—... Сегодня я почти успел поверить в то, что ты мертва. Что я могу тебя убить, Красный Цветок. Я тебя почти потерял! И поняв это, мечтал умереть до того, как узнаю о том, что в Мире Трёх Лун тебя больше нет!
—... Поверженного врага нельзя щадить. Поднявшись, он станет в три раза сильнее!м
Мы все являемся продолжением чьей-то истории. Счастлив тот, у которого предыстория светлая. Мне, увы, так не посчастливилось.
Если бы кому-то из Всевышних пришло в голову справиться о желаниях, живущих в моём сердце, я бы призналась, что больше всего хочу, чтобы меня любили. Просто — любили. По-детски глупое, по-женски наивное желание, в котором умная и могущественная я не призналась бы ни одному смертному.
—... всё имеет плохую привычку заканчиваться. Чем ярче момент, тем он короче.
Когда много говорит женщина — она впадает в эмоции. Когда много говорит мужчина — он либо лжёт. Либо задумал пакость.
Удовольствие — радость тела. Любовь — душевная боль.
—Ты поверишь, если я скажу, что жалею?
— Жалеешь — о чём?
— О том, как повёл себя с тобой. — Хищные пальцы поднялись к плечам, чувствительно их сжимая.
В звериных глазах плескалась боль. Нечеловеческая. И не звериная. Непонятная. Пугающая.
— Очень жалею.
— Не понимаю, — метнулась я в безуспешной попытке вырваться.
— Не понимаешь? — прорычал он. — Будь проклята, Красный Цветок! Ты стала наваждением! Я болен тобой! Ничто не способно меня удовлетворить: ни похоть, ни смерть, ни кровь, ни боль — своя ли, чужая. Впервые меня преследуют женские глаза — твои глаза! —в которых беспросветный мрак борется с негасимым огнём. Эти глаза — воплощённая Бездна! Мягкие девственные губы, не знающие поцелуев. Волосы — живое пламя. Лицо, прелестное и жестокое. Ты слепа, девочка! Любая другая на твоём месте давно разглядела бы мою склонность и использовала бы её с пользой. Другая! Но не ты. —...— Я всегда презирал женщин. Их власть над мужчинами казалась мне достойной насмешек. Продажное мясо разного цвета. Разукрашенные дуры! Слабые, капризные, глупые создания. В них нет вызывающей прелести, того нерва, что есть у молоденьких юношей. Первой гибкости ветвей, цветочного стебля. Тела мальчишек подобны лучшим инструментам, способны равно воспринимать боль и наслаждение. Но с тех пор, как ты здесь, ни один самый страстный, самый прекрасный любовник не способен меня воспламенить! Я вижу твой образ за любым из них. Я знаю, они не умеют драться так, как дерёшься ты — свирепо! И нежно! И ни один, ни и один из них не бывает столь холоден, бесчувственен, смертоносен, как холодна, бесчувственна и смертоносна ты, — мой ядовитый красный цветок!