Питер обыденный и магический. Один мир живет, не зная о существовании другого. Обычная студентка Светлана отнюдь не желала быть посвященной в чародейские законы, но приговор коллегии волшебников обжалованию не подлежит. Ей приходится расстаться с мечтой и поступить в институт чародеек, где действуют совершенно неблагородные правила настоящего женского серпентария.
Сумеет ли в хитросплетении прошлого и будущего выжить юная чародейка?
Мужчины во все века останутся мужчинами. Спросить что-либо для них — значит расписаться в собственной несостоятельности.
— Знаете, женская психология такова, что некоторые горы брезгуют скалолазами, покоряющими по нескольку вершин за день.
Чем легче взойти на гору, тем она меньше привлекает скалолаза.
Дала себе мысленную установку: сидеть тише воды, ниже аквалангиста-глубоководника.
В аудиторию решительным шагом вошла ссохшаяся, но прямая как палка леди со столь желчным взглядом, что диагноз «язва» (и отнюдь не медицинский, а житейский) напрашивался сам собой.
Реальность строится из обломков иллюзий и мечтаний.
— Надеюсь, супружеский долг будет вести все же не Аарон. Иначе его же девочки вынудят и практикум преподавать…
Институтки же усиленно вели снайперскую стрельбу глазами на поражение.
А вот что касается мужчины, я имею в виду не уродцев-леприконов, или гоблинов, или низших слуг, а сильных, самцовых… появление преподавателя в исключительно женском заведении, где взращивают столь специфический товар, — случай беспрецедентный. Это все равно что в женский монастырь инкуба пустить.
Мадам тоже уловила эту завуалированную колкость, но женщина на эмоциях подобна БелАЗу, выехавшему на МКАД: если не принял его во внимание, то жестянщик тебе уже не поможет.
Непреложному правилу нового мира: не влезай, и проблем будет на порядок меньше — лучше следовать. Целее будут и шкура, и нервы.
«Вот что значит оборотень: ее эмоции менялись с той же скоростью, с которой вирус заражает файлы на девственном харде, ни разу не познавшем Касперского».
Никогда не принимала восточного мировоззрения, которое считает одного человека лишь винтиком большого механизма, зачастую пренебрегая его уникальностью, его правом на счастье.
— Это только у людей дворник может стать министром финансов, да и то, я полагаю, это не больше, чем предвыборный пиар-ход, миф двадцать первого века.
Карамелька, которая, как оказалось на поверку, способна стать донором-рекордсменом при сборе яда в серпентарии, молча кривила губки.
«Враг моего врага — мой друг, пока наш совместный противник — не труп».
После того, как кость встала в сустав, лекарь наложил повязку, а поверх ее — холодный компресс (который через десяток минут сам же и убрал) и заклинание регенерации. Делал он это вдохновенно, и у меня осталось стойкое ощущение, что данный служитель Гиппократа ценит не пациентов, а болезни в них.
— Зачем мышь пытается скрыться от змеи? Ответ очевиден: мышь не хочет умирать.
В хвост я вцепилась мертвой хваткой и тянула на себя, как антропо-зоологическая очередь приснопамятную репку. Причем намерения у меня были такие же, как и у сказочных героев: не отпускать то, что попало в руки, и по возможности выдрать со всеми корнями.
Почему-то сразу возникло ощущение — аристократ. Причем в настолько энном поколении, что поневоле подумалось: даже сперматозоид, давший ему жизнь, был снобом и подплывал к яйцеклетке на оплодотворение не иначе как по нормам этикета.
Вещала девица настолько карамельной внешности, что при взгляде на нее лично у меня все слипалось.
На ценность всегда находится много желающих стать ее хозяином.
Лопатки сразу же ощутили все прелести матраса, чья толщина могла гордо носить приставку «нано».
Лифчик — единственная вещь в женском гардеробе, которая приносит радость, когда становится мала.
Семья — это те, кто рядом, даже если весь мир против тебя.