Рецензии на книгу «Авиатор» Евгений Водолазкин

Эхо отечественного Эко

«Авиатор» Водолазкина — уникально изданная книга. «Спасибо» — причём именно так, в кавычках, следует сказать издателям, которые решили прямо на обложке разместить достаточно большой спойлер. Так что, если вы лелеете в себе спойлерофобию, то заверните «Авиатора» в газетку, а заодно дальше не читайте мой отзыв, потому что мало ли что.

Спойлер в следующем, чтобы долго не гадать. Главный герой просыпается в больничке и ничего о себе не помнит, потом начинает потихоньку вспоминать (ага, снова Эко! В «Лавре» был «Баудолино», а тут явно «Таинственное пламя царицы Лоаны»)… Вот только со временем какие-то несостыковки. В памяти у дяденьки начало XX века, а за окном уже вовсю кутит безалаберная постсоветская Россиюшка. Тут бы читатель долго гадал вместе с главным героем, что и как, как так получилось — злобные ли инопланетяне промыли его мозг; может быть, душа его вспоминает предыдущее перерождение; галлюцинирует ли он; начитался книжек… Да мало ли что там можно навыдумывать! Авиатор, в конце концов, — наверняка долетался. Упал темечком с небес о землю бренную, да и поехал умишком прямо во времена братьев Райт. Но обложка однозначно показывает, что именно произошло с бедным авиатором. Прикройте её, ради б-га. И аннотацию прикройте.

Теперь бугурт немножечко прошёл, так что пляшем дальше. Авиатор, как можно уже догадаться, с самолётами связан мало. Не летал, не служил, крылья из птичьих перьев на воске не создавал. Вообще, мы с вами, то бишь читатели, куда большие авиаторы, чем он. Парим над текстом, взираем сверху на связь времён, параллели и судьбы. Главный герой тоже так «парил» — над временем, ввинтившись в спираль прошлого и будущего. И эта его историческая память очень всех интересует. Бедного авиатора спрашивают, ну как там, что там было в начале века? Где великие события? Трогал ли ты Ленина за бороду, чувствовал ли запах революции, трепетало ли твоё сердце, когда валы истории крушили всё вокруг? А ему и рассказать-то нечего. Обычный день. Кажется, дождик моросил, на завтрак съел яичницу, чесалась левая нога. Все вздыхают разочарованно, эх ты, всё проспал. Можно подумать, мы сами сейчас чувствует шевеление великой истории, а она ведь постоянно бурлит, вот прямо сейчас, в новостях, за окном. Но мы об этом узнаем только через лет N-десят — из учебников истории.

Автор поднимает интересный вопрос, насколько является воспоминание реальностью. Или это всего лишь нейроны, которые можно потыкать палочкой, сфабриковать, сфальсифицировать, упаковать в баночку, как консервы. Что такое наша с вами память? Что такое память историческая? Если все будут говорить, что кошка белая, а она была чёрная, то какого цвета она будет для будущего?

Отличной приправой к авиаторству стал выбор места действия. Петербург — связь времён видна даже архитектурно, он существует слегка экстравагантно, вне времени, так что никто не будет в нём удивляться конному экипажу или булыжной мостовой. Впрочем, общий ритм жизни по Водолазкину всё-таки изменился. И не только ритм. Вот раньше деревья были больше, трава зеленее, а всё настоящее, хоть и нет такого слова в сравнительной степени в русском языке. Современная жизнь для главного героя похожа на безвкусный соевый «шоколадный» батончик, в котором от изначально заявленного шоколада остался лишь слабый отзвук вкуса. Слишком пресно, слишком утилитарно, слишком быстро. Нет смакования, наслаждения мелочами, всё бы только побыстрее, попроще, поэргономичнее что ли. Для контраста авиатору дана его современная жёнушка. Так как повествование идёт в форме дневников разных лиц, то мы можем и её глазами глянуть на ситуацию. Она не отрицательный персонаж, её прагматичность не является чем-то порицаемым. Скорее, автор сожалеет, что она не даёт современным людям воспарить в небеса, прижимая прочно тяжеленным якорем к материальному миру. У молодого поколения нет памяти, ни исторической, никакой, лишь мещанство и безвкусица. Зато попа в тепле.

Летающий по времени Робинзон Крузо, авиатор без крыльев, художник без кисти, всегда кто-то без… Главный герой оброс воспоминаниями, странными двойниками, окружён «летающими» фамилиями, даже окунулся немного в так активно всплывшую в современной русской литературе тему лагерей (ага, вновь Соловки, но уже скупо, нехотя, как и рассказывал бы, наверное, настоящий очевидец, которому хочется больше сохранить в памяти запах этой мягкой французской булки, а не вонь барака). Он действительно ровесник века, так что вопрос в итоге встаёт такой: если ты ровесник века, несёшь ли ты ответственность за него? Будешь ли ты виноват в том, что сохранил в памяти своей и для памяти потомкам мелочную ерунду — или что-то великое? Что вообще следует помнить: тяжёлый грохот колёс времени или симпатичную незнакомку в трамвае нумер три? Надеюсь, что с меня никто никогда не спросит чего-то подобного.

В обратный путь

Год с лишним назад я писала историю о том, как эта книга оказалась у меня в книжном шкафу. А прочитать её удалось только сейчас.

Многие грешат на обложку издания, что она содержит в себе гигантский спойлер, а мне она сразу помогла понять, что название романа еще не говорит о том, что речь тут непременно пойдет об авиаторе , человеке связанном с полетами и небом. Хотя и это тоже будет в романе.

Не скрою, к чтению романа подходила с предубеждением и затаенным нежеланием ввиду того, что не всегда складываются отношения с современной отечественной прозой. Но каково -же было приятное удивление, когда история Иннокентия Платонова захватила и понесла по волнам его памяти...

В первый момент ты вместе с героем не понимаешь, что происходит и почему человек, наш современник,
лежа на больничной койке, мысленно обращается к делам давно минувших дней, преданиям старины глубокой.. Как может он, будучи сравнительно молодым человеком говорить о том, что было в начале бурного и страшного на события двадцатого века ?

Но постепенно все происходящее приобретает стройную картину и воспоминания героя, ложащиеся на бумагу, начинают шаг за шагом приоткрывать завесу тайны. Перед нашим мысленным взором мелькают картинки из счастливого детства героя, его первой и страшной потере и трагедии, первой любви, воспоминания о которой он пронес через всю жизнь (Анастасия..), а встреча с ней через много лет написана с таким тактом и трепетом, так пронзительно переданы нахлынувшие разом чувства и воспоминания, что ....хотелось плакать и писать навзрыд о потерянном безвозвратно, ушедшем навсегда. Одна из самых запоминающихся страниц романа...

Вспоминая свое прошлое и предавая его бумаге, он мысленно анализирует свою жизнь и жизнь страны, в которой он родился, в которой жил и в которой чудом оказался снова. И взглянуть на настоящее глазами тех, кто жил в начале двадцатого века оказывается настолько захватывающе и интересно, что многое видится по другому или в чем-то ты находишь созвучие собственным мыслям.

А прогулки героя по кладбищам в поисках утраченного ? Попытка найти и не терять связь времен, оставить после себя след, напоминание, что ты жил, был, чувствовал, любил, страдал, погибал, умирал и возрождался.

А авиатор здесь тоже все-таки будет. И автор очень тонко и умело закольцует историю Иннокентия Платонова, оставив много тем и вопросов для размышлений и повод вернуться к его творчеству.

P.S. Захотелось мне взять эпиграфом слова из самого-же Авиатора потому что для меня они наиболее полно выражают суть романа.

Роман идей, а не людей

Я думаю, что Водолазкина похитили. И подменили каким-то другим писателем, внешне похожим, а внутренне - ни капельки. А, нет, лучше так: Водолазкин сам ушел в тайгу, в скит, под именем Федора Кузьмича. А под его звездным именем издают произведения другого автора. И не спорьте со мной, пожалуйста, иначе я не смогу писать нормальную рецензию на этот роман.

Потому что я была восхищена "Лавром". И я до сих пор благодарна Евгению Водолазкину за то прекрасное ощущение удивления и открытия. И я не могу со спокойным сердцем ругать автора, перед которым я, получается, в таком долгу. Он мне, значит, подарок, а я ему что?

Так что давайте считать, что Водолазкина подменили, и я смогу разругать "Авиатора" в клочки. За что?

В первую очередь за хладнокровность. За низкую температуру общего настроения. Несмотря на то, что вроде бы по содержанию должны происходить страшные переживания, я просто читаю слова: "заплакал", "волновалась", "задрожал". Они несут мне информацию, не эмоции.

Это происходит потому, что "Авиатор" - роман идей, а не страстей. Автор строит конструкции из персонажей, расставляет их по местам, прибавляет антуража и символических предметов. Проводит параллели. Отсылает к источникам. Доказывает тезисы. Подкрепляет цитатами. Блещет эрудицией. За всеми этими умственными упражнениями не остается никакого места для живой души, для настоящей слезы или смеха.

И героя своего он не пожалел. Взял, вылепил для своих конкретных целей, дал пожить немного на воле, потом посадил в лагерь. Потом заморозил. Потом разморозил. Потом... Потом показал нам: вот видите, что получается, если делать то и это? Весь роман сделан нам в назидание, в учебу. Чтобы задумались и одумались. А Платонов - так, демонстрационный материал.

И вот что самое обидное-то: его и правда не жалко! Не жалко! Хотя казалось бы, кого и не пожалеть тогда! Но у меня не получилось. Уже где-то с середины романа не то что жалости мне было для него не найти, а досада появлялась, и в конце даже хуже. Ну что он такой занудный? Пишет, пишет... Шелестели листики, трещал костер, капала капель. Да в том-то и дело, что это было раньше живое, и осталось живое - выйди ты на улицу, пойди в лес, послушай! И листики сохранились, и костер можно запались, и капель капает за милую душу. А Платонову это все не надо. Он днем с огнем ищет ТУ капель, 1920-года, и желая ее вернуть, выписывает в дневнике мертвые слова: "капала капель". Как ты при этом разморозишься? Чтобы разморозиться, надо греться! А он не грелся, он не жил в настоящем, а все возвращался, возвращался в свое прошлое, жил прошлым, дышал прошлым воздухом. Эта прошлая, мертвая материя его и сгубила!

Ну что ж ты, Платонов! Хотела я закричать ему в лицо. Не сиди ты над своими тетрадками! Бери Настю, поезжай в лес, на реку. Не на кладбище только!!! На дачу (не на старую дачу, а сними новую дачу, свою). Вскопай грядку, посади редиску, собери новый урожай. Построй сарай, наноси туда дров - и так трудись, чтобы вспотеть, а потом обливаться из рукомойника. Рисуй, да, рисуй картины. Да делай же что-нибудь, елки-палки! Платонов совершенно не созидательный, а исключительно созерцательный персонаж. Он занят, по сути дела, только самим собой - он копит себя, копит маленькие воспоминания и прожитые моменты, чтобы, как в романе Стругацких, потомки могли восстановить его модель по этим деталям. Он пришел в живую жизнь, но не живет, а сразу готовится к смерти и боится умереть, консервирует себя. Стоит ли удивляться, что клетки от такой неживой жизни стали развоплощаться? Я читала, что деревья, которых уберегали от ветра, становились ломкими. Они не могли сопротивляться уже никакому дуновению воздуха. То же и Платонов. Без работы, без спорта, без энергичных занятий он истончился, весь ушел в свое ненаглядное прошлое.

Я сама берегу старый семейный архив. Я люблю черно-белые, а также и другие фотографии. Но в мире накоплено столько информации. Особенно сейчас, когда буквально все документируется, фотографируется, копируется и запоминается. Всё это мервое дело, пока какой-то файл не берет в руки живой человек и не начинает разбирать: это вот Марья Петровна, это Ванька, а это Шарик. И человек своей живой душой возвращает к жизни этих людей - своей памятью, любовью, нежными чувствами. Чтобы прошлое жило, нам надо самим себя строить и беречь. Воспитывать детей и внуков, продолжая линию уже ушедших предков.

Самое интересное, что в конце концов Платонов, кажется, обнаруживает, что все его записи были не нужны. Он вспоминает "надпись на воротах". Немного отступая от текста, скажу для непосвященных, что это была надпись на воротах Фонтанного дома, где жила Анна Ахматова: "Deus conservat omnia" - в переводе с латыни означает "Бог хранит всё" (Девиз графов Шереметевых). Хранит всё! Расслабьтесь, это хранение попрочнее будет и бумаги, и цифры. Просто живите, и постарайтесь, чтобы не было мучительно стыдно за свое нематериальное, но все же никогда не исчезаемое произведение.

Боже боже боже, какая прекрасная, волшебная, необычная и одновременно невероятно грустная книга. Первая ассоциация, которая появляется в связи с возникающими эмоциями - это Дэниел Киз - Цветы для Элджернона .

Эти две книги с одной стороны похожи, а с другой так непохожи: хоть оба главных героя и переживают сначала подъем, известность, а потом спад, видимо, души у них совсем разные. Загадка души авиатора-художника, как мне показалось, так и остается не до конца открытой, как-будто дверь скрипнула и приоткрылась от сквозняка. Ты подгляди чуть-чуть в щелочку, а остальное, мол, читатель, додумывай так, как тебе нравится больше, и как более гармонично будет сочетаться с твоим жизненным восприятием.

Как всегда на повествование налагает отпечаток суровая советская идеология (ну не могу я замолчать это ни в одной из своих рецензий), как всегда партия, как всегда доносы. Но, как нигде - здесь описан ГУЛАГ. И это просто до невероятности необычно и классно вписывается в общий сюжет и развитие событий. И вместе с путешествием во времени и судьбоносной встречей с Настей и Анастасией создает магию повествования.

Невероятная книга!

«В очередной раз задаю себе вопрос: что вообще следует считать событием? Для одних событие – Ватерлоо, а для других – вечерняя беседа на кухне.»

Мне пришлось прервать чтение Лавра , чтобы прочитать эту. Сроки игры поджимали.
И если Лавр я читала медленно и вдумчиво, то эту буквально «проглотила».
Хотя и довольно серьёзная книга.

Как живётся человеку, ровеснику века? Не двадцать первого, нет, двадцатого. В наши дни, как он себя чувствует? Да и живётся ли ему?
Наверняка многие уже давно истлели, найдя покой в последних пристанищах.

Но только не наш герой Иннокентий Платонов.
Однажды он очнётся в одной и из петербужских клиник с девственно-чистой памятью.
А потом ему предстоит узнать, что на дворе конец 90-х, он ровесник века, а ему немного больше за тридцать. Вот такой вот парадокс.

И как с этим жить дальше? Что он должен чувствовать, когда крупицы памяти вдруг всплывают у него, но он понимает, что людей, которых он знал когда-то, с кем рос, дружил, влюблялся, ненавидел, давно уже нет на свете.
Воскрешённый из мёртвых, результат жестокого эксперимента, по сути издевательства над людьми, современный уже Лазарь, постепенно привыкает к чужому новому миру.

Ему повезло, у него прекрасный доктор, русский немец, чуткий, внимательный, переживающий за него, как за сына.
Это он посоветовал Иннокентию вести дневник воспоминаний. И постепенно тот заполняется всё новыми и новыми деталями.
Драгоценные мысли превращаются в чёрные знаки, воскрешая детство, юность, перваю любовь, первые потери. Поднимаются из небытия воспоминания, которые не хотелось бы помнить, но память она такая. Можно забыть улицу, на которой жил, но забыть холод и ужас Соловков тело просто не может.

Иннокентий продирается сквозь свои же барьеры забытья. Удивительно, но ему многое удаётся. Это ведь, как научиться ходить, за шагом шаг, постепенно уже и умеешь.
Ещё удивительнее то, что всё-таки двоих людей из своего прошлого он застаёт в живых. Его любовь, его Анастасия, которая навеки осталась платонической любовью, доживает свои дни в больнице.
И его мучитель из Соловков, живёт между прочим, припеваючи. Хотя и устал от жизни порядочно. Понятное дело, человеку за 90.
Это два самых для меня волнительных момента в книги.
Но волновали они по-разному.
В сцене в больнице у меня вдруг встал ком в груди. Больно, грустно, печально. Вот он ещё помнит свою Анастасию молодой, цветущей, красивой, а вот она умирает, больная, несчастная, старая. Тронуло.
А вот встреча с Ворониным, с катом, даже не знаю… это тоже самое, как показывают по телевизору суд в Гааге над нацистами, которые «отличились» особой жестокостью во Вторую Мировую. Вот ты понимаешь, что перед тобой мразь, тварь, но и уже особой ненависти нет. Как испытывать ненависть, если перед тобой почти что живой труп, одной ногой в … нет, не в вечности, в аду.

Вообще книга вызвала много впечатлений и раздумий. О вечности, религии, о взаимоотношениях, о жизни, о любви.
О том, какой след мы оставляем в истории и оставляем ли его вообще.
Человек, не как масса, как единица, значит ли он что-то для Вселенной? Или только вместе мы являемся движущей силой.
Добро и зло. Один злой от природы, другой, потому что не долюбили, не обращали внимания.
А добрым можно быть только от природы? Или доброту, как и зло, тоже провоцируют какие-то обстоятельства?

Суета сует, мысли о вечном. Продолжение нас в наших детях. И ни разу не возник вопрос, почему роман называется «Авиатор.»
Да, летать можно и не летая, К сожалению, и падать тоже.

Жизнеописание и капля фантастики

С Евгением Водолазкиным познакомилась впервые. Ровный без ухабов и камней слог, целостный, законченный сюжет, всё расположило к автору. Да и тема очень в настоящее время меня интригующая – криозаморозка человека с последующей разморозкой (причем, если первая часть уже реальность, то вторая – фантастика, что придает книге найлюбимейший статус жанра научной фантастики).

Однако научной фантастики не так много, как все-таки хотелось бы. Всю книгу ждала подробностей заморозки, методов, проблем, последствий. Именно научных фактов, коих сейчас достаточно в этой среде. Переживаний героя, метаний, поисков себя гораздо больше. Аналогичное состояние могло быть у героя после комы либо потери памяти после аварии. Не хватило особых, необычных, непредсказуемых последствий после разморозки. Однако, если отбросить жгучую потребность в научных фактах (за коими пойду к FanZone), то книга впечатляет! Евгению удалось даже интригу вплести в канву переживаний героя.

Излюбленная тематика современных российских авторов – сложности и гнет ХХ века для России – осталась неизменна. Непросветная печаль, серость и безнадежность так и скользят сквозь грустные строки. Девиз этой страны - «Всё плохо» и современные отечественные авторы на перебой нам это доказывают. Да, они правы, но российская литература из-за этого превратилась в тяжелый камень, тянущий ко дну, к унынию, к тоске после прочтения. А этого не всегда желаешь от книги…

Гармоничный автор. Знакомство с ним однозначно рекомендую!

Иди бестрепетно...

Рай – это отсутствие времени. Если время остановится, событий больше не будет. Останутся несобытия. Сосны вот останутся, снизу – коричневые, корявые, сверху – гладкие и янтарные. Крыжовник у изгороди тоже не пропадет. Скрип калитки, приглушенный плач ребенка на соседней даче, первый стук дождя по крыше веранды – всё то, чего не отменяют смены правительств и падения империй. То, что осуществляется поверх истории – вневременно, освобожденно.

Тонкая, трепетная книга, написанная замечательным литературным языком, о чём же она? О времени, о попранной справедливости, о том как сложно оставаться человеком даже после собственной смерти...
Воскрешение "Лазаря" перестаёт быть легендой, превращаясь из животворного чуда в объект сухого научного опыта. Возвращённая Платонову жизнь вряд ли сможет исправить его судьбу. И переплетаются упущенные годы возможностей с событиями раскрепощённого настоящего, превращаясь в удавку на шее - не вздохнуть от боли, ни принять перемены, ни задержаться в этом миге, что здесь и сейчас. Потому что талым снегом капают минуты из ладоней тридцатилетнего старика. Казалось бы, вот оно счастье, задержи дыхание, запомни его, вживись в него! Но, нет, уже упорхнуло, оторвавшись календарным листом, и никогда не вернётся, отдаляясь на всё дальше и на всё недостижимей...

Жизнь Иннокентия Платонова навеки застыла в фотографиях. Авиатор, не сумевший взлететь, способный лишь на последний полёт: вниз, словно птица, покорно сложив крылья, приближая свои личные два метра земли. Там, на кладбище, родных и близких больше, чем вокруг, а уверенности всё меньше, что воскрешение имеет смысл.
Любовь к Анастасии, хладнокровное убийство, ужас и мрак Соловков - быль или небыль, теперь уже не понять... Что страшнее: когда некого простить или некому прощать? Выплеснуть на бумагу воспоминания, расплескать по тому, что всё стерпит, сюрреализм настоящего - картиной Дали остаться в памяти будущего ребёнка...

Гармония пессимизма, а не роман. Растревожил, разворошил душу. В любимые.

Лица ушедшего времени...

О переселении идей и просто великолепной книге

Однажды в бабушкиной библиотеке я наткнулся на советский фантастический роман. Не помню, как он назывался, если кто-то из читающих эту рецензию мне подскажет, я буду очень признателен. Там главный герой по имени Валентин случайно попадает в пургу и замерзает насмерть. Приходит он в сознание уже в больничной палате. Приглушенный свет, заботливый персонал, покой и любимая девушка рядом. Та, с которой он как раз поссорился и от которой уехал в пургу. Вроде бы ничего особенного дальше и не может происходить, но суть в том, что Валентина на самом деле не спасали, он вмерз в лед и был разморожен через много десятилетий, уже в коммунистическом будущем. А его девушка – пра(пра)внучка той, с которой он когда-то поссорился. Дальше уже совсем неинтересно, ретрофутуристические заметки из жизни идеально общества, не более. Гиперлуп как у Илона Маска, орбитальные станции и все такое. В самом конце человечество устанавливает первый контакт с внеземной цивилизацией, и… Happy end.

Есть в гибсоновском «Распознавании образов» такой интересный момент:

Современные музыканты, которые посообразительней, выкладывают новые композиции в интернет, как пирожки на подоконник, в расчете на то, что люди их анонимно доработают. Девять редакций из десяти окажутся полным дерьмом, зато десятая может получиться гениальной. Причем совершенно бесплатной. Впечатление такое, что творческий процесс больше не ограничен рамками отдельно взятого черепа. Продукт любой деятельности является отражением чего-то еще.

К чему я это вспомнил? Дело в том, что роман Евгения Водолазкина «Авиатор» - это прекрасный пример собственной интерпретации некой изначальной идеи (не только же к музыке это можно отнести). Не плагиата, а именно интерпретации, крайне удачного использования изначальной идеи. В «Авиаторе» главный герой тоже приходит в сознание в больничной палате, он тоже был заморожен и позже разморожен, став частью крионической программы. Правда не спонтанной, как в случае Валентина, а целенаправленной, да еще и произведенный профессорами-узниками соловецкого лагеря особого назначения. Можно бы было упрекнуть меня в том, что я сейчас жестко проспойлерил всем не читавшим, но даю вам честное слово, в этом романе главное – не заморозка и разморозка, ох, не это. Тем более что на обложке романа изображен дичайший спойлер. История с разморозкой – лишь каркас самого произведения, прочно его поддерживающий, но я бы никогда не стал говорить, что это в романе главное.
О чем же все-таки этот роман? Главный герой, Иннокентий Платонов, ровестник века, попадает в 1999 год. Он ничего не помнит, память его как чистый лист. Но со временем на этом белом поле начинают возникать контуры прошлой жизни Иннокентия, в соответствии с каноническими определениями одного из типов амнезии – воспоминания возвращаются в хронологическом порядке, начиная с самых старых. Все «вернувшееся» главный герой по совету лечащего врача записывает в дневник, фиксирует. И, Боже, как это у него замечательно получается! Сам главный герой несколько раз отмечает свои способности «живописать» жизнь такой, какая понемногу предстает перед его мысленным взором, то есть мира начала двадцатого века. И писать о том, что видится герою в новом мире.
Но все же эта книга не о приключениях очередного размороженного человека в будущем. Вся эта крионическая тема – лишь каркас, скелет романа. Сам же роман, его смысл в другом.
Эта книга об истории. Вернее, даже не о самой истории, а о человеческом ее восприятии. О том, почему произошла революция, о том, что было раньше ее и позже, об оценке героем девяностых со всем их многообразием форм человеческого самовыражения, существования. И при этом убогости их.
Это книга о людях. Людях достойных, замечательных, настоящих представителей императорской России. Той России, которую можно еще увидеть на старых фотографиях и в который раз удивиться тому, куда же они делись, по каким генетическим линиям пошли эти замечательные черты лиц, выразительные, умные глаза. (Известно каким, к сожалению…) Глаза ученых, военных, людей искусства, авиаторов. Да-да, авиаторов тоже. Пионерах воздухоплавания, которым так мечтал стать главный герой в детстве, хоть и не стал, отсюда и название романа. В то же время в романе достаточно людей и плохих. Предателей, клеветников, людей слабых и малодушных, а то и вовсе убийц и злодеев. Мы много прочитаем о них в романе. И даже получим возможность не только их ненавидеть, но и простить, даже понять их душу, а это, согласитесь, редкость.
Эта книга о Питере. О Петербурге, Петрограде и Ленинграде. А потом вновь Петербурге. О том, как менялся за годы город и в то же время сквозь новые его формы отчетливо можно увидеть его старые черты. Трогательные в своей незамысловатости рекламные вывески, цокот извозчиков по брусчатой мостовой, дрожание свечей в промерзших зимних окнах, заклеенных наивными бумажными полосками.
Эта книга об одиночестве. Одиночестве человека, потерявшего свое непростое, но свое место в истории, в обществе. Чужого человека для нового постсоветского мира, мира, который относится к этому человеку, как к экзотическому животному, редкому представителю животного мира, но не как к живому человеку.
Эта книга о любви. Любви начала века, прошедшей через десятилетия, и любви настоящего, любви возвышенной, тихой и хрупкой, почти неземной, поэтому и печальной даже когда нет особых причин печалиться. Видимо из-за ощущения того, что вечной эта любовь быть не может.
В конце концов, эта книга о Боге. Даже странно в наши времена, когда человеку образованному и мыслящему считается зазорным верить во что-то сверхъестественное, читать высказывания, мысли главного героя о Боге, о ее смысле в жизни человека. Но, что важно, это мысли именно героя романа (и, наверняка, автора). Это именно тот случай, когда человек приходит к Богу самостоятельно, это никем не навязывается. Эти мысли ценны в первую очередь искренностью и каким-то внутренним светом, который виден читателю вне зависимости от его собственного отношения к вере.
Вообще, конечно, передать словами мое собственное восприятие романа очень сложно. Скажу только, что роман великолепен, это произведение – одно из лучших, что я читал за последние несколько лет. Трудно сказать, чем именно оно мне так понравилось. Может некоторой своей медитативностью, неспешностью, вдумчивостью. Может яркостью образов, которые так талантливо раз за разом удавалось автору донести до меня, как до читателя. Возможно, это прекрасно описанные персонажи, главные и второстепенные, а может и атмосфера нескольких миров, (вос)созданных Водолазкиным на страницах романа. А может быть это просто что-то такое, что находится уже за пределами моей собственной способности связывать слова в предложения, что-то такое, что происходит лишь в душе и при попытке это озвучить или об этом написать теряется… Так или иначе, это прекрасная книга, которую я теперь буду раз за разом рекомендовать и как образец качественной современной российской прозы, и просто как исключительную писательскую работу в очень многих смыслах.

Обычно я пишу рецензии шустро, а тут уже несколько дней, как прочитала книгу, и всё руки не доходят.
Ну ок. Признаем честно: не совсем моё это произведение, или не моё вообще.

Может ещё испортило впечатление то, что я напротяжении года в ленте ЛЛ читала рецензии на "Авиатора", и интриги в произведении для меня, в итоге, почти не осталось. Мало того что в аннотации читателя бомбордируют спойлерами, а тут ещё и это.

Дальше. Как-то упоминание революции (вскользь), доносов, арестов и Соловков выглядят уже как спекуляции на конъюнктурные темы, когда в сотый раз звучат от относительно молодых авторов. Простите, ничего не могу с собой поделать, но одно дело - воспоминания переживших это, другое - авторы-современники, которые вот уже 30 лет развенчивают культ личности, пусть и никогда не видели его в глаза.
И... да, я знаю, как тема не из твоей жизни может жить в тебе и быть твоей. Потому подчеркну: может я не права, может Водолазкин это все от сердца, пропуская через себя. Но зацепить меня ему не удалось.

До появления Насти я думала, что поставлю книге 3 или 2,5. Но с момента, когда появилась вторая Анастасия, когда три голоса стали сливаться в один, когда собираемое по крупицам прошлое устремились в будущее - к Анне, меня всё таки проняло.

И совсем-моя идея: что мир состоит из мелочей, каждый век, каждая эпоха. Из домашних ритуалов, из запахов, из звуков, а не из глобальных исторических событий - они-то по-настоящему ничего не иллюстрируют, вернее иллюстрируют, но как плоская двухмерная картина (для ума, но не сердцу и не под кожу). И вот тут случилась всё-таки четвёрка для "Авиатора", потому что созвучие наконец нашлось хоть в чем-то, ощутилось.
А ещё авиатор из детства Иннокентия и связь того эпизода с небанальным и, как по мне, открытым финалом.

А ещё, возможно, узнай я эту книгу будучи в другом состоянии духа, и до прочтения "Цветов для Элджернона" Киза, "Письмовника" Шишкина и "Зулейха открывает глаза" Яхиной, авторская идея и сюжет в целом прозвучали бы во мне намного звучнее, произвели бы более яркое впечатление.

Искушенный читатель - это та ещё зараза.

ЗЫ. А ещё чуть-чуть меня согрело то, что дачное детство Иннокентия прошло в Сиверской! Потому что моё - в Вырице, в тех же примерно краях! И я тоже купалась в быстрой речке Оредежи, и до сих пор помню её запах. :)

Буквально с самого начала повествования "Авиатор" напомнил мне книгу «Приглашение на казнь» Владимира Набокова . Тут та же размеренность повествования и философский подтекст.

Главный герой (Иннокентий Платонов) приходит в себя в больничной палате и ничего не помнит. Чтобы вспомнить всё, ему нужно записывать все свои воспоминания в тетрадку. И он начинает это делать. Он помнит, что он «ровесник века», то есть рождённый в 1900 году. Но ведь сейчас идёт 1999, а ему далеко не 99 лет, так это не вяжется? Вся память его из прошлого, настоящего он ничего не помнит, всё ему незнакомо и необычно.

Он вспоминает множество вещей, которые превращаются в единую историю его жизни. О родителях и прародителях, о разных людях, о любви, о революции и пролетариях, о тяжелой работе, об аресте и лагере, который перечеркнул его прежнюю жизнь.

Нам развернутся множество эпизодов из прежней жизни главного героя. Развернутся и сложат целую жизнь с горем и радостью. И это будет целая жизнь.

Один из эпизодов очень получился трогательным и заставляющим задуматься (на самом деле не только он). Человек ухаживает за другим старым человеком. Когда-то они любили друг друга, а теперь один стал беспомощным, а второй может только лишь ухаживать за первым, вспоминая прожитые вместе времена. Вся жизнь человека проходит с какими-то событиями, а остаётся то, что к событиям не относится. Остаётся память, воспоминания, прожитая жизнь позади.

Книга мне очень понравилась. Спасибо тому, к кому я прислушался, включив её в свой список желаний к прочтению. Скорее всего иначе я бы не обратил на неё внимания.