Любой мужчина подвержен влиянию любимой женщины.
Честь женщины теряется одним актом насилия, и какой честной ни была бы она, для всего света становится опороченной, опозоренной, грязной.
...если не принимать зависть, ненависть и злобу, они остаются у дающего.
Достоинство – понятие столь растяжимое, что границы его давно размыты в соответствии с представлениями каждого. Мужское достоинство и вовсе стало крылатым выражением, обозначающим часть тела.
– Все еще ждете извинений?
– Что вы, я молода и наивна, но не настолько же, – не скрывая язвительности, сообщила супругу.
...за того, кого любишь, переживаешь в сотни раз больше, чем за себя.
— Мужчины любят детей от любимой женщины, Ариэлла. Мы не обладаем материнским инстинктом, у нас иной — инстинкт защитника.
— Не переживайте, моя дорогая, я вас вылечу.
Не сдержавшись, я невинно поинтересовалась:
— Навечно?
— А над убиенным и хорошо прожаренным цыпленком вы тоже слезы льете?
Осознав, что надо мной банальным образом измываются, зло ответила:
— Нет, он же был для начала убиенным. И лишь после хорошо прожаренным!
— Монастырская логика, — не менее язвительно протянул принц Теодор.
— Вы больше чем невыносимы, вы попросту несносны.
— Попытки задобрить меня комплиментами вас от продолжения повествования не спасут
— Знаете, — я вытерла слезы и лучезарно улыбнулась всем, — в моей жизни было всего два путешествия, первое, это паломничество с монахинями Пресвятого по святым местам пешком шесть дней. Так вот, признаюсь честно, искренне и откровенно — вы все лучше монашек, да простят меня святые сестры.
— Ариэлла, — окликнул меня лорд оттон Грэйд, напоминая о правилах этикета.
Присела в реверансе, глубоком, как и полагается в случае приветствия члена королевской семьи, и пожелала самой себе оказаться как можно дальше отсюда. И не напрасно — мне казалось, что я кожей ощущаю взгляд наследного принца, неприязненный, злой, презрительный.
Ощущения не обманули.
— Тупоголовая монашка, — мрачно произнес его высочество Теодор Лаэнер.
— Моя жена! — еще мрачнее напомнил лорд оттон Грэйд.
— Что ж, сделаем вид, что я выразился о своей, — усмехнулся его высочество. — Леди оттон Грэйд, рад с вами познакомиться.
Мне пришлось сделать вид, что я не заметила тона, с которым это было произнесено. Еще один реверанс и почтительное:
— Величайшая честь для меня лицезреть ваше высочество… — начала было я.
Но была перебита ничуть не благопристойным:
— Дэс, сколько девчонке лет?!
Меня назвали «девчонкой»! Чрезвычайно мило! О воспитанности наследника империи я и вовсе предпочту не задумываться даже. Резко выпрямившись, я приложила немало усилий, чтобы продолжать смотреть исключительно себе под ноги.
— Шестнадцать, — прозвучал ответ его светлости.
— Паршиво, — недовольно заметил его высочество принц Теодор.
О, я была с ним полностью согласна.
— Что именно ты имеешь в виду? — уточнил герцог.
— Паршиво, Дэс, — повторил принц. — Ей нет восемнадцати, твой родовой брак могут оспорить.
Я замерла, затаив дыхание.
— На основании? — в голосе герцога промелькнуло напряжение.
— В родовой брак могут вступать две зрелые личности, полностью ответственные за свои действия и решения. Девчонке — шестнадцать. До совершеннолетия два года. Брак могут признать недействительным, Дэс.
Я прекратила смотреть себе под ноги и взглянула на супруга. Лорд оттон Грэйд мрачно смотрел на меня несколько долгих секунд, затем хрипло произнес:
— Варианты?
Его высочество повел плечом и с усмешкой ответил:
— Учитывая заинтересованность церкви — без вариантов. Мой совет, и совет от души — отдай Иоланте ее любимицу, найди себе нормальную жену, заведи детей.
На мгновение представила себе, что лорд оттон Грэйд так и поступит. Первая мысль — радость, облегчение, вера в светлое будущее без пугающего последнего представителя династии Грэйд, без убийств и смертей, без… Но еще в самом начале герцог очень правильно сказал — в глазах всего общества я та, кто ночевал с ним под одной крышей, то есть фактически в одной постели. Для меня будут закрыты все двери. Никто и никогда не возьмет меня в жены. У меня не будет детей… зато останется жизнь… и свобода.
— Вы готовы, Ариэлла? — А это что-то меняет?
Честь женщины теряется одним актом насилия, и какой честной ни была бы она, для всего света становиться опороченной, опозоренной, грязной. Достоинство - понятие столь растяжимое, что границы его давно размыты в соответствии с представлениями каждого... Верность идеалам? Ещё недавно вы были верны церкви, но что осталось от вашей веры сейчас?! Мужчины любят детей от любимой женщины. Мы не обладаем материнским инстинктом, у нас иной - инстинкт защитника. А есть ли смысл защищать то, что не вызывает отклика в сердце?
Не оборачиваясь, я прошла в гардеробную и, пресекая возможную попытку герцога последовать за мной, также закрыла дверь. Следом повернула ключ в замке. Затем, основываясь на непонятных мне опасениях, придвинула к двери стул. После кресло. Почему-то на кресло водрузила вазу с цветами!
- Там ещё справа от вас замечательная статуя, полагаю, ей будет удобно поверх стула, - раздалось ироничное из-за двери.
Я дернулась было ухватить статую, но замерла, осознав, что фраза принадлежала его светлости.
— Честь… достоинство… верность идеалам… состояние… дети… — Посмотрел мне в глаза, жестко усмехнулся и иным, холодным, злым тоном произнес: — Честь женщины теряется одним актом насилия, и какой честной ни была бы она, для всего света становится опороченной, опозоренной, грязной. Достоинство — понятие столь растяжимое, что границы его давно размыты в соответствии с представлениями каждого. Мужское достоинство и вовсе стало крылатым выражением, обозначающим часть тела, которую вам еще не доводилось видеть, леди оттон Грэйд. Верность идеалам? Еще недавно вы были верны церкви, но что осталось от вашей веры сейчас?! Состояние, дети… — Усмешка. — Мужчины любят детей от любимой женщины, Ариэлла. Мы не обладаем материнским инстинктом, у нас иной — инстинкт защитника. А есть ли смысл защищать то, что не вызывает отклика в сердце?
– Реально все, во что мы способны поверить,
И вспомнила про одеяние монахини, что было на его высочестве Теодоре...
- Бельё на ней было чёрным, а вовсе не тот кошмар, что ты пыталась нацепить на себя в нашу первую брачную ночь. На второй оказалось и вовсе малиновым, третья напугала нас отсутствием белья как такового в принципе.
- Вы раздели трёх сестёр монастыря?
- Ангел мой, Тео не влезал ни в один балахон, мы с трудом нашли монашку подходящих размеров.
... сейчас мы с вами проследуем в покои моей матушки, где я представлю вас императрице и её свите, а затем в ожидании Дэсмонда мы будем пить. Не вы! затем, устроим пьяный дебош и отправимся спать, невзирая на все просьбы спасти столицу.
- А как же люди?!
- Хорошо, вам тоже нальём.
Вопли " На фарш его!" , " В капусту порубим!", " Он мне за иллейскую муку ответит!", " В маринад тварюку!" унеслись прочь куда-то в глубь замка , и только тогда Говард , до этого прикрывавший меня от промчавшихся поваров, потрясенно выдохнул:
-Они нашинковали лича...
— Как вы отнесетесь к тому, что ваше имя опорочат в свете?
Вопрос был дикостью. Совершенной, абсолютной дикостью! Рука, держащая бокал, дрогнула, и несколько капель пролилось на белоснежную скатерть, но более я ничем не выдала собственного потрясения.
— Естественно, я приложу все силы к тому, чтобы пресечь распространение подобных слухов, — продолжил глухо лорд оттон Грэйд, — и меня совершенно не волнует, о чем будут шептаться в кулуарах высшего света, но сумеете ли это выдержать вы, Ариэлла?
Отвечать я была не в силах. Отставив вино, несколько секунд изучала рисунок на скатерти, затем, вскинув подбородок, призналась вполне искренне:
— Лорд оттон Грэйд, мне будет гораздо проще ответить на ваш вопрос, если вы посвятите меня в произошедшее, не вычленяя непонятных намеков. ...
...— В случае, если я не верну вас, собственно о том, что мы заключили родовой брак им неизвестно, монашки обнародуют информацию о ваших похождениях во время обучения в лицее Девы Эсмеры. С приведением свидетельств очевидцев и списком ваших любовников. От вашего честного имени не останется ничего. Только без обмороков и истерик, леди оттон Грэйд.
И я не смогла сдержать улыбки. Ни улыбки, ни ехидного замечания:
— Я считала вас умнее, лорд оттон Грэйд.
Герцог приподнял брови, с явным удивлением взглянув на меня. Пришлось пояснить:
— Вы ни во что не ставите церковь и именно поэтому всерьез восприняли подобную угрозу. Они хорошо вас знают, ваша светлость.
— Угрозу не воплотят? — прямо спросил маг.
— Естественно, нет! — воскликнула я. — Подобное легло бы несмываемым пятном на честь лицея Девы Эсмеры и столичный монастырь.