Есть ли задача сложнее, чем добиться оправдания убийцы? Оправдания человека, который отважился на самосуд и пошел на двойное убийство?
На карту поставлено многое — жизнь мужчины, преступившего закон ради чести семьи, и репутация молодого адвоката, вопреки угрозам и здравому смыслу решившегося взяться за это дело.
Любая его ошибка может стать роковой, любое неверное слово — обернуться смертным приговором…
Зная то, как вас, босс, пугает любая научная писанина, я приложила все усилия для того, чтобы не пользоваться словами, в которых больше чем два слога.
Предводителем у них была миссис Розиа Элфи Гэйтвуд — двухсотфунтовая вдова, воспитавшая одиннадцать детей, девять из которых учились сейчас в колледжах. В городе она была известна также и тем, что оказалась первой негритянкой, осмелившейся напиться воды из питьевого фонтанчика на площади и оставшейся после этого в живых.
Оказывается, в Джейке просыпалась одаренность — после коктейля-другого.
Стремление к избыточному уничтожению», — назвал происходящее Джейк; эта навязчивая идея слабоумных присуща всем прокурорам.
Просто удивительно, как это им удавалось через сутки после прибытия превращаться в знатоков места, где никогда раньше они не были, в строгих судей людей, которых они ни разу до этого не видели.
Впереди самое трудное, — проговорил Люсьен. — Нужно ждать, пока двенадцать обывателей поставят точку.
– А я думал, с ним все в порядке.– Он в полном порядке. Только без ноги.
- Нервничаешь? - Как проститутка в церкви.
– Но, мистер Брайгенс, она хочет, чтобы ее делом занялись именно вы. Ей говорили, что вы лучший в округе адвокат по уголовным делам.
В голосе Этель Джейк услышал явное удивление.
– Скажите ей, что это правда, тем не менее ее дело меня не заинтересует.
Система настолько справедлива, насколько предвзятой и подверженной воздействию эмоций её делает сам человек.
– Ро-арк, – обратился к ней Люсьен, – я полон к тебе всяческого уважения. Я считаю тебя ровней. Уверен в твоем праве на равную оплату за равный труд. Я признаю за тобой право самой решать, рожать ли тебе ребенка или делать аборт. Словом, я верю во всю эту чушь. Будучи женщиной, ты в моих глазах не располагаешь никакими привилегиями, как-то связанными с твоим полом. – Сунув руку в карман, Люсьен достал комок смятых купюр. – А поскольку ты к тому же еще и клерк, то есть существо бесполое, ты остаешься единственным среди нас человеком, способным пойти и купить ящик холодного «Коорса».
Он являл собой сдержанный голос рассудка посреди океана ненависти и раздоров.
Люсьен учил его, что страх – это хорошо. Страх был союзником. Каждый адвокат испытывает чувство страха, когда появляется перед вновь избранным жюри и представляет ему своё дело.
«Бойся, это нормально, только не показывай свой страх».
Присяжные не пойдут за адвокатом, у которого хорошо подвешен язык, или который знает толк в туалетах, или за каким-нибудь клоуном. Они не последуют за раскатами мужественного голоса или попытками бороться с судьбой. Люсьен убедил Джейка в том, что присяжные поверят тому, кто говорит правду вне зависимости от того, как он одет, насколько красноречив и обладает ли некими сверхъестественными способностями. В зале суда адвокат должен быть самим собой, и если уж он чего-то боится – пусть боится. Присяжные тоже боятся.
«Подружись со страхом, потому что сам по себе он от тебя не уйдёт и уничтожит тебя, если ты не будешь в состоянии его контролировать».
– Видишь ли, Стэн, не такие уж мы, юристы, и богачи. Теперь этот диплом уже не то, что раньше, – уж слишком много нас стало.
Запомни, тот, кто защищается, почти всегда виновен.
“Lawyers are extremely jealous”.
“Panic was a part of her life, her make-up”.
“Make friends with fear”.
Я и в пьяном виде являюсь лучшим юристом, чем ты в трезвом.
“- Why do lawyers drink so much? - They learn how in law school.”