Сага о великой любви Клэр Рэндолл и Джейми Фрэзера – любви, которой не страшны пространство и время, – завоевала сердца миллионов читателей во всем мире. Это история женщины, которая, оказавшись в совершенно непостижимой ситуации, нашла в себе силы и мужество противостоять обстоятельствам. 1945 год. Клэр Рэндолл, четыре года прослужившая медсестрой на фронте, возвращается к мирной жизни и воссоединяется со своим мужем Фрэнком. Они уезжают в Шотландию, чтобы отпраздновать свой второй...
Люди - это стадные животные в силу необходимости. Они ими стали еще в пещерные времена, когда люди - безволосые, слабые и беззащитные, чьим оружием была лишь хитрость, - выжили благодаря тому, что объединились в группы; они поняли: защита - в многочисленности. Это понимание вошло в плоть и кровь, именно оно неосознанно управляет толпой. В течении несчитанных, неисчислимых тысячелетий выход из стаи, противопоставление ей себя, озночало смерть для того,кто решался на такой шаг. Противопоставление толпе требует не просто личного мужества, оно требует преодоления извечного инкстинта.
Садист с чувством юмора особенно опасен.
Подняться разок до рассвета ради развлечения даже забавно. Но два дня подряд - это, извините, уже отдает мазохизмом.
Знать о чем-то и видеть собственными глазами - разные вещи.
Увидев мои покупки, он удивлённо приподнял брови.
— Вазы? — Он улыбнулся. — Замечательно. Наконец-то перестанешь вкладывать цветы в мои книжки.
— Это вовсе не цветы, это образчики, нечто вроде гербария. Ты же сам хотел, чтобы я занялась ботаникой. Чем-то же надо заполнять мозги, раз уж я больше не медсестра.
— Верно. — Он одобрительно кивнул. — Но я как-то не имел в виду, что каждый раз, едва я раскрою справочник, мне на колени будет сыпаться сушёная зелень.
На мои вопросы, возмущённые декларации и желчные замечания он отвечал свойственным всем шотландцам междометием, которое фонетически можно было бы передать как «ммфм». Если бы у меня и было сомнение насчёт его национальности, то одного этого звука было бы достаточно, чтобы его устранить.
— Из раны необходимо удалить грязь, а после обработать обеззараживающим составом, чтобы уничтожить микробы и способствовать заживлению.
— Чем же?
— Ну, например, йодом, — ответила я, но, заметив на лицах полное недоумение, продолжила: — Мертиолатом? Раствором карболовой кислоты? Или... хотя бы просто алкоголем?
Лица прояснились. Наконец-то я нашла понятное для них слово.
Резкие лесные запахи щекотали горло. Я и раньше бывала на таких холмах и дышала теми же весенними запахами, но тогда они смешивались с вонью выхлопных газов, доносившейся с дороги, а щебет птиц заглушался голосами туристов. Когда я в последний раз подымалась по такой вот тропе, земля была усеяна обёртками от сэндвичей и пустыми пачками из-под сигарет, а не распускающимися бутонами мальвы и цветами фиалок. Обёртки от сэндвичей казались достаточно умеренной платой за такие блага цивилизации, как, предположим, антибиотики и телефон, однако нынче я испытывала благодарность к фиалкам. Я очень нуждалась в мире и покое, и здесь я их чувствовала.
В старые, более простые времена спать в присутствии другого человека считалось актом полного доверия. Если доверие было обоюдным, то сон рядом сближал больше, нежели телесное соединение.
есть разница между тем, чтобы понять, и тем, чтобы по-настоящему уразуметь, глубоко уразуметь, всем существом, а не только рассудком
— Меня интересует, так сказать, общая эволюция бранных выражений.
— Она происходит и в настоящее время, — вставила своё слово и я, осторожно подхватив щипчиками кусок сахара.
— В самом деле? — полюбопытствовал мистер Бейнбридж. — Вы зафиксировали какие-нибудь особенно интересные варианты за время вашей, м-м-м, военной службы?
— О да, — ответила я. — Особенно мне понравилось одно, я услышала его как раз от янки. Некто по фамилии Уильямсон, родом, кажется, из Нью-Йорка. Он произносил это выражение каждый раз, когда я делала ему перевязку.
— Какое же это выражение?
— Иисус твою Рузвельт Христос!
Даже под открытым небом свобода имеет пределы.
Может ли право жить по собственному усмотрению считаться незначительным когда бы то ни было? Разве борьба за выбор собственной судьбы менее значительна, нежели необходимость остановить большое зло?
Жизнь среди учёных со всей очевидностью показала мне, что хорошо сформулированная гипотеза куда лучше, нежели плохо описанный факт.
Храбрость в сражении не является чем-то выдающимся для шотландца, вы это знаете, но победить страх, когда ты в спокойном, обычном состоянии, – редкое свойство.
Понимаете, барышня, очень легко быть храбрым, когда сидишь в таверне за кружкой эля. Куда труднее приходится, ежели торчишь на карачках в мёрзлом поле, а мушкетные пули свистят у тебя над головой и колючий вереск царапает задницу. Но ещё труднее стоять лицом к лицу с твоим врагом, когда кровь твоя льётся тебе на ноги.
Джейми уложил на стул свои отнюдь не маленькие ноги и скрестил их в лодыжках. Мне стало немного забавно, когда в эту минуту я распознала в нём типичного шотландского горца, готового пуститься в разбор, медленный и неторопливый, сложного сплетения семейных и клановых взаимоотношений, которые составляют неизбежный фон любого сколько-нибудь значительного события в горной Шотландии.
— Стало быть, верно говорила когда-то моя мать, что придёт час — и выберет меня милая девушка.
Он протянул руку и помог мне встать, потом продолжил:
— Я ей отвечал тогда, что выбирать – дело мужчины
— А она что? — спросила я.
— Она делала круглые глаза и говорила: «Сам всё узнаешь, мой маленький красивый петушок, всё узнаешь сам». — Он снова засмеялся. — Вот я и узнал.
Его исключительная нежность ни в малой мере не была продиктована опытом, скорее она была проявлением силы, осознающей, но сдерживающей себя, вызовом и побуждением тем более примечательными, что в них не заключалось требования. Я твой, как бы говорила она. И если ты меня принимаешь, значит...
Он обеими руками поднял копну моих волос и распустил их веером. — Они как вода в ручье, когда он прыгает по камням. Тёмные в глубине волн и блестящие там, где на них попадёт солнечный свет.