрая езда - все совершенно в другом контексте. Да и наш главгерой совсем не русский, а судя по окрестностям, возможно, лондонец. Правда, Лондон из какой-то альтернативной реальности - у Балларда он сплошь пучок автострад, бесконечный поток машин, мусор вдоль обочин, лязг жести, пыльные смерчи. Где-то в этом городе обитают стритрейсеры-камикадзе, прельщенные смертью на огромной скорости, играющие со случаем в догонялки. Их эта тяга эротического свойства и подразумевает не просто разбитую в хлам тачку, а гармонично сложенный пазл из покореженной металлической коробки, изувеченной и скорее всего мертвой пассажирки, а также оргазмирующего и одновременно умирающего водителя-эротомана.
Что я могу вам сказать? Проклятые извращенцы. Во-первых, негоже настоящему мужику гонять, как пацану, на жестянке, когда есть морское судно. Скорость на нем умеючи разогнать тоже можно, полезность для здоровья - в разы выше: свежий воздух, да и жопу не наешь, как в тачке. И, как знать, может, болезненные эротические фантазии - тоже все оттого, что сидят в своей кастрюле, бензин нюхают да телок по обочинам собирают. А у нас ведь как - никаких баб на судне! В таверне или там портовом борделе - это пожалуйста, поматросил и на вахту, а на корабле это все баловство ни к чему. Да и не до баловства в пути: тяжелый физический труд, времени на извращенные фантазии и сил на их реализацию просто нет. В общем, если у вас случится навязчивая идея погибнуть а автокатастрофе, протаранив авто какой-нибудь звезды, одновременно онанируя слабеющей рукой на приборную панель, срочно бегите к нам проситься в рейс. Подраите палубу пару месяцев, порыгаете во время качки, потягаете швартовые концы - все как рукой снимет, обещаю. А если не поможет - то хоть на ютуб свой последний путь выложите.
Редкий случай, когда во время чтения одновременно тошнит и тянет зевнуть. Удушающе скучно и однообразно.
Ну да, там есть попытки написать что-то идейное и окологуманистическое - какие-то единственные оправдания для жертв автокатастроф... какое-то сращение человека и технологий... Лучше всего автору удалось запечатлеть распад и пресыщение, ведущие к омертвению чувств - все более сильные стимуляторы заставляют полуразложившиеся личности дергаться как подопытные животные под током. Таков путь греха, которому надо все большее и большее. За эту честность - моя оценка в две звездочки. Но это не оправдывает такого обилия физиологических подробностей - это не художественная необходимость, как мне кажется, это исключительно потребность "левой пятки" автора.
Хотя и тянуло поминутно отложить этот текст, все же заставила себя дочитать за два вечера - чтобы еще и третий не портить.
Эта книга входит в список 1001 books you must read before you die. Про эту книгу я слышала, будто это нечто гениальное, будто автор нарисовал яркую картину чрезмерной сексуализации общества. Ну, картина, конечно, яркая, а градус сексуальности в книге катастрофически высок. Но я думаю, что дело не в глобальной проблеме общества, а в том, что герои романа просто психически нездоровы. Поэтому я не дочитала книгу, я не хочу пропускать через себя это сумасшествие и больную помешанность на сексе и смерти. И я не верю, что эта проблема общечеловеческая, просто некоторых отдельных людей, которых возбуждает смерть и убийство, надо лечить.
KillWish. Тур 1. Стреляют все