Цитаты из книги «Психоанализ творчества. Леонардо да Винчи, Микеланджело, Достоевский» Зигмунд Фрейд

1 Добавить
В сборник произведений всемирно известного австрийского врача и мыслителя Зигмунда Фрейда включены работы, связанные общей темой – психоанализом художественного творчества. Фрейд дает оригинальные интерпретации шедевров Леонардо да Винчи, Микеланджело, Ф. М. Достоевского, выявляя в них ключевые фигуры авторского бессознательного, подлежащего рационализации и научно-философскому осмыслению.
Одно из так называемых идеальных требований культурного общества гласит: “Возлюби ближнего твоего, как самого себя”.Это требование имеет всемирную известность. Оно, безусловно, старше христианства, предъявляющего это требование в качестве собственного горделивого притязания, но оно все же не является по-настоящему древним: еще в исторические времена оно было совершенно чуждо людям.Попробуем подойти к нему наивно, словно впервые о нем слышим. И тогда нам не совладать с чувством недоумения. Почему, собственно говоря, мы должны ему следовать? Чем оно нам поможет? И главное — как его осуществить? Способны ли мы на это?Моя любовь есть для меня нечто безусловно ценное, я не могу безответственно ею разбрасываться. Она налагает на меня обязательства, я должен идти на жертвы, чтобы выполнять их. Если я люблю кого-то другого, он должен хоть как-то заслуживать моей любви.Он заслуживает любви, если в чем-то важном настолько на меня похож, что я могу в нем любить самого себя; он того заслуживает, если он совершеннее меня и я могу любить в нем идеал моей собственной личности. Я должен его любить, если это сын моего друга, и боль моего друга, если с ним случится несчастье, будет и моей болью — я должен буду разделить ее с ним.Но если он мне чужд, если он не привлекает меня никакими собственными достоинствами и не имеет никакого значения для моих чувств, то любить мне его трудно. Это было бы и несправедливо, поскольку моими близкими моя любовь расценивается как предпочтение, так что приравнивание к ним чужака было бы для них несправедливостью.Если же я должен его любить, причем этакой всемирной любовью, просто потому, что он населяет землю — подобно насекомому, дождевому червю или кольчатому ужу, — то я боюсь, что любви на его долю выпадет немного. Во всяком случае, меньше, чем я, по здравом размышлении, имею право сохранить для самого себя.Зачем тогда торжественно выступать с подобным предписанием, коли его исполнение невозможно считать разумным? Но трудностей здесь еще больше. Этот чужак не только вообще не стоит моей любви. Сказать по чести, он скорее заслуживает моей вражды, даже ненависти.Ко мне он не испытывает ни малейшей любви, не выказывает никакого уважения. Если ему это на пользу, то он не задумываясь причинит мне вред, даже не соразмеряя величину полученной им пользы и нанесенного мне вреда. Да ему и польза не обязательна; если хоть какое-то его желание при этом удовлетворяется, то ему все нипочем: он готов насмехаться надо мною, оскорбить, оклеветать меня, потешиться своею властью, и чем увереннее он себя чувствует, чем я беспомощнее, тем вернее можно ждать от него чего-нибудь подобного.Если он ведет себя иначе, если, будучи совсем мне чужим, он щадит меня или оказывает мне внимание, то мне не понадобятся всякие предписания, чтобы платить ему той же монетой. Я не сказал бы и слова против, если бы эта величественная заповедь звучала так: “Возлюби ближнего твоего так, как он любит тебя”.