Цитаты из книги «Лингво. Языковой пейзаж Европы» Гастон Доррен

22 Добавить
С лингвистической точки зрения Европа – это языковой пирог, который состоит из нескольких больших кусков, множества мелких и горстки крошек. Устное и письменное многообразие языков нашего континента выглядит впечатляюще и невероятно увлекательно. «Лингво» – это языковой пейзаж нашего континента, живописные лингвистические реалии которого достойны пристального внимания, огромного интереса и искреннего восхищения.
Османский был странной штукой – этот язык ни для кого не был родным. Его искусственно создали для нужд элиты многонациональной Османской империи, взяв за основу три естественных языка: турецкий, арабский и персидский. Причем скрещиванию подверглась не только лексика, но и грамматика с произношением. Возникшая в результате химера была практически непонятна среднестатистическому турку, арабу и персу.
В каком-то смысле новый язык уравнивал шансы жителей империи: каждый, кто хотел чего-то достичь, будь он турок, араб, перс, серб, албанец или еще кто, должен был для начала выучить этот язык.
..человек, родившийся, допустим, в Азербайджане в 1915 г., к 1995-му успел пожить при четырех «алфавитных режимах»: арабском, советском латинском, кириллическом и турецком латинском.
Двое глухих, владеющих двумя разными жестовыми языками, смогут быстрее и эффективнее объясниться между собой, чем двое слышащих, говорящих на разных языках, но в основном потому, что владеющий языком жестов обычно хорошо умеет жестикулировать экспромтом. Пока они обсуждают конкретные вещи, они – при наличии доброй воли – всегда смогут объясниться. Но как только разговор перейдет на абстрактные материи вроде необходимости более жесткого регулирования финансового сектора, они будут так же беспомощны, как и все мы.
..сейчас Мальта – католический остров с семитским (а следовательно, афразийским) языком, в котором используется латинский алфавит (в отличие от всех остальных семитских языков) и который похож на итальянский, если не считать непривычных ż и ћ, типичных для польского и сербского соответственно. (Сходство с итальянским так сильно, что Муссолини считал мальтийский итальянским диалектом.) В довершение всего мальтийцы так хорошо говорят по-английски, что сюда со всего мира стекаются иностранные студенты, предпочитая оттачивать английский под голубым небом Ла-Валетты, а не под серым – Лондона. С такой запутанной родословной неудивительно, что мальтийский – один из немногих европейских языков, в котором помимо единственного и множественного числа есть еще и двойственное, доставшееся ему в наследство от арабского: sena – один год, sentejn – два года, а snin – больше двух лет.
..другое дело с гласными – основной трудностью для большинства иностранцев, осваивающих английское произношение ... Главный недостаток английских гласных – их изобилие ... А что, если в вашем родном языке гласных мало? ... У говорящих на таких языках сразу две проблемы: их рот не умеет произносить многочисленные английские гласные, а уши не различают ...
..если осилить китайские тоны нам помогает их сходство с интонацией, на которую мы привыкли обращать внимание, то при штудировании английских гласных иностранцам опереться не на что.
..победное шествие английского по миру объясняется вовсе не его простотой. Латынь завоевала много стран, но при этом была гораздо сложнее английского по части родов, падежей и склонений. Арамейский, греческий и арабский – еще три языка, имевшие в свое время огромное распространение, – грамматически такие же изощренные, как латынь. Их успех объяснялся историческими и политическими причинами, а отнюдь не особыми лингвистическими достоинствами. И с английским так. Если английский и проще этих четырех языков, то это всего лишь счастливый случай.
В качестве мирового языка английский не только очень похож на китайский, но и может быть им вытеснен. Немало политических экспертов считают, что «азиатский гигант» станет следующей сверхдержавой в экономическом, политическом и военном смысле. А тогда неудивительно, если и в языковой сфере он станет играть весьма активную роль. Это может обрадовать многие народы из Африки, Восточной и Юго-Восточной Азии, поскольку для них китайский может оказаться не труднее, а то и проще английского. (Хотя реформа китайской орфографии все равно многим была бы на руку.) Зато европейцы, включая славян, окажутся в проигрыше.
Впрочем, у страха глаза велики. В конце концов, в воображаемом мире, где китайский доминирует, мы бы сталкивались с устным и письменным китайским гораздо чаще, чем сейчас. И если миллионы неславян – татары, чеченцы, калмыки, венгры и румыны – овладели русским как вторым языком, а миллионы уйгуров, тибетцев, монголов и представителей других народов освоили китайский, то, конечно, и мы с вами сможем если уж не выучить китайский, то хотя бы заставить это сделать своих детей.
Смена лексики во избежание неловкости - типичное человеческое поведение.
Фарерский не только бесполезен, но и труден.
И нет глагола иметь - финн скажет не я имею кота, а minulla on kissa, у меня есть кот (и в данном случае это очень верно - ведь понятно, что главное действующее лицо тут кот, а не я).
Столетия миграции, торговли и творческой деятельности сделали немецкий широко распространенным и крайне влиятельным языком. Первая мировая война значительно пошатнула престиж всего немецкого, но еще более серьезный ущерб нанес Третий рейх с его манией величия и чудовищными зверствами. Можно сказать, что немецкий язык пострадал от войны, развязанной его носителями.
Армянский же, со своей стороны, демонстрирует то, что можно назвать лингвистическим шопоголизмом. Столетиями он неутомимо приобретает приглянувшиеся ему слова из языков своих соседей, правителей и побежденных врагов, из греческого, персидского, французского, турецкого и русского. Собственных древних слов, так сказать, фамильных драгоценностей, у него осталось меньше пятисот. И дело не только в словах: армянский заимствует у соседей и звуки, такие как дополнительные гортанные варианты p и k. Это как если бы англичане стали раскатывать r, как испанцы, или говорить в нос, как французы. Так что теперь армяне говорят на родном языке с иностранным акцентом.
Путешествуя по территории Римской империи году в 1200-м, вы не нашли бы и двух городов с общим языком. В самой распоследней деревушке процветала латынь местного разлива.
Юлий Цезарь перевернулся бы в гробу, если б услышал, во что превратился принесенный им язык.
... языки склонны к переменам даже без внешнего влияния. Только очень специальные условия могут помешать им меняться. По мнению социолингвистов, для этого нужно, в частности, чтобы большинство людей, знакомых каждому конкретному носителю языка, были знакомы между собой – именно так поддерживается консенсус в отношении языковых норм.
Новые слова создаются в строгом соответствии с языком саг. Грамматику подвергли ревизии с тем, чтобы старая литература стала еще доступнее. Обязательное обучение помогает распространять по стране новые слова и новые грамматические правила, что позволяет еще больше сгладить небольшие диалектные различия.
Некоторые думают, а точнее, бездумно полагают, что диалекты – это испорченные варианты нормативных языков. Например, скауз – просто исковерканный английский. Это первое, что приходит в голову; на самом же деле все наоборот: сначала возникают диалекты, а уж на их базе создается – всегда искусственным образом – нормативный язык.
Нас формирует семья. Мы получаем гены своих родителей, как они получили гены своих. Точно так же и большинство языков являются членами своих семей и определенные свойства получают в наследство. Конечно, зарождение новых языков не происходит в результате союза двух родительских языков, так что от биологической параллели придется отказаться. Вообще говоря, языки размножаются делением, как амебы, или дают отростки, как клубника.
По мнению некоторых лингвистов, главной движущей силой развития языка служат молодежные тусовки. Стремясь отличаться от своих родителей, желательно вызывая их возмущение, молодые люди выбирают простейший вариант: начинают говорить на своем особом языке. И часть молодежного жаргона они сохраняют на всю жизнь – таким образом местный язык меняется.
История любого языка – до некоторой степени всегда история политики и идеологии.
Причем различия настолько существенны, что есть даже норвежско-норвежские словари.
Если народ и правители говорят на разных языках, одной из сторон рано или поздно придется уступить.