Император Павел Первый, великий алхимик и месмерист, не был убит заговорщиками — переворот был спектаклем, позволившим ему незаметно покинуть Петербург. Павел Алхимик отбыл в новый мир, созданный гением Франца-Антона Месмера, — Идиллиум. Павел стал его первым Смотрителем. Уже третье столетие Идиллиум скрывается в тени нашего мира, взаимодействуя с ним по особым законам. Охранять Идиллиум — дело Смотрителей, коих сменилось уже немало. Каждый новый должен узнать тайну Идиллиума и понять, кто такой он сам…
О чем эта книга на самом деле, будет зависеть от читателя — и его выбора.
Осторожно! Вызывает экзальтацию!
«С Пелевина не блевал, не ругал даже частью.
– Видно, пока разума муки его не добьют, –
Буду читать – как читал – как читаю: со страстью!
Господом писателя данного – будто в семью!»
(Вольное изложение стихотворения М.И. Цветаевой
«Заповедей не блюла, не ходила к причастью…»)
Поднимите-ка руку, кто ждал нового Пелевина с распростертой читательской душой? Без эдакого тревожного чувства а-ля «хоть бы в этот раз все не вышло комом»? Принято думать, что преданные читатели всегда есть, но они предпочитают отмалчиваться. Тем не менее, тенденция к повальному хэйту позднего Пелевина вполне ощутима – некоторые мои знакомые, будучи неплохо подкованными в области творчества В.П., в связи с ухудшающейся ситуацией последних лет не сохранили к нему и маломальского интереса. Но вот чудесный фактор под названием «пиплхавает» не дает Пелевину ни единого шанса на провал «Смотрителя».
Такая вот язва объективности. Начну потихоньку вставлять свои пять копеек.
Итак, мнимый упадок Пелевина-писателя – это лишь его закономерная трансфигурация (думаю, он сказал бы так же). Видоизменение без потери внутренней сущности, если позволите. Поэтому горько и яростно вздыхающие по «старому Пелевину» на самом деле тоскуют исключительно по произведениям, которые вряд ли могут быть написаны больше одного раза. Не всем же, подобно Достоевскому, умирать после своего лучшего романа…
Но, каюсь, я чуть было не разубедился в приверженности Пелевина самому себе по прошествии нескольких десятков страниц. Лишь ближе к середине книги облегченно выдохнул: оно! Простительно – впереди еще целых полтора тома. Расшифрую это «оно!» для тех, кому не доводилось вгрызаться в Пелевина: понятийно-терминологическая бездна (кочующие из романа в роман «иллюзорность», «визуализация», «персонификация» и пр.); мир, окутанный многочисленными аллюзивными ниточками; подкожный юмор; триада эзотерики, фантастики и философии; наконец, столь притягательный pelevinsky losk, охватывающий все перечисленное.
Во время чтения художественной прозы читатель волей-неволей прикидывает, куда далее повернет сюжет – и не всегда безуспешно. Пелевин обрубает эти потуги на корню – даже, мол, не пытайся. Немалая часть произведения находится во внешней неподвижности, где герою рассказывают обо всем прямо или косвенно его касающемся, – неизменная фишка В.П. – и тут лихих поворотов хоть отбавляй. Иными словами, с автопилота роман не убрать – решать тебе, дорогой друг, плюс это или минус.
А полет пока нормальный. В скором времени понаблюдаем за приземлением.
Осторожно! Вызывает экзальтацию!
«С Пелевина не блевал, не ругал даже частью.
– Видно, пока разума муки его не добьют, –
Буду читать – как читал – как читаю: со страстью!
Господом писателя данного – будто в семью!»
(Вольное изложение стихотворения М.И. Цветаевой
«Заповедей не блюла, не ходила к причастью…»)
Поднимите-ка руку, кто ждал нового Пелевина с распростертой читательской душой? Без эдакого тревожного чувства а-ля «хоть бы в этот раз все не вышло комом»? Принято думать, что преданные читатели всегда есть, но они предпочитают отмалчиваться. Тем не менее, тенденция к повальному хэйту позднего Пелевина вполне ощутима – некоторые мои знакомые, будучи неплохо подкованными в области творчества В.П., в связи с ухудшающейся ситуацией последних лет не сохранили к нему и маломальского интереса. Но вот чудесный фактор под названием «пиплхавает» не дает Пелевину ни единого шанса на провал «Смотрителя».
Такая вот язва объективности. Начну потихоньку вставлять свои пять копеек.
Итак, мнимый упадок Пелевина-писателя – это лишь его закономерная трансфигурация (думаю, он сказал бы так же). Видоизменение без потери внутренней сущности, если позволите. Поэтому горько и яростно вздыхающие по «старому Пелевину» на самом деле тоскуют исключительно по произведениям, которые вряд ли могут быть написаны больше одного раза. Не всем же, подобно Достоевскому, умирать после своего лучшего романа…
Но, каюсь, я чуть было не разубедился в приверженности Пелевина самому себе по прошествии нескольких десятков страниц. Лишь ближе к середине книги облегченно выдохнул: оно! Простительно – впереди еще целых полтора тома. Расшифрую это «оно!» для тех, кому не доводилось вгрызаться в Пелевина: понятийно-терминологическая бездна (кочующие из романа в роман «иллюзорность», «визуализация», «персонификация» и пр.); мир, окутанный многочисленными аллюзивными ниточками; подкожный юмор; триада эзотерики, фантастики и философии; наконец, столь притягательный pelevinsky losk, охватывающий все перечисленное.
Во время чтения художественной прозы читатель волей-неволей прикидывает, куда далее повернет сюжет – и не всегда безуспешно. Пелевин обрубает эти потуги на корню – даже, мол, не пытайся. Немалая часть произведения находится во внешней неподвижности, где герою рассказывают обо всем прямо или косвенно его касающемся, – неизменная фишка В.П. – и тут лихих поворотов хоть отбавляй. Иными словами, с автопилота роман не убрать – решать тебе, дорогой друг, плюс это или минус.
А полет пока нормальный. В скором времени понаблюдаем за приземлением.
Когда первый раз читаешь автора, которого до этого усиленно избегал в силу собственных предубеждений, многое кажется новаторски интересным и той самой свежей струей, необходимой пресыщенному читательскому сердцу порой.
Второй раз уже призадумываешься, а все ли так, как показалось в самом начале ? Да нет наверное, там и правда роман был интересный.
Ну а в третий, да с коротким перерывом, уже многое напоминает те самые накатанные автором рельсы, когда и стеб весь приелся, и юмор уже вызывает оскомину, и приемы знакомые до боли, а отсутствие новизны идеи предательски снижает собственный интерес все ниже и ниже.
Да, есть необычный мир, созданный причудливой фантазией автора, в котором снова и снова призрачный бессмертный фехтовальщик убивает очередного Смотрителя, на роль которого теперь выдвинут Алексис де Киже, пытающийся разобраться в происходящем и попутно знакомящийся с Юкой, удивительной девушкой, прибывшей из Оленьего парка, множественные аллюзии на известные произведения, юмор, уже привычный по предыдущим произведениям, но именно его мне не хватило тут....
И все-таки, прихожу к выводу, что тут в минус пошло не то обстоятельство, что книга оказалась очередной по счету, а излишняя сосредоточенность автора на любовных отношениях в ущерб разворачивающейся истории, ну и тема иллюзорности бытия, неограниченных возможностей человека в создании собственного мира показалась вторичной , усложненной лишними вывертами.
Как итог, не моё, не впечатлило совершенно, но отдаю дань авторской фантазии.
Вика SantelliBungeys , спасибо за дуэль)
Собери их всех. Дуэльный зал
Книжное государство 2019. Городские объекты
Знаете, что такое трендсеттерство? Это умение предвосхищать тенденции, чувствовать, что будет актуальным завтра и даже послезавтра, вводя в обиход уже сегодня. Оскар Уайльд, к примеру, был трендсеттером. Да, о зеленой гвоздике, которую вслед за ним вдели в петлицу все лондонские модники. К несчастью для писателя, слишком смелые прозрения опасны, открытое признание собственной гомосексуальности, опередившее настроения общественного бессознательного не на год, а на век, стало причиной гибели его. Это к тому, что у Пелевина по части трендсеттерства все отлично. Потому и стал самым влиятельным в российской словесности лицом.
Нет, я не фанатичная поклонница. И по части стиля знаю много лучше, и уровень глубины его произведений, как по мне - не то, чтоб очень. Эрудированность, умение виртуозно жонглировать понятиями, соединяя несоединимое с изяществом и непринужденностью ярмарочного факира, которые вдруг в один неуловимый миг ставят тебя перед лицом грозного мага и чародея. Да полно, скажешь тоже: Маг, погляди внимательнее, он и в самом деле с ярмарки, только деревенский простофиля, Ванька-дурачок, которые продав корову, проигрывает деньги в наперстки. И ты готова уже согласиться: "Обозналась, Батенька, посыпаю голову пеплом". Поднимаешь глаза - на месте давешнего лоха вида сумрачного рыцарь в фиолетовых доспехах.
Все потому что он Джокер. Многолик, изменчив, как ртуть, скользит, переливается холодным радужным сиянием. В руки не возьмешь, к сердцу не прижмешь ("Такой пусечка, так бы и расцеловала" - это не про Пелевина) и вдыхать долго - опасно для здоровья. Но самая занятная игра, м-мать ее - скатывать в один шарики странного этого металла (кому доводилось в детстве разбивать градусник - поймет). И еще денежки. Медяха, побывавшая в контакте, сверкает дивным серебряным блеском. Почти как глюк, монетка из последнего его романа. С той же степенью ликвидности, когда игра окончена.
Монетка-глюк, распускаемая в глюкогене для получения быстрого простенького удовольствия, совершенно очаровательна. После чернеет и годится после только в переплавку, покупательной ценности в ней не остается. Но высшее свое предназначение - служить удовлетворению сиюминутной потребности в счастье, она выполнила Здесь много таких деталей. Чего стоит жираф-пугало, чудо местной генной инженерии. Камуфляжной расцветки трехметровая дура, разгуливающая посреди кукурузного поля.
"Послушай, далеко-далеко, на озере Чад..."
Да и вся игра с творением новых миров из щепотки электролита, одного талантливого человека и некоторого количества доверяющих ему и признавших лидером единомышленников - сплошное очарование, как по мне. Эскапизм? Да, но не в вампирье-оборотническо-членовредительском стиле и остров Лапуту (которого никогда не любила, признаюсь) пусть останется на сей раз в стороне. Пока что никто никого не кусает, пока мы только хвостами учимся переплетаться, производя посредством переплетения дивные новые миры.
Плохо? Ну, я не знаю, кому как, мне так очень нравится. Фирменная пелевинская компиляция из всех возможных восточных учений, сдобренная западной эзотерикой и приперченная наивным механицизмом науки XVIII столетия (которая все возможные тайны природы из одного ньютонова яблока собиралась вывести). Мне чуть не хватает в Идиллиуме Пелевина гриновской звенящей воздушности, которая в другом, милом сердцу искусственно созданном мире, Транквилиуме Лазарчука. Но еще и выше говорила ведь, что видали мы стилистов получше. У здешнего задачи другие, сколько понимаю. Не агнец, приготовленный для заклания в жертву политическим интригам нашего мира, но жизнеспособная ему альтернатива. Которой романьтизьм в больших количествах противопоказан.
Знаете, если градусник случайно разбился, можно не переживать сильно. Собрать ртутные шарики, вызвонить специальную службу для утилизации. А пол помыть с "Белизной". Хлорочка, она полезная и нейтрализует меркуриальные пары. А что пованивает, что ж мы, не в Советском Союзе росли, не потерпим? Это к тому, что наткнулась на статью Дмитрия Быкова о романе и прям даже запах ощутила явственно. Незамысловато-пользительный. Только, хм, хлорные пары в определенной концентрации и сочетании с некоторыми веществами тоже очень токсичны.
Пелевин наизнанку
Непонятно мне, как можно написать на этого "Смотрителя" рецензию. Он вообще написан не для критиканства, даже для любительского, я не знаю для чего , как и почему он написан. Если описать мои личные графики восприятие - это изначальный штопор в нечто пузыристое, ибо из этого самого пузыря подразумевалось выдувание Идиллиума , с последующим осторожным, таящимся непонятно от чего, передвижением по коридору, загибающемуся раковиной улитки. Не я это придумала - это резвился и насмешничал над читателем, в моём несчастном лице, сам Пелевин. Я то знала как эта завитушка коридора трактуется в буддизме...это застывшее на теле живого существа время, а сама улитка — олицетворенное терпение и настойчивость.
Знал и автор, бросая мне вызов, что ежели даже молюску хватало терпения и настойчивости, то и мне пристало смириться.
Замечу сразу - автора я читала единожды и раннего. Потому специалистом по трактовке и дешифровке ни разу не являюсь и Тынянова с его "Подпоручиком..." не читала.
Тяжёлое испытание - стать тайным приемником Смотрителя, человека в маске по имени НиколайIII- в целях конспирации быть тебе бездельником. Окружат тебя друзья из позолоченной молодёжи, потребуют проведения на себе опытов с о всякими наркотическими веществами, подарят тебе бронзового болвана распевающего песни Виктора Цоя, прокатят на галере с двумястами големов и даже девушка-"зеленка", выбранная по каталогу прибудет в запечатанном палантине-коробочке.
Прелестное и бездумное существование в ожидании...смерти человека, чье место тебе предстоит занять, если бы не Галилео в его уроками, если бы не книжка маркиза де Ломонозо с примечательной теорией обнимания ряда Фурье, если бы не само наличие Ветхого мира.
И , с другой стороны, есть в этой книге некая строгость и стройность - не простая финтифлюшка для забавы, а некая игра на историческом фоне, с реальными персонажами, пусть и фантасмагорического подвида. Павел Первый, Месмер...создатели и смотрители, нуждающиеся в помощи беспечного Алексиса. И конечно мои подозрения в будущих обманах, ибо так и тянет "пощупать"нематериальное, брямкнуть по энергетическим струнам. А так же предположить подлог в самом образе главного героя.
Это было нелёгкое чтение, которое постепенно переросло в восхищение)) Но не перед самим автором, а перед великим мастером прочтения, перед Сергеем Ножериевичем Чонишвили - в его исполнении столько игры расширения сознания, что остаться равнодушным просто невозможно.
Долгий путь к книге начался с совета Жени russischergeist . Это, я тебе скажу, не простая штука, да ещё и с продолжением. Спасибо, за коварное вовлечение в совершенно неизведанное;)
+
Бесконечное приключение. Тур 6. Подземелье.
+
Мир аудиокниг. Царь-горы.
Неблагодарное это дело – писать рецензии на новые книги полюбившихся писателей. Ты все время пытаешься поймать себя – есть ли в твоем отношении пристрастие или тебе действительно нравится его очередная поделка?
С Пелевиным случай и вовсе клинический. Его позднюю прозу принято громогласно ругать, но у меня все время закрадывается сомнение, что поносят его как раз те, кто узнает в героях (пусть и самых фантастичных) себя в том или ином преломлении.
Прочитанная половинка новой книги мне понравилась. Язык глаже, чем в Цукербринах , содержательнее, чем в П5 или Ананасной воде... . У автора явно есть целостная концепция для придуманного им месмеризмического мира, трещины в мироздании (и концепция не хуже, чем в S.N.U.F.F. ). Чего же еще хотеть?
Глубокой философии, инсайта, зубодробительных афоризмов? Или наоборот – острой злободневности, конкретики? Мы привыкли смотреть на Пелевина как на человека, который во многом создал наш современный причудливый мир (с тихим ужасом наблюдая, как его самые отвязные пророчества сбываются). Кто сказал, что с этим экскурсом к Павлу I дело обстоит иначе?
Что мне действительно понравилось в этот раз (кроме очередной порции метких сравнений (что-то в духе «пепел империй и перхоть демократий») и сентенций, которые читатели пачками добавляют в «цитаты»), так это неявно демонстрируемый культурный багаж. И не в сфере религии, где традиционно на читателя проливаются ушаты перелопаченных и пропущенных автором через себя концепций. Нет, тут более тонкая игра с русской культурой, в ссылке на самого себя в упоминаниях Чапаева (пелевинский Павел I чем-то похож на этого невероятного героя Чапаева и Пустоты ), в литературной игре с Ломоносовым, в обыгрывании в образе главного героя знаменитого тыняновского подпоручика Киже .
А также традиционные, ожидаемые игры со словами, которым придаются новые смыслы (а-ля «невозвращенец»), или конструирование новых (как один из титулов общающегося с высшими силами - «Неботрога»). Мастер узнается по почерку.
Пелевин как всегда погружен в мир символов. Его злой юмор, колкий и неудобный, дотягивается и до Хризмы, до Сна в Красном тереме , и до мифологизированного Михайловского дворца. И до очередных мрачных тайн мироздания.
Да, это опять книга о людях, о тонком мире и зыбкости реальности. А разве вы этого не чувствуете?
Детство, проведенное в строгости — залог счастья в зрелом возрасте. Просто потому, что обойденному усладами долго не надоест все то, чем пресытится человек, утопавший в развлечениях с младенчества.
«Разница как между оригиналом картины и очень похожей подделкой, сказал мне один из друзей, чьим мнением я дорожу. Я ответил так — если это и подделка, то она висит на стене в том же самом месте и выглядит так же. То есть оказывает на органы чувств то же в точности действие. Признать это мешает лишь эго, желающее непременно „обладать оригиналом“. Хочешь быть счастлив, тщеславный человек, — усмири гордыню…».
Действительность, однако, меня шокировала — наркотики оказались просто ядами, убивающими мозг. По-детски распустить в глюкогене пару монет было и то интересней — убогая, мимолетная и казенно-оптимистическая эйфория, как я с высоты своего юношеского нигилизма классифицировал наступавшее вслед за этим состояние, нравилась мне куда больше, чем прыжки в кишащую червями клоаку наркотического транса.Я не мог поверить, что эти порошки, пилюли и жидкости в таком ходу среди позолоченной молодежи. Меня с младенчества учили пользоваться умом и чувствами как набором точных надежных инструментов — когда их начинала гнуть, скручивать или поливать кислотой не подконтрольная мне сила, я испытывал самый настоящий ужас. Понять, как мои сверстники могут находить радость на дне этих волчьих ям сознания, было невозможно.
— Мы всё время меняем позу тела, потому что ни одна из них не является окончательно удобной. Это с детства знает каждый. Но то же самое касается и умственных состояний. Мы постоянно меняем позу ума — то направление, куда ум глядит, — поскольку ни одна из открывающихся перспектив не бывает удовлетворительной. Внутренняя жизнь человека сводится к тому, что он много раз в минуту перебегает из одной безысходности в другую, даже не осознавая этого процесса. А если у него возникает чувство, что в каком-то мгновении стоит задержаться, он тут же покидает его, чтобы написать стихотворение на тему «остановись,мгновение...»
Она не смотрела на меня как на ступень к чему-то большему, как большинство профессиональных молодых красавиц, наперегонки катящихся к финишу в своих заколдованных тыквах.