1870 год. Прекрасные сёстры-креолки, Флоранс и Дезире, наследницы сахарных плантаций из южной Луизианы, отправляются в далёкий Лондон, чтобы найти себе там женихов. Девушек связывает не только кровное родство, но и страшная тайна.
Как встретит сестёр недобрая старая Англия? И спасёт ли красавицу Дезире беззаветная преданность Флоранс и её таинственный дар?
Чудо - это рваная рана на ткани мироздания. И края ее кровоточат.
...пишет бабушка неряшливо и скверно. Будто енот наследил.
Если размахивать мечом , крепко зажмурившись, можно попасть и по своим.
Хороший муж - это тот, что не посадит тебя с любовницей за одним столом, а так с мужчин спрос невелик.
— Ну и ладно, — утешаю ее. — Зато мы с Дезире выйдем замуж за богачей. Я приведу в порядок плантацию, докуплю соседние поля, чтобы бабушке было где развернуться, маму отправлю в монастырь кармелиток куда-нибудь в Бордо, а тебе, мамушка… тебе я куплю экипаж, чтобы не приходилось плестись пять миль до церкви. Вот тогда и я поживу в раю! Ведь рай — это когда у твоих близких всего вдоволь.
Как будто нет иного способа услужить родине, кроме как удобрить ее почву скудными брызгами своих мозгов!
От родителя-англичанина он унаследовал не только лошадиное лицо, но нечто большее - умение, не моргнув глазом, оставить без средств самого родного человека.
Я согласно киваю, как и положено невесте, плющом обвившейся вокруг могучего дуба- жениха.
Везет же мне на мстительных мужчин. Один, чуть что не по нему, пускал в ход плеть, другой повязал мою сорочку себе на копье и рвется в бой.
То, что дается даром, гроша ломанного не стоит.
Источник зла — это мы сами, а демонов с хвостами и вилами на самом деле не существует.
— Но это же неправильно! Если поставить человека на колени, дальше он может только ползти!
...страшно осознавать, что ты разбираешься в жизни гораздо лучше человека, который должен тебя по ней вести.
Если нас застигнут на улице посреди ночи!.. В Англии лучше расстаться с жизнью, чем лишиться репутации - не так мучительно и меньше хлопот.
— Иногда наша жизнь ломается с треском, — говорит она, — а потом срастается вкривь и вкось. Прямо как сломанная нога, на которую неправильно наложили лубок. Годится лишь на то, чтоб ковылять худо-бедно, а ведь охота и сплясать! Взять бы да и сломать кость заново, но мешает память о боли. Ведь во второй-то раз будет гораздо, гораздо больнее. Уж лучше не рисковать и оставить все как есть. Но жизнь решает за нас. А может, не жизнь, а Они, а может, не Они, а мы сами. Снова раздается хруст, и снова мы катаемся по земле, разбрызгивая слезы, и кажется таким несправедливым, что эта адская, эта непереносимая боль обрушилась на нас дважды. Но это наш шанс, девочка. Шанс выпрямить то, что срослось криво.»
Если я в чем-то виновата, то лишь в том, что отказалась умирать от ужаса. Хотя для английской барышни это, наверное, большой грех - не умереть от ужаса, когда того требуют приличия!
Заботливые мужчины тоже падки на лесть. В глубине души им хочется, чтобы окружающие признали их заслуги.
Иные миры. Они похожи на отражение моего мира, но не в зеркале, а на боках мыльного пузыря. Отражение зыбкое и хрупкое, в радужных разводах. Притронешься к такому миру - и он лопнет, осядет каплями на кончиках пальцев. Безопаснее любоваться издали, но я не могу удержаться.
Тетя Иветт выступает моим опекуном in loco parentis, посему мою руку он будет просить у нее. Складывается впечатление, будто девичья рука есть не что иное, как палка колбасы, которую опекун, точно лавочник, берет с полки и предъявляет платежеспособному покупателю по первому требованию!
На дороге самопожертвования нет перевалочных пунктов: раз вступив на нее, приходится идти до конца.
Если бы силой мысли можно было убивать, люди падали бы замертво направо и налево. Материализация мысли - такое же суеверие, как месмеризм или хваленый аффект, превращающий Джека в великана.
Смерть - не мальчишка на побегушках и забирает всех, кого пожелает.