Книга знаменитого философа-неоплатоника Ямвлиха (ок. 242–306 гг.) посвящена жизни и учению Пифагора — одного из самых загадочных философов, мистиков и мудрецов Древней Греции. Ямвлих — автор трактата «О египетских мистериях», многих трудов, посвященных символике богов, и комментариев к работам Платона и Аристотеля.
I. «Жизнь Пифагора»
«Жизнь Пифагора» Ямвлиха я читал довольно давно – книга эта вызвала бурю мыслей и эмоций (мысли всегда вызывают у меня эмоции), но как-то мне не удалось эти мысле-эмоции должным образом «уложить». Так что я оставил вынесение вердикта на будущее, теперь же будущее это, как ни странно, наступило. Что же можно сказать о Пифагоре, о его жизни и о «Жизни Пифагора»? То есть, что с одной стороны можно сказать о книге, а с другой – а самом Пифагоре и его учении? Ну, о книге можно сказать только хорошее – замечательная книга, побольше бы таких. Базовых источников по биографии Пифагора, как я понимаю, три: помимо книги Ямвлиха это еще вездесущий Диоген Лаэртский, и Порфирий с трудом … «Жизнь Пифагора». Диоген Лаэртский на этот раз оплошал, его биография Пифагора совершенно бессодержательно-тусклая (за исключением его собственных стихов, посвященных Пифагору), Порфирий содержательнее и дает хорошее базовое представление о Пифагоре, но все-таки он скорее краток, чем пространен; Ямвлих же развернулся по полной – видно, что для него жизнеописание Пифагора – занятие в жизни важнейшее. Поэтому, прочитав Ямвлиха, вы, в принципе, можете уже не читать другие источники, прочитав же другие источники, но не читая Ямвлиха, вы лишите себя знания слишком многих нюансов.
II. Пифагор завораживающий
Это что касается книги, - сказать же что-то о самом Пифагоре и его учении намного сложнее. Буря мысле-эмоций вернулась, посмотрю, способен ли я теперь ее утихомирить. Многое в фигуре Пифагора (в образе пифагореизма) вызывает у меня безусловное приятие, но, наверное, еще больше – принципиально неприятие. Мозг погружается в философскую эйфорию, но потом начинает бунтовать.
Итак, что может привлекать в Пифагоре? Во-первых, он, как известно, ввел термин «философия» – дело само по себе немаловажное. Во-вторых, конечно, сама его биография завораживает, наверное, примерно так, как верующих завораживают жизнеописания святых. Впрочем, и жизнеописание Пифагора больше похоже на жизнеописание святого, а не философа; Пифагор у нас чудотворец – он и в двух местах одновременно бывает, и с животными разговаривает, и, в свою очередь, с ним разговаривают реки (некая река Несс прямо так и сказала: «Здравствуй, Пифагор!»). Вообще же я часто думаю о том, какие замечательные сюжеты для картин подсказывает история философии – но живопись куда охотнее черпает именно из религиозного, а не философского колодца. Какой замечательной, например, могла бы быть картина «Видение Эмпедокла» (кстати, тоже пифагореец):
Выросло много голов, затылка лишенных и шеи,
Голые руки блуждали, не знавшие плеч, одиноко
Очи скитались по свету без лбов, им ныне присущих. (Эмпедокл. «О природе». 57).
Какая прекрасная ужасность! А вот еще один сюжет: «Пифагор, вслушивающийся во всеобщую гармонию Вселенной». А Пифагор, согласно Ямвлиху, слышал эту гармонию, и отзвуки услышанного он передавал людям, произведя своего рода музыкальную революцию: с помощью специальных мелодий осуществляя укрощение страстей души и настраивая ее на должный лад. Это была целая система лечебной музыкальной терапии, у греков вообще было особое отношение к музыке, вот и Платон много говорит о музыке в «Государстве», а Аристотель посвятил ей целую книгу в… «Политике»! В общем, важнейшим искусством для греков является… ну, вы знаете.
Вообще, в основе пифагореизма лежит понятие меры, в основе же образа жизни – гармоничное «настраивание» и «смягчение», а также представление о дружбе всех со всеми, в противовес мирской войны всех против всех. И это тоже нашло у меня скорее положительный отклик (как у человека в основном «расстроенного», но все пытающегося и не оставляющего надежды «настроиться» - смягчиться получается лучше). И вообще то, что Пифагор стремится выстроить жизнь в целом как созерцательное умопостижение, как философию… но так ли это? Вот тут-то и начинаются проблемы…
III. Пифагор и Сократ: молчание и разговор
Все проблемы начинаются там, где описывается способ обучения, практикующийся у Пифагора, а также описание жизни пифагорейской общины. Это, конечно же, не философская школа, но скорее религиозная секта с математико-философским уклоном. У нас, правда, слово секта почти автоматически ассоциируется со словосочетанием «тоталитарная секта», плюс связывается с каким-то обманом, но это подход глубоко современный; здесь дело обстоит примерно так же как и со словом, скажем, «свастика» – как говорится «это слово ругательное и я прошу его ко мне не применять»; исторически оно оказалось на сегодняшний день дискредитированным. Но что такое секта? – можно определять по-разному, самое же четкое определение дает, по-моему, Макс Вебер: «Секта – это общество спасенных, стремящихся отделиться и отгородиться от внешнего мира… Секта – союз людей, получивших высшую религиозную аттестацию». Итак, во-первых, надо спастись от греховного мира (спасение от), и, во-вторых, приобщиться к некоему высшему (божественному) образу жизни (спасение в собственном смысле слова). Этим Пифагор и занимался – спасал и приобщал; сам же он, конечно, постепенно становился все более высшим существом, пока, наконец, не стал наивысшим – самим Аполлоном гиперборейским. И это уже не философия, и даже не мудрость, это нечто другое. Здесь не место разумному собеседованию, здесь место почтительному вниманию. «Сам сказал» - значит, говорить более не о чем. Да и вообще лучше особенно много не говорить, а все больше помалкивать: пятилетнее испытание молчанием (стадия «акусматик»-слушатель) – ключевой аспект инициации человека, претендующего на звание пифагорейца («эзотерика» или «математика»). И этот аспект очень трудно «принять». Я понимаю, можно, в качестве испытания потребовать от человека молчать пять дней; ну, может быть, в крайнем случае, пять месяцев, чтобы уже раз и навсегда проверить его терпение, но – пять лет! Требовать молчать пять лет можно только с одной целью – воспитать бессловесного раба. И какой контраст с Сократом и его «Заговори, чтобы я тебя увидел». Это фраза, была или не была она произнесена когда-либо Сократом, между тем, несомненно очень точно выражает сам дух его способа философствования. Он именно что все время испытывал собеседника через разговор – помогая тому родить стоящие мысли. Про того же кто молчит – ничего и не скажешь. Пифагор же испытывает молчанием. Итак, вот формулически-словесная разница межу Пифагором и Сократом:
Сократ: Заговори, чтобы я тебя увидел.
Пифагор: Молчи, и чтоб я тебя не видел. (А на стадии испытания так называемые акусматики (слушатели), именно что не видели Пифагора, который вещал «за завесой»).
Вот почему люди тянулись к Сократу как к человеку, а к Пифагору – как к божеству (поэтому же к Сократу тянулись единицы, к Пифагору же – массы). Сократ – тут, рядом; Пифагор – там, на небесах. С Сократом можно спорить, Пифагору можно только внимать (в благоговейном безмолвии). Выбор за вами. А я выбираю Сократа.
Чуть более развернуто: на сайте
I. «Жизнь Пифагора»
«Жизнь Пифагора» Ямвлиха я читал довольно давно – книга эта вызвала бурю мыслей и эмоций (мысли всегда вызывают у меня эмоции), но как-то мне не удалось эти мысле-эмоции должным образом «уложить». Так что я оставил вынесение вердикта на будущее, теперь же будущее это, как ни странно, наступило. Что же можно сказать о Пифагоре, о его жизни и о «Жизни Пифагора»? То есть, что с одной стороны можно сказать о книге, а с другой – а самом Пифагоре и его учении? Ну, о книге можно сказать только хорошее – замечательная книга, побольше бы таких. Базовых источников по биографии Пифагора, как я понимаю, три: помимо книги Ямвлиха это еще вездесущий Диоген Лаэртский, и Порфирий с трудом … «Жизнь Пифагора». Диоген Лаэртский на этот раз оплошал, его биография Пифагора совершенно бессодержательно-тусклая (за исключением его собственных стихов, посвященных Пифагору), Порфирий содержательнее и дает хорошее базовое представление о Пифагоре, но все-таки он скорее краток, чем пространен; Ямвлих же развернулся по полной – видно, что для него жизнеописание Пифагора – занятие в жизни важнейшее. Поэтому, прочитав Ямвлиха, вы, в принципе, можете уже не читать другие источники, прочитав же другие источники, но не читая Ямвлиха, вы лишите себя знания слишком многих нюансов.
II. Пифагор завораживающий
Это что касается книги, - сказать же что-то о самом Пифагоре и его учении намного сложнее. Буря мысле-эмоций вернулась, посмотрю, способен ли я теперь ее утихомирить. Многое в фигуре Пифагора (в образе пифагореизма) вызывает у меня безусловное приятие, но, наверное, еще больше – принципиально неприятие. Мозг погружается в философскую эйфорию, но потом начинает бунтовать.
Итак, что может привлекать в Пифагоре? Во-первых, он, как известно, ввел термин «философия» – дело само по себе немаловажное. Во-вторых, конечно, сама его биография завораживает, наверное, примерно так, как верующих завораживают жизнеописания святых. Впрочем, и жизнеописание Пифагора больше похоже на жизнеописание святого, а не философа; Пифагор у нас чудотворец – он и в двух местах одновременно бывает, и с животными разговаривает, и, в свою очередь, с ним разговаривают реки (некая река Несс прямо так и сказала: «Здравствуй, Пифагор!»). Вообще же я часто думаю о том, какие замечательные сюжеты для картин подсказывает история философии – но живопись куда охотнее черпает именно из религиозного, а не философского колодца. Какой замечательной, например, могла бы быть картина «Видение Эмпедокла» (кстати, тоже пифагореец):
Выросло много голов, затылка лишенных и шеи,
Голые руки блуждали, не знавшие плеч, одиноко
Очи скитались по свету без лбов, им ныне присущих. (Эмпедокл. «О природе». 57).
Какая прекрасная ужасность! А вот еще один сюжет: «Пифагор, вслушивающийся во всеобщую гармонию Вселенной». А Пифагор, согласно Ямвлиху, слышал эту гармонию, и отзвуки услышанного он передавал людям, произведя своего рода музыкальную революцию: с помощью специальных мелодий осуществляя укрощение страстей души и настраивая ее на должный лад. Это была целая система лечебной музыкальной терапии, у греков вообще было особое отношение к музыке, вот и Платон много говорит о музыке в «Государстве», а Аристотель посвятил ей целую книгу в… «Политике»! В общем, важнейшим искусством для греков является… ну, вы знаете.
Вообще, в основе пифагореизма лежит понятие меры, в основе же образа жизни – гармоничное «настраивание» и «смягчение», а также представление о дружбе всех со всеми, в противовес мирской войны всех против всех. И это тоже нашло у меня скорее положительный отклик (как у человека в основном «расстроенного», но все пытающегося и не оставляющего надежды «настроиться» - смягчиться получается лучше). И вообще то, что Пифагор стремится выстроить жизнь в целом как созерцательное умопостижение, как философию… но так ли это? Вот тут-то и начинаются проблемы…
III. Пифагор и Сократ: молчание и разговор
Все проблемы начинаются там, где описывается способ обучения, практикующийся у Пифагора, а также описание жизни пифагорейской общины. Это, конечно же, не философская школа, но скорее религиозная секта с математико-философским уклоном. У нас, правда, слово секта почти автоматически ассоциируется со словосочетанием «тоталитарная секта», плюс связывается с каким-то обманом, но это подход глубоко современный; здесь дело обстоит примерно так же как и со словом, скажем, «свастика» – как говорится «это слово ругательное и я прошу его ко мне не применять»; исторически оно оказалось на сегодняшний день дискредитированным. Но что такое секта? – можно определять по-разному, самое же четкое определение дает, по-моему, Макс Вебер: «Секта – это общество спасенных, стремящихся отделиться и отгородиться от внешнего мира… Секта – союз людей, получивших высшую религиозную аттестацию». Итак, во-первых, надо спастись от греховного мира (спасение от), и, во-вторых, приобщиться к некоему высшему (божественному) образу жизни (спасение в собственном смысле слова). Этим Пифагор и занимался – спасал и приобщал; сам же он, конечно, постепенно становился все более высшим существом, пока, наконец, не стал наивысшим – самим Аполлоном гиперборейским. И это уже не философия, и даже не мудрость, это нечто другое. Здесь не место разумному собеседованию, здесь место почтительному вниманию. «Сам сказал» - значит, говорить более не о чем. Да и вообще лучше особенно много не говорить, а все больше помалкивать: пятилетнее испытание молчанием (стадия «акусматик»-слушатель) – ключевой аспект инициации человека, претендующего на звание пифагорейца («эзотерика» или «математика»). И этот аспект очень трудно «принять». Я понимаю, можно, в качестве испытания потребовать от человека молчать пять дней; ну, может быть, в крайнем случае, пять месяцев, чтобы уже раз и навсегда проверить его терпение, но – пять лет! Требовать молчать пять лет можно только с одной целью – воспитать бессловесного раба. И какой контраст с Сократом и его «Заговори, чтобы я тебя увидел». Это фраза, была или не была она произнесена когда-либо Сократом, между тем, несомненно очень точно выражает сам дух его способа философствования. Он именно что все время испытывал собеседника через разговор – помогая тому родить стоящие мысли. Про того же кто молчит – ничего и не скажешь. Пифагор же испытывает молчанием. Итак, вот формулически-словесная разница межу Пифагором и Сократом:
Сократ: Заговори, чтобы я тебя увидел.
Пифагор: Молчи, и чтоб я тебя не видел. (А на стадии испытания так называемые акусматики (слушатели), именно что не видели Пифагора, который вещал «за завесой»).
Вот почему люди тянулись к Сократу как к человеку, а к Пифагору – как к божеству (поэтому же к Сократу тянулись единицы, к Пифагору же – массы). Сократ – тут, рядом; Пифагор – там, на небесах. С Сократом можно спорить, Пифагору можно только внимать (в благоговейном безмолвии). Выбор за вами. А я выбираю Сократа.
Чуть более развернуто: на сайте
Как я завидую людям, которым РЕАЛЬНО интересно читать ТАКИЕ книги...
Для меня всегда затруднительно читать произведения"старых" авторов - так как с одной стороны, они невероятно перегружены речевыми оборотами, которыми никто уже давным-давно не говорит и каким-то сказко-мистическим душком, а с другой - описание настолько плоское, что на мой вкус, даже примитивное. Как будто книгу писал не взрослый человек, а 12-13 летний подросток.
Полагаю что дело в моем неразвитом художественном вкусе, что автоматически создает мне проблемы по части "наслаждения слогом". Но боюсь, что шансов развить его, на такой литературе, у меня просто нет.
Книга СОДЕРЖИТ-таки какое-какие моменты, которые показались мне интересными и жизнеспособными (в большинстве своем больше напоминала не очень увлекательную сказку), но в целом - мне не понравилась.
"Любым способом следует избегать и , отсекать огнем, железом и всеми другими средствами от тела — болезнь, от души — невежество, от желудка — излишество, от города — смуту, от дома — разномыслие, от всего в целом — неумеренность".
При выборе же срока, в течение которого проявление будет уместно, имеет место некое разнообразие и многовидность. Ибо и те, кто гневаются, и те, кто сердятся, делают это одни в надлежащий момент, а другие — нет, и, опять же, из тех, которые стремятся, влекутся и порываются к чему бы то ни было, одним выпадает удачный момент, а другим — неудача. То же самое можно сказать и о других видах страстей, о поступках, настроениях, беседах, встречах. Сама же уместность в известной мере поддается изучению, осмыслению и обучению, но в целом в себе она ничего этого не содержит.
И мудрость в действительности есть некое знание прекрасного, первосущего, божественного и несмешанного, всегда тождественного себе и действующего таким образом, что все, к чему оно ни прикоснется, также становится прекрасным. Философия же есть ревностное стремление к созерцанию всего этого.
Из людей, о красоте которых когда-либо рассказывали, он имел, когда рос, самый прекрасный облик и был осчастливлен божественным достоинством, со смертью же отца его стали превозносить как самого величавого и благоразумного, и, будучи еще совсем юным, он удостаивался всяческого почтения и уважения даже со стороны старших, а при встречах и беседах он привлекал к себе внимание всех и, кто бы ни взглянул на него, всем он казался удивительным, так что многие справедливо утвердились во мнении, что он — сын бога. Он же, приобретая силу и от такой репутации, и от воспитания, начатого сызмальства, и от природного богоподобия, еще более стремился быть достойным этих преимуществ и еще более упорядочивал себя богопочитанием, учеными занятиями, особым образом жизни, спокойствием души и сдержанностью телодвижений, отчего и говорил и делал он все безмятежно и с какой-то неподражаемой кротостью, не поддаваясь ни гневу, ни смеху, ни зависти, ни спору, ни какому-либо волнению или спешке, словно некий добрый демон явился на Самоc.
Говорят, что Пифагор первый стал называть себя философом, не только придумав новое имя, но и прекрасно обучая делу, которое оно обозначает. Ибо он говорил, что приход людей в жизнь подобен встречающемуся на празднествах сборищу, потому что как там суетятся разные люди, пришедшие один — с одной целью, другой — с другой (этот — стремясь продать товар подороже, тот — показать телесную силу и добиться славы; есть и третий род людей, причем наиболее свободный, пришедший ради созерцания зрелища и прекрасных предметов, величия слов и деяний, показ которых обычно наблюдают на общенародных праздниках), так и в жизни различные люди собираются в одном и том же месте, движимые различными интересами. Одних обуревает жажда роскоши и денег, других привлекает желание власти и борьба честолюбий. А самый бескорыстный нрав у того человека, который, занимаясь созерцанием прекрасного, называется философом.