Очень заковыристо все в жизни Оскара, доброго, но прискорбно тучного романтика и фаната комиксов и фантастики из испаноязычного гетто в Нью-Джерси, мечтающего стать доминиканским Дж. Толкином, но прежде всего – найти любовь, хоть какую-нибудь. Но мечтам его так и остаться бы мечтами, если бы не фуку́ – доминиканское проклятье, преследующее семью Оскара уже третье поколение. Тюрьма, пытки, страдания, трагические происшествия и несчастная любовь – таков их удел. Мать Оскара, божественная красавица...
Но у нее же любовь! Любовь! Она мало что замечала вокруг, жила как женщина с сотрясением мозга.
Лучший комментарий из подслушанных мною? «Мама, смотри, парень вывел свою планету на пробежку».
"убежать нельзя. Как ни старайся. Единственный выход - это вход"
мы же знаем, насколько толерантны наши толерантные.
Но если за последние годы я и научилась чему-либо, то лишь одному: убежать нельзя. Как ни старайся. Единственный выход – это вход.
Вот вам белые люди. У них кошка потеряется, и они резвешивают воззвания на всех углах. А у нас, доминиканцев, потеряется дочь, и мы даже не отменим посещение парикмахерской.
...никто не мог успешнее подавить хохот, когда Трухильо побеждал на выборах с результатом 103 %! Каков энтузиазм народа!
Вот тебе жизнь как она есть. Раздобудешь себе сколько-нибудь счастья, и – бах! – его сметут в один миг, как паршивую соринку. По-моему, проклятья – чистая выдумка, их не существует. А зачем они, если есть жизнь? С нас и ее хватит.
Паршиво, когда у тебя нет отрочества; это все равно что оказаться запертым в шкафу на Венере ровно в тот момент, когда впервые за сотню лет над планетой восходит солнце.
Я сделала все, что смогла, а надо было больше.
Семейное проклятие, скажет кто-то. Жизнь, скажу я. Жизнь.
Любовь – необычайная редкость, ее легко перепутать с миллионом других вещей...
Говорят, какой бы длинный путь ни прошагал осел, ему всё равно не стать лошадью.
Ведь успех всегда нуждается в зрителях, зато провал никогда без них не обходится.
... один нагородит, а другому с этим жить.
Я всегда терпеть не могла понятные сны. И до сих пор не люблю, когда мне такие снятся.
Увы, никто так не норовит унизить другого, как униженные.
Моя история не самая страшная, не самая точная, не самая жестокая и не самая красивая. Она просто держит меня за горло и не отпускает.
В тринадцать лет Бели́ верила в любовь, как семидесятилетняя вдова, оставшаяся без мужа, детей и средств к существованию, верит в Бога.
Был еще Индеец Бенни, тихий аккуратный официант, вечно печальный, как человек, давно привыкший к зрелищу гибнущих надежд.