Читатель этой интереснейшей книги получает возможность усомниться в справедливости известной фразы, вложенной А. Пушкиным в уста Моцарта: «Гений и злодейство — две вещи несовместные». Мы увидим отмеченного несомненной гениальностью поэта, самоотверженного борца за свободу Италии и Греции — и самовлюбленного эгоиста, который растлевает юношей, соблазняет единокровную сестру, предается неудержимому распутству и пренебрегает собственной дочерью. И все это — один человек, великий английский поэт...
Удовольствие ущипнуть предшествовало большей интимности. Тот, кто отказывался. получал оплеухи или пинки до тех пор, пока не уступал. Эти непристойности смягчались в дневное время более возвышенными чувствами - подношениями, стихами, которые ученики писали друг другу.
Один взгляд на красивое лицо - и Байрон был готов "строить иль сжигать новую Трою".
Тем, кому Бог даровал красивую внешность, а Байрон бесспорно относился к таковым, давали женские имена, их выбирали "сучками" для развлечения более взрослых учеников.
Среди всего этого разгула произошло нечто прекрасное, волнующее и, возможно, пугающее. Сначала это был только голос, серебряный и парящий, словно жаворонок, голос пятнадцатилетнего мальчика. поющего в хоре часовни в Тринити. Потом лицо, увиденное при свете свечей, - точеное, прекрасное. Джон Эдлстон, на два года моложе Байрона, сирота из простолюдинов, стал тем, к кому Байрон испытывал самую сильную и чистую страсть - их соединила мистическая нить.
Вскоре он понял, что Эдлстон был той любовью, без которой он не может существовать, но с которой жить он тоже не может, так как подозреваемых в содомском грехе сажали в тюрьму; это преступление каралось повешением.
В то время влюбленности Байрона - в мужчин ли, в женщин ли - были всегда возвышенными, окутанными романтическим таинственным светом, а кончались они неизменно скукой, побуждающей его устремляться к иным широтам и новым завоеваниям.
Он любил и мужчин и женщин; ему нужен был объект любви, кем бы он ни оказался.
Школьные дружбы Байрон со своим буйным нравом называл "страстями".
Его тонкие черты были женоподобны, и даже султан Махмуд II, принимавший его, сидя на троне в желтом атласе и тюрбане, украшенном сверкающими бриллиантами, полагал, что английский лорл на самом деле - "женщина в мужской одежде".