Параллельные влюбленности украшали его жизнь, как сорванные цветы в вазе. И так же непременно вяли. А семья, как утес, – вечна, и надо всем возвышается.
Волшебная страна – музыка. Но эта страна не моя. Я училась без энтузиазма, скучала, как пассажир в зале ожидания, который ждет своего поезда. А поезд все не идет, и сколько ждать – непонятно, может быть, всю жизнь. Вот где тоска… Сейчас я могу сказать, что музыкальное образование обогащает жизнь, делает ее более стереофоничной. Очень часто, когда я приезжаю в незнакомые города, я сажусь на лавочку, закрываю глаза и слушаю, как звучит этот город на слух. Одесса поразила меня страстным скрежетом: скрежет трамваев и скрежет голубей. Во всем жара и страсть. Трамвай «Желание». Столица Лаоса запомнилась покоем и тишиной. Шуршание шин об асфальт – шорк-шорк… Девушки на велосипедах – абсолютные статуэтки: белые кофточки, синие юбочки, точеные ножки на педалях. Шорк-шорк… Работники отеля говорят друг другу: «Бо-пи-нян». Это значит: не бери в голову. Вот так и живут: шорк-шорк и бо-пи-нян. Кому-то покажется скучно, а на самом деле – замечательно. Ничего лишнего. Иногда в магазине или на базаре слышится ор. Кто-то орет на всю голову. Значит, приехали русские, переговариваются между собой.
А что бы я хотела? Кто я такая? Никто. Ни связей, ни знакомств, только доверие к жизни и тонкая талия.
Это было хорошее время, буквально звездный час. Однако судьба не любит, когда долго все хорошо. Ира тяжело заболела. Они долго сражались с болезнью, но однажды Ира сказала: «Я устала. Я больше не могу, я буду умирать». Это были скорбные минуты. Ира лежала, проваливаясь в забытье. Однажды она вынырнула из забытья и проговорила: – Я была ТАМ. – И как ТАМ? – торопливо спросил Володя. – Это невозможно рассказать… Главная тайна не была приоткрыта. Видимо, ТАМ – другое время и пространство, и в нашем языке нет слов, определяющих это «другое». Их жизнь была неровной, как и всякая жизнь. Но в последний период он любил ее так же нежно и самозабвенно, как вначале.
Пятьдесят – хороший возраст, но это понимаешь только в шестьдесят. (Цитата из Токаревой.)
Татьяна подозревала меня в цинизме, в отсутствии романтики. Но все же мои слова в нее запали и проросли, как семена.
Пятьдесят - хороший возраст, но это понимаешь только в шестьдесят.
Я ненавидела свою работу. Всякий раз я не хотела идти в класс. Я чувствовала себя как чеховская Каштанка. У Чехова есть такая фраза: «Если бы Каштанка была человеком, она бы подумала: “Нет, так жить невозможно, нужно застрелиться…”»
«Бывает так: любишь, любишь человека, а потом – раз! И не любишь. И только жаль своих чувств, которые ты пустила погулять, а они вернулись к тебе с выбитыми зубами и кровоподтеками на лице». Это цитата из Татьяны Толстой. Лучше не скажешь. Моя любовь вылезла из-под обломков с выбитыми зубами и кровоподтеками на лице. И это после всего, что было между нами. Существует заповедь: «Не сотвори себе кумира, ни подобия его». Я никогда не понимала этой заповеди. «Не убий» – понятно. Убивать нехорошо. «Не укради» – тоже понятно. А чем плохо сотворить кумира? Оказывается, это грех, за который надо расплачиваться. Я сотворила кумира из грешного человека. Вот я и расплачиваюсь.
На первое место выступает не страсть, а нежность. Страсть - чувство плотское, а нежность - божественное. Непереходящее. Стасть может уйти, а нежность - нет.
Но... хорошо не там, где без нас хорошо, а там, где ты нужен, где без тебя не обойдутся.
У медицины и литературы много общего. Болезнь тела и болезнь духа- идентичны
Как оказалось, Родина - не пустой звук. На родине другое кровообращение.
Любовь начала буксовать, как грузовик на разъезженной дороге. У Лермонтова есть слова: "За каждый светлый день иль сладкое мгновенье слезами и тоской заплатишь ты судьбе..."
Только в старости люди любят друг друга по-настоящему.
Красота и милота - разное. Красота - от Бога, а милота - это характер.