Рецензии на книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» Николай Гоголь

«Выбранные места», конечно, принадлежат больше истории, нежели литературе или публицистике. Того, что они наделали для нашей общественной жизни и политической мысли, не приснилось бы Гоголю в самом смелом сне-фантасмагории. Достоевский был приговорен к расстрелу за чтение в кружке Петрашевского письма Белинского Гоголю по поводу «Выбранных мест». Ни много, ни мало. А суровость наказания объяснялась тем, что во время чтения глаза Достоевского «горели». Официально его повели на казнь за «недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского». То есть, в первую очередь, за богохульство! Достоевского! Который станет потом главным религиозным писателем для всего мира! А потом полемика Гоголя с Белинским по поводу «Выбранных мест» определит пути развития политической мысли России лет на пятьдесят. Тезисы Белинского станут религией западников и сторонников прогресса, тезисы Гоголя – религиозных охранителей. А сейчас эту последнюю книгу Гоголя никто не читает. Скучное религиозное морализаторство. Причем и устаревшее. Вспоминают о ней только авторы, направление которых можно назвать православное просветительство.

Но мне хотелось сказать о другом. Эта книга неожиданно дает отчетливое понимание жизненной драмы Гоголя. Она как будто фарой высвечивает несчастную фигуру Николая Васильевича. Читая «Выбранные места», мы видим ту раздвоенность, которая стала его проклятием. С одной стороны, от природы Гоголь обладал избыточным воображением, как будто не вполне зависящим от него самого, воображением демоническим и неисчерпаемым. С другой стороны, он рано осознал свое призвание – нравственно врачевать общество. Подсознание его порождало бесконечное количество чертей и бесов, а сознание было устремлено к Богу. Свои произведения, начиная с «Ревизора», он пытался подчинить проекту улучшения человека, но публика в них находила лишь гениальную сатиру на чиновничество, крепостное право да самодержавие. И не потому, что публика была глупой. Нет. Белинский, зачисливший Гоголя в революционеры, был, может быть, самым чутким читателем XIX века, просто подсознание Гоголя оказывалось всегда энергетически мощнее его богоугодных умственных проектов во сто крат. Розанов сказал о «Мертвых душах»: «После Гоголя стало не страшно ломать, стало не жалко ломать». То есть Гоголь своим демоническим смехом, с точки зрения революционеров, просто-таки вбил кол в «толстозадую» помещичью Святую Русь. Морально оправдал революцию…

Гоголь ужасно страдал, что его превратно поняли. Но что делать?! И он решает бросить свое предательское воображение и объяснить простыми словами, как надо жить и как надо все понимать. Отсюда родилась книжка «Выбранные места из переписки с друзьями». Он написал, все подробно объяснил, даже скорее прокричал, чем написал… а его опять не поняли. Высмеяли. Назвали сумасшедшим. На полном серьезе. Когда были впервые напечатаны «Выбранные места», в Москве и Петербурге публика с грустью признала, что классик тронулся рассудком. Подсознание постоянно предавало Гоголя, но и разум оказался не лучшим помощником. Люди не бросились изменяться к лучшему, не стали читать «Выбранные места» по пять-десять раз, как автор их просил в предисловии, а предпочли побыстрее забыть об этой неприятной книжке.

У Гоголя была мечта все-таки в равной степени совместить воображение и разум, литературу и нравственную проповедь. Свою задумку он хотел воплотить во втором томе «Мертвых душ», где решил вывести ряд положительных типов, примеров для подражания. Но задумка не удалась. «Мертвые души 2» отправились в камин. Оказалось, что воображение Гоголя могло бесконечно штамповать чертей, Чичиковых, летающие гробы, шаровары, размером с Черное море, но отказалось производить благородных помещиков и честных губернаторов. Бедный Гоголь! Гениальное воображение одержало безоговорочную победу и над разумом и над измученным телом Гоголя. И заметьте, одержало историческую победу, потому что Гоголь до сих пор понимается не так, как ему того хотелось. А, может быть, это и есть единственно правильное понимание? Может быть, подсознание Гоголя было всюду право, а разум врал?!

Необходимо сразу пояснить, что читал я сию относительно небольшую по объему книгу катастрофически долго и даже навскидку не смогу назвать произведение, чтение которого давалось также тяжело (разве что "Голем" Майринка). Отчасти из-за тем, затрагиваемых в тексте, отчасти - из-за громоздкой, очень трудно воспринимаемой манеры письма. Что вообще произведениям Николая Васильевича никак не свойственно.

Я обожаю "Вечера на хуторе...", да и трудно найти человека, не разделяющего мою точку зрения, и поэтому прочитать "Выбранные места..." стоит уже хотя бы потому, что это все-таки Гоголь, тот самый любимый нами с детства Гоголь. И тут стоило бы написать, что-то вроде "А видим мы вовсе не того Гоголя, которого знаем", но это было бы не совсем честным приукрашиванием рецензии. Для меня фигура Николая Васильевича всегда была окутана каким-то глубоким мистицизмом, чем-то таинственным и трагичным. Все мы слышали (уж не знаю, правда ли это) про его летаргический сон (кстати, в одном из первых пунктов включенного в книгу завещания, писатель просит похоронить его только, когда будут налицо признаки гниения тела), про погружение в религию, про болезненность и инаковость, отрешенность от мира. Бессмысленно было бы ожидать от "Выбранных мест..." хуторской разудальщины, открывая книгу, надо быть готовым к серьезным темам.

И вот тут-то возникает небольшой диссонанс, потому что темы, важные и актуальные тогда, сегодня по большей части представляют интерес исторический, праздно любопытный. Исчезла та Россия, о которой говорит Николай Васильевич, растворилось тогдашнее административное устройство государственных органов, рассыпались сословия. Гоголь писал, глядя в будущее, ожидая неизбежного преображения России, он с уверенностью заявлял, что скорченная под тяжестью противоестественных свобод Европа скоро приползет к нам учиться нравственности, что Россия воспрянет. Гоголь писал это, не предполагая, что через чуть более, чем полвека по России прокатится циркулярной пилой явление, называемое страшным словом революция. Исполнение пророчеств Николая Васильевича откладывается (мы ведь знаем, что больше Европе ползти некуда, не знаем только, - останется ли у нее, Европы, здравого понимания своего катастрофического положения), и от этого читать "Выбранные места..." зачастую грустно, потому что между строк сквозит "вот-вот" и "еще чуть-чуть". Но прошло уже сто пятьдесят лет, - "чуть-чуть" ли это? - и мы знаем то, о чем Гоголь не подозревал. Мы знаем, например, что у публичных чтений, которым автор пророчил большое будущее, не было шансов не против театра (у театра самого шансов не осталось), а против заполонившего умы кинематографа, о котором в середине девятнадцатого века думали разве что фантасты.

Интересно вот что. Большинство сборников писем великих людей издаются не ими, зачастую после смерти последних. "Выбранные места..." же Николай Васильевич издавал сам по своей воле, желая поделиться со всеми тем, чем делился со своими корреспондентами. Гоголь искренне хотел нам всем помочь, он многое понял и хотел, чтобы это поняли все. Он осознал свое влияние на общество, как писателя, и решил использовать его во благо. Вот суть и смысл книги. Возможно, для кого-то она будет открытием. В том, что для многих она открытием была, учитывая времена и нравы, - сомнений нет. Мне проблема актуальности видится главной при чтении "Выбранных мест..." Я ждал больше "вечного", если честно.

Книгу, наверное, лучше читать вслух. Есть такие вещи, которые про себя ну не воспринимаются. Я через каждые три-пять страниц сладко засыпал прямо в кресле.
Правды ради следует сообщить, что на сонливость мою во многом повлияло не содержание и не стиль написания, а непосредственно оформление пресловутой в своем убожестве "зеленой серии". Мелкий шрифт, крохотные междустрочные интервалы, "неразгибаемость" книги, - три врага вдумчивого чтения, это факт известный.

Некоторые письма действительно интересны. Интересны они вдвойне, если признавать себя адресатом, ведь по сути Гоголь обратился ко всем нам.

Книгу весьма трудно найти, да что уж там, мало кто вообще про нее знает. Еле в "Библио-глобусе" нашли, а уж это о чем-то да говорит.

А вместе с тем сам Николай Васильевич возлагал на "Выбранные места..." колоссальные надежды. Книга подводит черту под всем его творчеством. Гоголь объясняет, почему он сжег тот самый второй том "Мертвых душ", просит прощения у читателей за легкомысленные произведения, которые кому-то могли навредить. Подведение черты - то, чего не хватает зачастую в литературе. Одно дело - исследователи, аналитики; совсем другое - слово самого автора, финальный аккорд. Гоголь ощущал близость смерти, потому и замыслил подобное "прощальное" произведение, и мы, как читатели, должны отнестись к подобному порыву с крайним уважением.

Начинаешь читать Гоголя и думаешь: "Господи, хорошо, что к моменту написания "Выбранной переписки" большинство его произведений были изданы. А то ведь, пожалуй, спалил бы, как второй том "Мёртвых душ"!
По сравнению с этим поздним Гоголем Лев наш Николаевич выглядит не Учителем и Моралистом, а милым, покладистым и невероятно терпимым старцем. Гоголь категоричен, как человек, которому открылась Истина. Или как городской сумасшедший. Что, собственно, одно и то же.
"С..., все в аду гореть будете! - стращает он современников. - И я вместе с вами, горе, горе!" А потому срочно надо устроить общественные чтения, издавать "Одиссею", помогать страждущим, но не абы как, а со смыслом, плевать на католическую церковь - источник всякой заразы и прочая, и прочая...
Забавно, что Гоголь высказывает в своих письмах много дельных мыслей, но делает это так неловко, что слушать его не хочется. Что лишний раз доказывает только одно:
важно не только "что", но и "как".
Забавно и то, что поучая других, писатель не замечает, что слова его в равной степени могли бы быть обращены к нему самому:

Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними; иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.

Общих мест в переписке много, пожалуй, слишком много. Оттого она напоминает склад забытых вещей: покопавшись, можно найти что-нибудь ценное. Только вот копаться в чужих вещах совсем не хочется.

Раньше, намного раньше, чем себе можно представить. Люди писали письма. Не отписки. Большие многостраничные письма. Отдельные письма Гоголя в сборнике можно смело заносить в разряд повести, так они велики. Сейчас, заевшись в быту, мы ограничиваемся парой слов. Иногда поднимаем в разговоре глобальные проблемы, но этим стремимся делиться с миром, а не с друзьями. Им мы всё скажем в ходе беседы - по телефону, по интернету, любым способом. Только не письмом. Любая мысль расцветает на бумаге, над ней можно подумать, её можно переработать - такое редко получается в разговоре и практически никогда без должной подготовки.

"Выбранные места из переписки с друзьями" слишком выбранные. В них Гоголь создаёт свою собственную утопию. Он читает нотации, учит как жить, создаёт впечатление великого гуманиста. Большая-большая наивность во всех словах. Гоголь постоянно ссылается на Бога, уповает на него, ставит во главу всех дел и призывает строго соблюдать все христианские морали. И это при том, что творчество Гоголя было полно бесовщины, многие сомневаются в набожности Гоголя, приравнивая его скорее к сатанистам, нежели к истово верующему человеку. Книга раскрывает иную часть души, которая казалась читателю невозможной.

Ни с чем не сравнимое произведение, ни по форме, ни по содержанию. Иногда просто хотелось плакать, потому что все это кажется настолько трогательно и страшно: Гоголь лучше многих и многих осознает и понимает, какова Россия и какие в ней живут люди; и при этом он пишет такую книгу, полную не то, что надежды - уверенности! в том, что русский человек изменится, придет к Богу, очистится и спасется, что он исполнит миссию, только ему одному данную.
Эта последняя работа Н.В. безупречно вписывается в выстроенную систему, закрывает ее, ставит точку; ее можно читать с оглядкой на "Мертвые души" или безотносительно их.
И, безусловно, стоить заметить, что "Выбранные места" хочется цитировать целыми главами, столько в них поразительных наблюдений над человеческим и простых, но очень нужных жизненных правил.

Аудиокнига не полная запись этой книги, а отдельные главы из нее. Вообще Я больше люблю художественные книги, но тут она захватила меня сразу и целиком, настолько много мыслей, цепляющих там, не потерявших своей актуальности.
Книгу буквально хочется растащить на цитаты:

"Велик Бог, нас умудряющий! и чем же умудряющий? — тем самым горем, от которого мы бежим и хотим сокрыться. Страданьями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах."

"мы призваны в мир не затем, чтобы истреблять и
разрушать, но, подобно самому богу, все направлять к добру, - даже и то, что
уже испортил человек и обратил во зло."

Были слова, которые буквально были ответом на мои вопросы, например, об эгоизме:

"Эгоизм — тоже не дурное свойство; вольно было людям дать ему такое скверное толкование, а в основанье эгоизма легла сущая правда. Позаботься прежде о себе, а потом о других; стань прежде сам почище душою, а потом уже старайся, чтобы другие были чище."

А есть – ну такое ощущение, что написаны именно о нашем дне, о нашей России:

"Не будьте похожи на тех святошей, которые желали бы разом уничтожить
все, что ни есть в свете, видя во всем одно бесовское. Их удел - впадать в
самые грубые ошибки."

"Но пожертвованья собственно в пользу бедных у нас делаются теперь не весьма охотно, отчасти потому, что не всякий уверен, дойдет ли, как следует, до места назначенья его пожертвованье, попадет ли оно именно в те руки, в которые должно попасть. Большею частию случается так, что помощь, точно какая-то жидкость, несомая в руке, вся расхлещется по дороге, прежде чем донесется, и нуждающемуся приходится посмотреть только на одну сухую руку, в которой нет ничего."

Это мы твердим, что все стало хуже, но, судя по Гоголю, не все плохое – новое. Многое идет уже очень издавна, жаль, что не меняется в лучшую сторону. Все-таки Гоголь не перестает быть актуальным и сейчас, может быть, как никогда раньше.
Читает книгу Алексей Петренко и КАК читает! Как будто не чужие мысли воспроизводит, а от себя говорит!

Не легко было также решиться и на подвиг выставить себя на всеобщий позор и осмеяние, выставивши часть той внутренней своей клети, настоящий смысл которой не скоро почувствуется.

.

Несмотря на неоднозначную оценку, флёр безумия и сочувственную позу, мне книга очень понравилась. Так это, наверное, потому, Федя, что ты ведь Гоголя фанат — все книжки не по разу перечитал, а «Мёртвые души» и вовсе чуть не каждые полгода у тебя не в руках, так в плеере? Экранизации, вишь, смотришь? Отчасти, наверное, дело и так обстоит — всё же не считаю для себя зазорным выслушивать советы и рекомендации от, чорт побери, гения, которого всей душой почитаю. По большей же части дело в том, что я при чтении скидку делал на то, что всей-то переписки я не знаю — бог знает, что было в предыдущих десяти письмах, что и как там обсуждалось. Возможно, что категоричность и тон Николая Васильевича вполне уместны, то есть уместны в контексте многолетней переписки с теми же Толстым, Языковым, Смирновой-Россет и т. д. Конечно, порой, когда читаешь письмо, то невольно думаешь, что адресовано-то оно именно тебе и обращается Гоголь к тебе же, но — нет, увы и ах) Если понять это и суметь абстрагироваться, то книга принесёт много удовольствия и пользы.
Во-первых, это погружение в эпоху. Мне было интересно узнать о балах, устройстве быта, бюрократических порядках, ведении хозяйства и т. д. из уст современника, а не современных мне историков. Теперь на порой полярные суждения известного рода «экспертов» могу приводить мнение беспрекословного авторитета.
Во-вторых, было очень интересно читать о картине Иванова «Явление Христа народу». Для меня вообще удивительно, что мир когда-то существовал без каких-то «само собою разумеющихся» вещей — когда-то не было «Анны Карениной», «Трёх богатырей», телефонной связи, улицы Ленина в каждом населённом пункте... И «Явления Христа» когда-то не было. И не было Ближайшего. Об этом времени, о создании этой картины Гоголь и пишет. Нет, без иронии какой-то говорю — удивительно, в голове не укладывается.

В-третьих, было здорово почитать о современной Гоголю поэзии. У нас ведь как? Пушкин-Лермонтов-Блок. Ну, ещё немного Фета, Некрасов с железной своей дорогой выглядывает и Тютчеву с грозой в начале мая не надо рая. А тут — целый каскад! Ломоносов(который не только университеты основывал и из Холмогор пешком ходил), Державин (который до Пушкина был солнцем и колоссом), Дельвиг, Вяземский, Жуковский, Языков... Стыдно даже стало, честно говоря — вот ведь слышал о таких, знаю, что были и внимания заслуживают, но от хоть бы строчку вспомнить на память... Эх!
В-четвёртых, нравственные и житейские советы Гоголя заслуживают внимания. Да, местами они спорны, местами устарели, но в целом — дельны. И всяко лучше многочисленных современных книжонок по самомотивации, управлению судьбой, тайм-менеджменту и прочей дребедени.
В-пятых, я теперь знаю, какая судьба постигла второй том почитаемых мною «Мёртвых душ». Гоголь их сжёг. Сжёг не случайно, не перепутав с черновиками, не в припадке безумия. Это был осознанный акт вполне здравомыслящего человека. Может быть, даже подвиг.
В-шестых, мнение Гоголя о русской литературе. Тут нечего говорить — если это не аксиома и не константа, то где-то очень близко.
В-седьмых, заглянуть в душу поэту и титану, почитать его исповедь... Знаете, это очень сильно, непознаваемо и чуть-чуть стыдно. Всё же это письма, хотя бы и опубликованные не то, что с согласия автора, но и вовсе самим автором.

Я очень жалею, что во времена Николая Васильевича не было интернета со всеми его блогами, пабликами и тредами. Думаю, в этом формате «Выбранные места» смотрелись бы органичнее, хотя и без того эта книга определила вектор развития русской литературы на века.

«Очень меня заняла последнее время ещё Гоголя переписка с друзьями. Какая удивительная вещь! За 40 лет сказано, и прекрасно сказано, то, чем должна быть литература. Пошлые люди не поняли, и 40 лет лежит под спудом наш Паскаль »

Лев Толстой

Обличать получалось лучше.

Неужели это критикам удалось убить талант Гоголя сатирика и обличителя? Неужто настолько была подорвана вера в свои силы, что стало возможным написание этих писем?
Можно понять занудство старого человека, желающего всем дать "указивки", но Николаю Васильевичу на момент издания и 40 не было! Приближался к опасному возрасту: " Самые способные и даровитые из людей, перевалясь за сорокалетний возраст, тупеют, устают и слабеют" (гл.12)
Или: "Пусть молодежь спорит, а умные могли в это время надуматься" (гл.11). Представляю, как обрадовались все от "мала до стара"!
Показалось, что письма сам себе и писал ( а не генерал-губернатору или помещику). И подарил всей царской семье, родственникам похвастался, дескать, внимают все.
Советы давал о том, чего сам не знал.
5глав- о церкви, о вере. Что мы из этих глав узнаём? Что нападают на церковь, но она не бездействует :" ... готовятся неопровержимые сочинения в защиту..." Про одежду скромную священнослужителей "неподвластной никаким изменениям и прихотям наших мод"
2 главы- о женщинах. В светском обществе необходимы "простодушные беседы" В семье "не ведите общей расходной книги, но с самого начала года сделайте смету всему вперед..."
10 глав- об искусстве. Как критик даёт 5 звезд переводу "Одиссеи" Жуковским, печется о художнике Иванове. Умилило о театре: "Странно и соединить Шекспира с плясуньями в лайковых штанах. Что за сближение? Ноги- ногами, а голова головой"
10 глав власть придержащим . Тут цитировать и цитировать! Но самое поразительное, что ничего не изменилось с тех пор! ( кроме названий и техники). Губернию сравнивает с больницей, призывая генерал-губернатора относиться к ее пациентам как к своим родственникам! (гл.21)
Заканчивается "Светлым воскресеньем" и надеждой, что "благоухать будут души"...

Стоппардовская Натали Герцен отреагировала на эту книгу так:" Он сошёл с ума!"
Я, пожалуй, к ней присоединюсь. Предлагать во имя каких-то контактивно-воспитательных целей жечь деньги на глазах у крепостных - бред сумасшедшего. Как и какие-то предположения, что Пушкин энд компани любили скрывать в своих стихах мадригалы царю. В частности, приведённое автором стихотворение Пушкина "С Гомером долго ты беседовал один,.." посвящено Гнедичу, а вовсе не царю.
Но вот "Светлое воскресенье" всем рекомендую.

Ах, как же жаль Гоголя, два раза уничтожить свой второй том Мертвых душ, сильно конечно. Теперь я частично понял, что же стояло за этим, желание довести произведение до совершенства. По поводу этого сборника, честно скажу разочаровал, все не то. Сложно комметировать произведение, лучше всего выразил мои мысли Белинский в письме Гоголю, очень советую почитать. Что очень показательно, так как это изменилось отношение критика к писателю после выхода в свет этого произведения