Как известно, сложное международное положение нашей страны объясняется острым конфликтом российского руководства с мировым масонством. Но мало кому понятны корни этого противостояния, его финансовая подоплека и оккультный смысл. Гибридный роман В. Пелевина срывает покровы молчания с этой тайны, попутно разъясняя в простой и доступной форме главные вопросы мировой политики, экономики, культуры и антропогенеза.
В центре повествования – три поколения дворянской семьи Можайских, служащие Отчизне в XIX, XX и XXI веках.
Чекисты и масоны. Одни - закрытая организация со строгим уставом и множеством тайн, на совести которой миллионы жизней, вторые - масоны.
Взгляд на Пелевина как на сюрреалиста заставляет недооценивать его вклад в создание былинной русской современной мифологии. Взяв за основу собрание наиболее модных интернет-мемов, Пелевин создал эпическую сагу о семье Можайских, которая своими шкурами (в буквальном смысле) служит отечеству. У кого-то вся шкура лишь оболочка вокруг пустоты с небольшим количеством устоявшихся фраз, шумом и глупостью своей веселящих Величайшего и Мельчайшего Князя, а у кого-то шкура скрывает одновременно свет электрической лампочки Ильича и секрет пришествия Бога на Землю, который принесёт любовь всем своим созданиям.
Противостояние двух стран обернётся космической враждой двух рас - рептилоидной и чертёштошной, каждая из которых соревнуется в собственной демоничности. Побрызгав на себя модным одеколоном, Кримпай Можайский - любитель симпатичных мальчиков, отправляется к праотцам, после чего, узнав в чёрной праотцовой пустоте нечто особо интересное о своём чешуеногом боге, возлюбит вместо мальчиков русские берёзки. В самом физиологическом из всех возможных вариантов. Маркиан Можайский, допившийся до чертей, едва не станет первопроходцем русского космизма, поймёт, зачем так необходимо, чтобы каждое изобретение, включая пресловутую родину слонов, должно быть первым-напервым именно у нас, а не в рептилообразной Америке, постигнет тайную суть феминизма и узнает, что Бог - это золотая рыбка. Мафусаил Можайский, присылающий в НКВД отчёты из странного Храмлагеря на Новой Земле, станет когда-то живой книгой, открывающей тайны Вселенной, да ещё и заложит основу блатного карго-культа воров в законе, несущего в себе черты гораздо более глубокого знания. А громадный глаз-вселенная смотрит в сам себя и осознаёт себя через себя же, отвечая давней азиатской метафоре бога, созерцающего свой пуп. Иногда глаз моргает. Тогда на месте миллиарда вселенных возникнет столько же.
Как всегда у Пелевина, метафоры носят буквальный характер и только их избитость заставляет не видеть их истинного смысла. Создав стройные миры, не один, а несколько, от материалистического мира Мамоны (такого атеиста, что он отрицает даже сам себя) до мира, где Божественная Любовь забросит Землю, потому что она Ей надоела, Пелевин насытил информационное (одно из самых распространённых слов в книге) поле дополнительными образами. В большом количестве связей между предметами казалось бы разными, каждый сможет найти новый тезаурус, новую образность для создания новой мифологии, нового пантеона, к которому предрасположен тот креативный суп идей, каким сейчас является российское общество, сегодня, как и многие столетия подряд, представляющее собой противостояние между либералами и ватой (и теми, кто совмещает в себе сразу оба аспекта, искупая двуличность мыслями о гармонии).
Как и всегда, книга Пелевина - это камень. Камень, который упал в этот идейный суп, где никто, поварившись достаточно, уже не может точно про себя сказать - курочка (петушок) он или лавровый лист. Брызги от этого камня, крики о том, что кого-то обязательно бы обварило или ещё обварит от разлетевшегося кипятка или поднявшейся пены. Потом пойдут круги на поверхности, где каждый в соответствии со своим пониманием даст прогноз, как разойдутся эти круги, что имел в виду автор и хорошо ли это для нас (любого из "нас", кто займётся гаданием по мистическому символу окружности), как и землетрясение в Гондурасе вперемешку с необеспеченностью доллара золотым запасом. Ещё немного информации, ещё немного энтропии. А погремушки из пустоты и фраз так и продолжают греметь где-то на холодных полях под чёрным, заложенным тучами небом, в своей непрерывной пустоте повторяя, что нет ничего более безумного, чем этот мир, созданный Котовским, который так и не прекратил баловаться кокаином.
Чекисты и масоны. Одни - закрытая организация со строгим уставом и множеством тайн, на совести которой миллионы жизней, вторые - масоны.
Взгляд на Пелевина как на сюрреалиста заставляет недооценивать его вклад в создание былинной русской современной мифологии. Взяв за основу собрание наиболее модных интернет-мемов, Пелевин создал эпическую сагу о семье Можайских, которая своими шкурами (в буквальном смысле) служит отечеству. У кого-то вся шкура лишь оболочка вокруг пустоты с небольшим количеством устоявшихся фраз, шумом и глупостью своей веселящих Величайшего и Мельчайшего Князя, а у кого-то шкура скрывает одновременно свет электрической лампочки Ильича и секрет пришествия Бога на Землю, который принесёт любовь всем своим созданиям.
Противостояние двух стран обернётся космической враждой двух рас - рептилоидной и чертёштошной, каждая из которых соревнуется в собственной демоничности. Побрызгав на себя модным одеколоном, Кримпай Можайский - любитель симпатичных мальчиков, отправляется к праотцам, после чего, узнав в чёрной праотцовой пустоте нечто особо интересное о своём чешуеногом боге, возлюбит вместо мальчиков русские берёзки. В самом физиологическом из всех возможных вариантов. Маркиан Можайский, допившийся до чертей, едва не станет первопроходцем русского космизма, поймёт, зачем так необходимо, чтобы каждое изобретение, включая пресловутую родину слонов, должно быть первым-напервым именно у нас, а не в рептилообразной Америке, постигнет тайную суть феминизма и узнает, что Бог - это золотая рыбка. Мафусаил Можайский, присылающий в НКВД отчёты из странного Храмлагеря на Новой Земле, станет когда-то живой книгой, открывающей тайны Вселенной, да ещё и заложит основу блатного карго-культа воров в законе, несущего в себе черты гораздо более глубокого знания. А громадный глаз-вселенная смотрит в сам себя и осознаёт себя через себя же, отвечая давней азиатской метафоре бога, созерцающего свой пуп. Иногда глаз моргает. Тогда на месте миллиарда вселенных возникнет столько же.
Как всегда у Пелевина, метафоры носят буквальный характер и только их избитость заставляет не видеть их истинного смысла. Создав стройные миры, не один, а несколько, от материалистического мира Мамоны (такого атеиста, что он отрицает даже сам себя) до мира, где Божественная Любовь забросит Землю, потому что она Ей надоела, Пелевин насытил информационное (одно из самых распространённых слов в книге) поле дополнительными образами. В большом количестве связей между предметами казалось бы разными, каждый сможет найти новый тезаурус, новую образность для создания новой мифологии, нового пантеона, к которому предрасположен тот креативный суп идей, каким сейчас является российское общество, сегодня, как и многие столетия подряд, представляющее собой противостояние между либералами и ватой (и теми, кто совмещает в себе сразу оба аспекта, искупая двуличность мыслями о гармонии).
Как и всегда, книга Пелевина - это камень. Камень, который упал в этот идейный суп, где никто, поварившись достаточно, уже не может точно про себя сказать - курочка (петушок) он или лавровый лист. Брызги от этого камня, крики о том, что кого-то обязательно бы обварило или ещё обварит от разлетевшегося кипятка или поднявшейся пены. Потом пойдут круги на поверхности, где каждый в соответствии со своим пониманием даст прогноз, как разойдутся эти круги, что имел в виду автор и хорошо ли это для нас (любого из "нас", кто займётся гаданием по мистическому символу окружности), как и землетрясение в Гондурасе вперемешку с необеспеченностью доллара золотым запасом. Ещё немного информации, ещё немного энтропии. А погремушки из пустоты и фраз так и продолжают греметь где-то на холодных полях под чёрным, заложенным тучами небом, в своей непрерывной пустоте повторяя, что нет ничего более безумного, чем этот мир, созданный Котовским, который так и не прекратил баловаться кокаином.
Взбрыкнул Виктор Олегович, решил тряхнуть стариной. После такого плавного, меланхоличного Смотрителя попытался он войти в ту реку, в которой когда-то ловил ох каких больших рыб.
Опыт смешанный и потому скорее негативный. Трудно подняться до тех высот, где ты некогда парил. Но проблески, такие жгучие проблески случаются, отогревая замерзшую душу.
Плюньте на сюжет, он, as usual, рудиментарен, не нужен и плетется где-то позади. Пригоршни метких, разоружающих цитат, глубокое понимание диалектики и огромные знания – вот что показывает нам Виктор Олегович.
Он действительно хорошо разбирается и в политологии, и в экономике, что для писателя непривычно. Писатель в специальных темах обычно не очень далеко на эволюционной линейке отстоит от журналиста, т.е. плавает и ошибается (все мы помним классическое падение стремительным домкратом). Здесь же мы видим глубокое погружение в тему.
Но видим ли? В который раз я ловлю себя на мысли, что Пелевин сродни «Зеркалу» Тарковского. Ибо он вроде бы есть, вроде бы занимает позицию, но одновременно его и нет. А свою же позицию он на соседней странице так грубо и площадно высмеивает, что ты остаешься в недоумении – где же его мысли?
Собственно, в который раз Пелевин поет свою диалектическую песню. Если раньше принципиальную двойственность жизни он рассматривал через «гламур» и «дискурс», то теперь им на смену пришли «цивилизация» и «вата». Собственно изменились только ярлыки.
Одного я не знаю – как называется тот доведенный до блеска (медного, как надраенные части судна) прием, при котором автор сначала раскрывает нам содержание какого-то события, а потом медленно и методично рассказывает нам о нем от лица некоего официального историографа или исследователя? Достигается просто невероятный комический эффект, так как второй рассказчик пользуется штампами и стереотипами, что приводит к полнейшей потере смысла и забавному преломлению самих штампов и стереотипов (достаточно вспомнить ураганный цикл "Память огненных лет"). Вот и в этой книге этот прием чертовски удался в главах про высылку масонов на Крайний Север.
В остальном довольно серо. Надо было ограничиться тремя частями, обойтись без четвертой, тогда эффект был бы сильнее.
Отдельное спасибо за намеки на «Озимандию» Шелли и Золотого жука По, я наконец-то их прочитал, чтобы понимать аллюзии.
Пелевин возвращается из отпуска – закончилась поездка в умозрительное, слишком умозрительное («Смотритель»), и эта ситуация напоминает его переход от «Снаффа» к «ЛКТЦ».
Структура романа напоминает не только очевидные «ДПП NN», «5П» и «Ананасную воду для прекрасной дамы», но и акунинскую «Планету Вода» («технократический», «ностальгический» и «идиотический» детективы в содержании) – только вот этот квартет повестей монолитен (привет от «Жизни насекомых»). Мировой литературе такое тоже не в новинку: вспоминается как «Шум и ярость» Фолкнера, так и само Евангелие.
В.О. по-прежнему присущи «юношеский задор и цинизм», точно подмеченные Полотовским с Козаком в «Пелевине и поколении пустоты». Стиль, мотивы, сюжетные ходы, разного плана фишки и выверты – все такое родное и давно полюбившееся, что требовать от Пелевина чего-то в корне нового значит признаваться в неприятии его самого.
Быков утверждал, помнится, что любая свежая книга Пелевина всегда в разы интереснее новых книг его коллег по писательскому цеху – в этом он бесконечно прав. Его утверждения касательно скуки во время чтения «Лампы», как основного чувства, им владеющего, объективно справедливы, пожалуй, только для второй половины четвертой части романа.
И снова мы убеждаемся, что современные мировые и российские реалии объясняются только мистикой да галлюциногенами. В этом ключе В.О. выстраивает все причинно-следственные связи того самого пастернаковского «вальса с чертовщиной», в который мы невольно вовлечены, – в другом концепте с иными теориями. Вот что забавно: Пелевин, если не создает исключительно новой реальности в романе («Empire V», «Снафф», «Смотритель» и др.), награждает все происходящее не фантастикой – иррациональностями, частенько завёрнутыми в обёртку прелестей, расширяющих сознание или выводящих его на другую орбиту.
Сосредотачиваясь на феномене русского (в широком значении) человека, Пелевин окончательно отходит от раскрытия сущности человека постсоветского. Тем не менее, ниточки между их историческими трансфигурациями никто не перегрызал:
И я понял то, что время от времени понимает в нашей стране каждый: девяностые вовсе не кончились. Просто раньше они происходили со всеми сразу, а теперь случаются в индивидуальном порядке.
Метафорически, шаг за шагом раскрывается та самая русская идея, над которой безуспешно бился семнадцать лет назад Вавилен Татарский.
В «Золотом жуке», самой сильной части романа, гармонично соединены мотивы из предыдущих книг (например, основополагающая, хоть и видоизмененная, тема баблоса из «Empire V»: все-таки одна из главных проблем романа – обесценивание золота при бескомпромиссной гегемонии доллара). Но однозначное сопряжение с «Generation P» заметно больше всего: только вместо описания шестеренок рекламного бизнеса – тотальное погружение в финансовый мир, фондовый рынок. «Подвиг Капустина», завершающая часть «Лампы», содержит в себе приятные дополнения к «Золотому жуку» (ее достоинства этим исчерпываются).
«Самолет Можайского» хорош не в последнюю очередь внесением ясности в ситуацию с чекистами (check'истами) и масонами. Но ни о какой семантической прозрачности и речи быть не может. Вся повесть изрыта воздушно-смысловыми ямами, из которых раз за разом выбираешься только благодаря вовремя приходящим на помощь наставникам. Вообще, конечно, диалоги в форме «ученик – наставник» – чертовски обаятельная лабуда – еще со времен «Чапаева» вызывают чистое (неразбодяженное) веселье, природа которого понятна ещё меньше природы трипов Вавилена, Кримпая и многих других. Отрывок с «законом симулятивной компенсации» перечитал несколько раз – чувствую, цитировать буду часто и большим удовольствием.
«Храмлаг» не имеет большого значения для развития сюжета, но ценен как любопытное лирическое отступление. Жанрово отличаясь от остальных частей (определяется автором как «исторический очерк»), он до невозможности напоминает «Реконструктора», один из ранних рассказов В.О., – хотя и отчасти ему проигрывает.
Что уж там, «Лампа Мафусаила» – далеко не самый выдающийся пелевинский роман, но никак уж не провальный. «Откат к прошлому», «синтез всего ранее написанного» и т.д. – оттенки одного цвета. Факт остается фактом: Пелевин вырос до того уровня, когда считается незазорным заимствовать у себя самого.
Когда Елизаров говорит, что В.О. – единственный автор, который способен «на таком высокохудожественном уровне объяснить этот мир», он не кривит душой. Возможно, проблема заключается в нашем фрагментарном непонимании языка праведника (проводника). Но ищущий, говорят, да обрящет – стоит только сконцентрироваться на поисках.
Прочитано сентябрь 2016:
Все кто ругал СМОТРИТЕЛЯ за незлободневность – нате вам!
Чекисты и масоны; вата и либералы; рептилоиды и ФРС США; доллар и золото; геи и ламберсексуалы; путешествия во времени и трипы по подсознанию – всё это есть в новой книге Пелевина.
Очень вкусная сатирическая конспирология, умно и с юмором. Просто кайф!
Есть тончайшие отсылки к предыдущим романам — Смотритель и Любовь к трём цукербринам.
Повторюсь ещё раз — злободневно до крайности. Временами складывалось впечатление, что какие-то куски с актуальными событиями вставлялись в книгу буквально за недели до отправки в печать.
Оценка: 8 из 10 (очень хорошо).
Общее впечатление — роман того же уровня что и последние пять романов автора, начиная с «t». Больше всего, наверное, похож на «Бэтман Аполло».
Действие книги происходит в параллельной вселенной, все совпадения с которой являются кошмарным сном
Все говорят, что настоящий Пелевин проявляется в больших романах. Взять того же Чапая, Вампира, Снаффа либо Цукербринов. А мне больше по сердце его малая проза. И, вот, в короткое время мне попалась уже вторая книга - обманка. На вид - очередной глобальный одинокий роман, а начинаешь читать, выясняешь, что на горизонте имеется несколько небольших произведений, связанных одной большой идеей. "Искусство легких касаний" и теперь еще "Лампа" - типичные такие представители.
Собственно говоря, особенной идеи тут никакой и нет, есть просто глобальное, старательно завуалированное отношение автора к новейшей истории России.
...у России всегда великое прошлое и еще более великое будущее. А вот с настоящим сложнее
И, да, так получилось, что последнюю книгу Пелевина я прочитал раньше этой, и я снова встретился с уже знакомым мне до боли персонажем - философом Голгофским, написавшим позже в рамках новой книги то самое знаменитое "Искусство легких касаний":
Возможно, Голгофский на этих страницах просто троллит либерального читателя, расправляя свои подбитые ватой плечи. Не будем обращать внимания, друзья. Тем более что, если судить по этим спискам, автор мог серьезно сэкономить на нервах и такси, просто посидев пару деньков в приемной ФСБ.
Когда дважды идешь у Пелевина в одну реку - то уже начинаешь радоваться, ведь на "тех неизведанных зашифрованных дорожках" появляются уже знакомые "пирожочки".
Ну, а если серьезно, то да, Пелевин написал "Искусство" чисто в продолжение "Лампы". А главное, в обоих книгах он применил, на мой взгляд, самое сильное свое оружие - каждая мини-часть в каждой истории написана в своем особенном литературном стиле. Здесь вам и привычные нам производственные приключения, где под горячую руку попадают все хипстеры и иже с ними, и дневниковое повествование, и псевдодокументальный очерк, и, фактически своеобразный "один день Ивана Денисовича". А еще мне очень понравилось, что все части между собой равнозначны, происходят в разное время и контрастируют друг с другом благодаря разным жанрам, а от того усиливается эффект присутствия "мастера головоломок" и его виртуозное владение словом.
У кого-то из друзей я прочитал, что эта книга очень похожа на "НН", не знаю, я еще тот сборник не читал, тогда можно предположить, что автор через такие сборники пишет сквозную охудожествленную историю современной России через призму какой-то своей, понятной ему (и некоторым фанатам-конспирологам) криптографической обертки. Замечательно! Вы спросите только, чего же такая низкая оценка - ну да, стандартные мои претензии к привычной "пелевинке", встречающейся всегда и везде, которую лично я как учитель не приемлю - мат, "хипстерско-быдловский" сленг и всякие там "фемо-гомо-китчи". А так, да, красота, веселенькие ироничные от "Кримнаш" до "Надежда умирает последней" только радуют и показывают, что ничего в этом мире не изменится и противостояние двух высших сил будет только усиливаться. Одно радует, что ждать осталось недолго...
Привычная цитата дня:
Сегодня в мире ценится не просто понимание, а молчаливое понимание
«изолировать от общества» – сослать в обстановке строжайшей секретности на архипелаг Новая Земля. Это было тем же самым смертным приговором, но несколько отсроченным во времени. Большевики с большим доверием относились к природе – и часто назначали ее на роль палача.
... наше понимание происходящих событий ограничено имеющимся житейским опытом...
Я плохо знаком с подробностями жизни Пролетариата, но говорят, что Шахтеры держат под землей клетку с канарейкой. Она первая чувствует изменение состава воздуха – и то ли перестает петь, то ли умирает…
Зачем было агентам НКВД вербовать пугливого советского интеллигента в псевдомасонскую структуру?
Чтобы впаять ему десятку?
Полно, да разве нельзя было сделать это просто так?
Американская улыбка возникает при команде мышцам лица от префронтальной коры, то есть она по генезису рациональная. Но изображает эмоцию – и создает обратную связь по эмоции, которой на самом деле нет. Это и ведет к появлению раздвоенности. А уж вместе с политкорректностью возникает серьезная нагрузка на психику. Только представьте – у человека постоянно под ложечкой сосет, антидепрессанты много лет не помогают, а она лучится счастьем. Проецирует, так сказать, образ успеха. Каково такие рожи строить по двадцать часов в сутки? Вот многие и не выдерживают.