Рецензии на книгу «Зона интересов» Мартин Эмис

Действительно шедевр

«Зону интересов» Мартина Эмиса нельзя воспринимать как роман исторический, ни в коем случае, хоть книга и затрагивает страшную тему Холокоста и строится на огромном читательском опыте автора (в послесловии Эмис перечисляет более 40 имен авторов, писавших о страшной трагедии 20 века, которые помогли ему создать данный роман).

Прежде всего, «Зона интересов» - роман художественный и в какой-то мере постмодернистский: рубленные фразы, достаточно мало описаний, сухость языка и четкость повествования словно выжимают всю наполненность слов, убивают в словах весь свет (ведь слово есть Бог, слово есть жизнь - слово по сути напитано чувствами и эмоциями, здесь же создается прием слова высушенного, слова гибнущего, слова мертвого).

От этой сухости языка создается ощущение нереальности происходящего, словно передо мной одна из антиутопий, вроде «1984» Оруэлла (уж очень начальник зондеркоманды похож на странное существо, не человека, а механизм, машину для убийств с выжженной душой, хотя, казалось бы, так должны выглядеть нацисты, а не сходящий с ума польский еврей, но нацисты здесь выглядят как обычные люди со своими страстями и слабостями).

Еще «Зона интересов» напоминает сценарий для спектакля, текстовую пьесу, поставленную в театре так, как выглядит фильм Триера «Догвилль» - границы домов и комнат условно обозначены, декорации отсутствуют почти полностью, всё происходит словно понарошку, однако люди — настоящие, и они не люди, они монстры.

(Добавлю от себя к подмеченной сухости языка романа благодарности переводчику. Не знаю, как в оригинале, но перевод напоминает мне о реформе нацистов в отношении немецкого — очистить, создать идеальный язык с идеальным произношением, вырезать всё лишнее).

Безусловно, «Зона интересов» — один большой спектакль, в главных ролях которого — три героя.

Первый — нацист, пьяница и тиран, комендант лагеря Пауль Долль. Личность, не заслуживающая ни грамма уважения, зацикленная на своих мужских потребностях, власти и эгоизме, но расчетливая, готовая убить любого, кто лишь краем глаза подметит его слабость, что ему в общем-то дается легко при его прямой должности: принимать товарные составы с биологическим материалом и доводить этот материал до последнего вздоха — его ежедневная обязанность.

Второй — странный, вызывающий двоякое отношение, нацист, красавиц и молодой повеса Ангелюс Томсен. Он играет в общую для нацистов игру, являясь родственником какому-то высокопоставленному чину, отчего ему многое может сойти с рук, но уж точно не его влюбленность в жену коменданта. Да и как можно влюбляться, когда рядом с тобой находятся врата в ад, а ты дышишь этим смрадом от ежедневно сгораемых тел?

Третий — польский еврей и начальник зондеркоманды Шмуль. Человек, который больше не человек, потому что в его обязанности входит подготовка узников к смерти и последующая за смертью «уборка»: каждая вещь повторна в использовании, вплоть до волос и зубов. Но у Шмуля есть миссия, несмотря на то, что он «продал душу дьяволу»: он должен наблюдать всё, чтобы записать; записать, чтобы сохранить в людской памяти. Может, хотя бы это станет частично ему оправданием?

«Зона интересов» — роман о концлагере, который по сути не рассказывает о том, что происходило внутри машины смерти, здесь почти не упоминаются страшные пытки и ужасы. Однако от этого книга не менее страшна: на фоне ровного повествования пара невозможных по силе ужаса/человечности/красоты эпизодов вызывают у читателя истерическую дрожь. И как бы дико это не звучало, именно этим занимаются шедевры искусства — вызывают катарсис, стремление забыть или желание запомнить, чтобы донести дальше, к другому уху, рассказать.

«Зона интересов» — это перформантезированный «Танец» Анри Матисса, только женщины здесь не голые, женщины пляшут и кружатся, и веселятся, но все они одеты в черно-белые полосатые робы, а на их лицах сжатая гримаса ужасающей улыбки, улыбки побежденных, но непобедимых, знак близкой смерти.

Это, конечно же, не самая страшная книга о концлагере, которую я читала. Вспомнить хотя бы ту же самую Искру жизни Ремарка . Зона интересов , как бы это правильно сказать... немного посуше что ли, менее эмоциональная, даже как-то ближе к публицистике. И перевод ещё явно подкачал. Читалось тяжело.
Но это не умаляет её достоинств.
Это одна из тех книг, которые не будешь читать, смакуя вкусный чаёк, уж молчу про конфетки и бутербродики.
Жестокая правда, которая обрушится со страниц, принесёт очередную вспышку непонимания, негодования, гнева. Да, нас уже не удивишь жестокостью нацистов, но всё так же больно.
Им, тех кого уже давно нет, всё равно, а вот нас снова и снова наполняет бесконечная боль и ненависть, за их муки, за их страдания, за их Не жизнь в жутких бараках смерти.

Эмис выбрал для своего романа беспроигрышный приём: три рассказчика, три точки зрения, три противоположности. И никакого давления на читателя со стороны автора. Думайте сами, решайте сами: осуждайте, прощайте, призывайте небесную кару, сочувствуйте. Поверьте, в данном случае это очень непросто. Не потому что не знаешь, кто есть кто. Как раз таки всё предельно ясно. Герои предельно откровенны, и от этой откровенности мурашки по коже. Ну как же так? Как?! можно так не любить этот прекрасный мир, жизнь, данную нам на короткое время? Как можно издеваться над себе подобными? Как можно уничтожать свою людскую сущность, убивая невинных и беспомощных жертв?

Три рассказчика, три точки зрения, три версии восприятия происходящего. История одна.

Пауль Долль, комендант лагеря, пьяница, педант, тиран. Он зациклен на чистоте (в том числе и расы, это, пожалуй, даже в первую очередь), порядке и дисциплине. Он не пользуется авторитетом у подчиненных, но это не мешает ему устанавливать и навязывать свои правила и свой устав.
Он суров с детьми, суров с женой, пытается дисциплинировать тех, кто ему подчиняется. И неважно, какими методами добывается успеха. Главное, чтобы всё было по его. И он искренне не понимает, почему его не любят, "ибо он нормальный мужчина с нормальными потребностями. Совершенно нормальный. Хотя, похоже, никто этого не понимает. Пауль Долль совершенно нормален."
И этот "нормальный" мужчина, не кривясь и без всяких зазрений совести посылает на тот свет тысячи людей, женщин, детей, стариков... Он говорит красивые слова, обещает кров, пищу, комфорт, а в итоге они получают газовый душ. Смерть, которую сами себе оплатили. Ведь "правило требует оплаты проезда третьим классом. В один конец. С детей не старше двенадцати берут половину. В один конец."
И это совершенно нормально для Долля. Это рабочий процесс. Как на любой фабрике, заводе. Единственно, что доставят неприятность- это запах. Но уж с такими издержками ничего не поделать.

Ангелюс Томсен.Тёмная, можно сказать лошадка. На самом деле- куда ветер дует... Самец, кобель, нацист... Где-то в глубине души он понимает отвратность и гнилостность их системы, но пока ему самому ничего не угрожает, пока ему удобно и комфортно, всё это не имеет значения. Наоборот, можно и за женой начальника приударить. Азарт, удовольствие, спортивный интерес так сказать.
"- Я вот думаю. Чего же мы с ними не делаем? Полагаю, не насилуем...
Ты согласен, что обходиться с ними хуже мы уже не можем?
– Ой, брось. Мы их все-таки не едим."
Это обычный разговор с другом. Так, про между прочим, между упоминаниями о погоде, о женщинах и еде.

Шмуль. Польский еврей. Начальник зондеркоманды*. Единственный из рассказчиков, кто хоть немного вызывает сочувствие и намёк на приязнь. Человек с мёртвыми глазами. Он умер ещё до смерти. Его нет. Просто оболочка ходит по лагерю и выполняет самую грязную работу на свете. Потому что, если не он, то кто-то другой... Этого не избежать. Никак...
А ещё у него есть оправдание.
"Если существует смертный страх, то существует также и смертная любовь. Она-то и лишает людей из зондеркоманды дееспособности – смертная любовь."

Как сложаться судьбы этих троих, которые связаны между собой невидимой, но смердящей нитью? Что приготовила судьба верующему в нерушимость нацизма, сомневающемуся, почти кающемуся офицеру, и человеку, которому нечего терять, потому что его душа давно убита?

Едкая книга, не слишком приятная. История глазами не узников, а тех, кто руководил и заправлял работами в лагере. От этого не менее колкая, не менее обличающая.
Как сказала Ханна, жена Долля: "Мы не заслуживаем возвращения оттуда."
Никто, кто имел, пусть даже косвенное отношение к тем зверствам, не заслуживает возвращения оттуда. Виновны! И помилованию не подлежат. А муки совести- это дело личное...

*Название Sonderkommando получили группы евреев-узников нацистских лагерей уничтожения, которых принудили работать при газовых камерах и в крематории. Члены Sonderkommando помогали готовить евреев к отравлению газом. Одни отрезали женщинам волосы (иногда после отравления). Другие вытаскивали трупы из газовых камер, вырывали у них золотые зубы и коронки, перевозили тела в ямы или в крематорий. Некоторые члены Sonderkommando чистили газовые камеры, в то время как другие разбирали личные вещи жертв, сортировали их и готовили к отправке в Германию. Через несколько месяцев таких омерзительных работ сами члены Sonderkommando уничтожались и заменялись новыми.

Наименование проекта: «Лагерный комплекс "Освенцим" (нем. "Аушвиц")».

Вид проекта по длительности: долгосрочный (с 1940 г.).

Тип проекта: социально-политический.

Класс проекта: мегапроект.

Цель проекта: создание комплекса немецких концлагерей для снижения количества / уничтожения «низших рас» в угоду «высшей» — арийской.

Категория участников проекта:
1) исполнители — арийцы;
2) объекты воздействия — евреи, поляки, русские, цыгане, французы, венгры — мужчины, женщины и дети.

Источника бюджета проекта: ежегодное государственное ассигнование.

Прибыль проекта: средний доход от труда одного узника составит 1600 рейхсмарок с учётом стоимости его личных вещей, зубов и волос, но без учёта полученного из него после сожжения пепла.

Возможные риски реализации проекта:
➠ возможность утечки информации о реализации проекта;
➠ недостаточность физических и денежных средств для утилизации большого количества трупов;
➠ высокая смертность работающих узников из-за постоянного недоедания и роста инфекционных и прочих болезней и др.

Выглядит такой проект не только страшно, но и странно. Как заметили критики, роман Мартина Эмиса отличен от других, написанных о геноциде, новым, необычным, а потому вдвойне жёстким взглядом на холокост. Рассматривая лагерный комплекс «Освенцим» как грандиозный по своей масштабности проект нацистского руководства, «Зона интересов» резко выделяется на фоне книг схожей тематики.

Почти три месяца я не могла найти слов, чтобы написать отзыв на эту книгу. С одной стороны, автор, основываясь на документах эпохи, пишет достаточно правдоподобное произведение, что уже само по себе вызывает интерес. С другой — результатами проекта явилось от 1,5 до 4 миллионов погибших людей. Не укладывается в голове. Страшно. Горько.

На фотографии: заключенные концлагеря Освенцим смотрят в объектив из-за колючей проволоки, 27 января 1945 г. (источник фотографии находится здесь)

«Уловка 22» на тему концлагерей

«Зона интересов» Мартина Эмиса на первый взгляд как будто мало что добавляет к теме Аушвица: есть ведь в природе и путаные воспоминания Рудольфа Хёсса, и исследовательская дотошность Ханны Арендт, и «Благоволительницы» Джонатана Литтела, высветившие изнанку СС ярче некуда, — что уж говорить о фильмах «Шоа» или «Сын Саула». Однако же Эмис находит такой стиль, такой сюжет и таких героев, которые всё же добавляют многократно поднятой теме что-то новое. Это «что-то» — осмысление через бытовой абсурд: не тот бредовый абсурд, с помощью которого изучал феномен войны Джозеф Хеллер в «Уловке 22», а то усталое приятие некогда бывшего нормой нонсенса, которое скорее характерно для чеховских персонажей (кроме отчаявшихся правдорубов типа дяди Вани).

Год из будней Аушвица рассказан тремя голосами: члена зондеркоманды Шмуля (мужчина давно утратил всякую надежду вернуться к облику человеческому, а потому принял на себя роль бесстрастного Харона), коменданта лагеря (выведен под именем Пауля Долля, пьяницы, вуайериста и садиста, что в конечном счете делает его идентичным своему прототипу Хёссу, как ты имена ни меняй) и племянника одного из нацистских шишек Голо Томсена (похотливый, беспринципный и бесстыдный, он в целом наиболее симпатичный персонаж, потому как на фоне остальных выглядит чуть ли не ангелом). Томсен приударяет за женой коменданта, и вялый любовный треугольник в условиях лагеря служит стержнем для текста, на который уже нанизываются самые разные детали: речи нетрезвого Долля; распределение вновь прибывших на годных и негодных; планы по строительству третьего лагеря для нужд промышленников; постепенное проникновение пораженческих настроений во все слои рейха. Всё это литературное «мясо» в совокупности воспринимается как трагикомедия извращенного абсурда: смерть одного человека — катастрофа и горе, а гибель миллионов — нечто непостижимое, над чем ни порыдать нельзя, ни посмеяться. С каким пафосом и слезой на глазах Долль в праздничной речи вспоминает 14 павших немцев в Пивном путче — чтобы на той же странице спросить у Шмуля, сколько за три месяца удалось умертвить евреев, и лишь бровью повести, услышав ответ.

Однако и в этой бездне нет-нет да вспыхивают случайные искры: Эмис проработал персонажей достаточно, чтобы в каждом из них можно было найти нечто, присущее и читателям-обывателям: например, временами проявляющуюся рефлексию. «Я питал величайшее уважение к ночным кошмарам — к их разумности и артистизму. Ныне я думаю, что они жалки. Они совершенно неспособны предъявить мне что-нибудь хотя бы отчасти столь же ужасное, как то, чем я занимаюсь каждый день, — да они и пытаться перестали. И теперь мне снятся только еда и чистота», — думает в одной из сцен Долль. Рефлексия Шмуля направлена лишь на то, чтобы заглушить в себе остатки морали — чувства, которое вредит выживанию в нечеловеческих условиях. Рефлексия Томсена — иного толка: он уже в 1942-м предчувствует поражение Германии и понимает, что ему и остальным немцам предстоит жить с колоссальным грузом прошлого — настолько колоссальным, что даже встреча двоих влюбленных через несколько лет после войны будет отнюдь не радостным мигом, а острым напоминаем о том, что пришлось совершить ради выживания.

В общем, книг, подобных «Зоне интересов», довольно много, но есть ради чего прочитать и ее. Тем более, как говорит В. Г. Зебальд, которого Мартин Эмис цитирует в великолепном послесловии, «ни один серьезный человек ни о чём другом, кроме событий 1939–1945 гг., и не думает».

Interessengebiet. Читать и помнить.

Один из британских критиков назвал роман «кафкианской комедией про Холокост». В нем разворачивается абсурдистское полотно нацистских будней: страшный концлагерный быт перемешан с великосветскими вечеринками, офицеры вовлекают в свои интриги заключенных, любовные похождения переплетаются с детективными коллизиями ‒ кромешный ужас переложен шутками и сердечным томлением. Однако мелодраматизм и обманчивая легкость сюжета служат Эмису лишь средством, позволяющим ярче высветить абсурдность и трагизм ситуации.(с)

Это очень нестандартная книга. Специфическая. С утрированными героями, которые с перебором то ли лгут, то ли вещают правду... Поэтому говорить о романе я тоже хочу не в привычном формате, а начная с конца, со своего рода подытоживания.

Итак, окончание мне не понравилось совершенно. И это очень меня печалит. То есть, я с первой страницы знала, что книга получит пять баллов, и надеялась, что ничего не помешает мне поставить её в разряд "любимых". Но к большому сожалению, концовка показалась пришитой белыми нитками... Ощущение, что автор, вырулил в некуда или ещё хуже: скатился в сентиментальный роман, причём с хеппи-эдом.

Я вообще не понимаю как можно было герою выйти сухим из воды, разъезжать после войны на машине и поиметь тёплое место при новой власти... А как же родство с партайгеноссе? А про сотворённое зло тоже забыли? Не знаю, вот не знаю... Если только посчитать предложенное автором очередным его вымыслом, нужным художественным кульбитом и просто принять на веру.
Но впечатление изрядно подпорчено, избавиться от гнева на финал я не смогла. Отсюда, собственные уговоры довериться Эмису и съесть с его ладони всё до крошки не сработали. Не съела, увы. Остались вопросы и ворох ИМХО.

Я не претендую на правильность своих суждений, но мне кажется, что наш мир зачерствел. До него уже непросто достучаться. Привычными средствами, я имею ввиду. Приходится изгаляться, в хорошем смысле слова. И автору прекрасно удалось создать гремучую смесь из разных жанров, задействуя для своей цели голоса трёх главных персонажей и свой собственный отменный стиль, к которому надо привыкнуть. В начале. А потом уже только наслаждаться (неприемлемое, конечно, слово к данному сюжету).

Комендант концлагеря Долль, лощённый бабник Томсен (не больше, ни меньше - племянник Бормана) и зондер Шмуль - морально убитый человек, ведущий на смерть своих собратьев, оттягивающий собственную смерть на несколько месяцев. Три взгляда на Аушвиц. Три трибуны. Три рассказчика в романе.

В центре событий романа — фашистский, извините, бизнес-стартап. 1942 год, крупная фармакологическая компания строит в Аушвице свою фабрику (и это не выдумка), вот-вот должно запуститься производство резины, рационализаторы из СС спорят о том, что выгоднее: кормить рабочую силу или заставлять ее работать в три раза больше, сокращая срок эксплуатации. Зондеркоманда встречает поезда с оккупированных территорий, исключительно вежливо проводит селекцию перед отправкой в газовую камеру («сейчас вы примете душ, потом вас ждут бутерброды с сыром, а багаж доставят прямо в гостиницу») и решает насущный вопрос реутилизации отходов производства, так как массовые захоронения отравили воздух и грунтовые воды на территории лагеря. (с)

Да, всё так. И чтобы бы автор не сказал об этом - всё равно будет мало. И не покажется перебором. Но ещё супер важно КАК сказать. В книге полно мелких моментов, от которых холодеют руки и слёзы наворачиваются на глаза. Причём, говорится о страшном мимоходом, констатацией, а иногда одно слово способно вызвать ряд ассоциаций, порезать душу, нарисовать картинку, к которой невозможно подобрать прилагательное.
Невероятно пронзительна сцена, в которой рассказывается о дневнике для будущих поколений, зарытом в саду. Мемуары зондера, с красноречиво расписанными сценами селекции...

Остальные поддержали его:
– Просто читай.
- "Пятилетняя девочка встала и воскликнула...". "А одна молодая полячка произнесла в газовой камере очень короткую, но пылкую речь…»
– Хватит.
У многих в глазах стояли слезы – но не слезы горя или сознания вины.
– Остановись. «Произнесла очень короткую, но пылкую речь». Черта лысого она произнесла. Хватит.
– Хватит. Он врет.
– Лучше молчание, чем это. Хватит.

Настоящая правда - тихая и молчаливая, и от этого ещё более кромешная.

Пауль Долль бессовестно врёт про свою жизнь с женой Ханной, про свои с ней отношения. Впрочем, о чём это я? Человеческое слово "бессовестно" неприменимо к начальнику концлагеря.

Через призму мечты о сексе с Ханной вязкой ртутью перекатываются мысли героев о том, что они сотворили и что потом обязательно сотворят с ними. Очень похоже, что рассуждая о фрау Долль (как бы её поиметь или убить, смотря какой персонаж вещает), Долль и Томсен забивают себе мозги, они отвлекаются на простое житейское. Но ох, как это упрощает историю Эмиса... И даже немного реабилитирует в глазах читателя его персонажей. Поэтому нет, не хочу и не буду усматривать здесь намёк на наличие совести, да ещё не беззубой. Только страх за собственную шкуру, за грядущие последствия.

Долль в своих записках упорно врёт сам себе. Врёт насчёт величия Германии, "общественно-политического здоровья" национал-социализма. О своей личной жизни он тоже врёт. Он весь - пьяное сочетание двух противоречий: откровенности и разухабистой лжи. Недочеловек - это как раз о нём. Психически больной, страшный, жестокий... Ходячий абсурд. Третий рейх. Лицо фашизма.

Конечно, второй персонаж, Ангелюс Томсен умён, образован, циничен и изворотлив, он противоположность Доллю. Он способен видеть ситуацию, давать ей честную оценку. Томсен всё понимает, но от этого факта он не становится для меня лучше. Знаете кого он мне напомнил? Того немецкого генерала, попутчика Штирлица (сериал "17 мгновений весны"), который всю ночь, под рюмку, изливал душу собеседнику, говоря правильные вещи, поливая Гитлера и его режим, то страшное, к чему он привёл страну, а утром, как ни в чём не бывало, прошествовал по перрону, красноречиво ( и главное, убедительно) вскинув вверх руку. Jawohl ! Ночь откровений закончилась, утро снова зовёт к ратным "подвигам".

К слову, роман действительно чем-то напоминает всеми нами любимый фильм о Штирлице. Фашистское закулисье, жизнь немцев, направление их мыслей, попытка залезть в голову гидры и узнать почему, зачем и как могло стать возможным...
Авторская стилистика тоже подтверждает ощущения схожести с сериалом. Кто не помнит характерное окончание фразы отрицательным "нет?" или добавление почтительного "мой господин".

Третий персонаж Шмуль - кто он такой? Что он такое? Зло или ходячий страх за жизнь близких? Таких как он можно оправдать? Нет. Понять? Да. И всё же минус, помноженный на плюс даёт минус.
Переживания и муки совести людей не оживят.

Обыкновенный фашизм. Эмису хотелось разгадать его причины. В своём послесловии он пишет о попытке понять "почему", направленной к Гитлеру. Нет ответа...

В книге много натуральности, мало воздуха и полным-полно бурого от пепла снега... Фигурируют реальные исторические личности, типа Бормана и его жены Герды - дуры? убеждённой сволочи? какое найти название этим "вторым половинкам" своих государственных мужей убийц... Званные вечера в Офицерском Клубе и клубы дыма из безостановочно работающих печей... Противоестественность, ставшая нормой.
Сарказм и боль, вспыхнувшее чувство, семейный быт и деформация в мозгах.... Абсурд, не сочетаемые понятия? Спросите у талантливого Эмиса.

Пока я работал над «Зоной интересов», я наткнулся на блестящее и точное замечание : то, как мы относимся к нацистскому геноциду, определяет и наше понимание самих себя. Я нахожу это совершенно верным. Ни один другой эпизод в истории на этот не похож: когда ты чувствуешь, что понимаешь что-то про себя. И про человечество — ведь это худшее, что мы пока сделали. (Интервью автора Ленте. ру)

"Откуда взялась потребность в столь методичном, столь педантичном и столь скрупулезном исследовании скотского начала в человеке?"

Сколько книг уже было прочитано о войне, но такой жестокости я нигде не встречала. Несомненно, я знала о ее существовании, но что бы так столкнуться лицом к лицу? Я долго читала эту книгу, именно по этой причине, откладывала и снова возвращалась.
Повествование книги идет от первого лица, но не одного, а сразу нескольких героев, и ,кажется, что самому автору повествование от лица коменданта лагеря, где были убиты тысячи евреев дается с трудом. Понять причины геноцида и личность самого источника данной идеи невозможно (его имя не называется в книге, оно и так всем известно). Я полностью согласна с Примо Леви, чьи слова приводит Мартин Эмис в послесловии:

Возможно, никто не сможет – более того, никто и не должен пытаться – понять, что произошло, поскольку понять значит почти оправдать.

В "Зоне интересов" - можно увидеть трагические события сороковых годов со всех сторон, со стороны немецких людей, находящихся на службе у третьего рейха, есть люди слепо верящие в чистоту крови, и те кто просто служат попав в водоворот по стечению обстоятельств, евреи, много, очень много погибших, но есть кто попал на службу к геноциду против своей же нации.

Нередко приходится слышать такое: «Ты либо сходишь с ума в первые десять минут, либо привыкаешь». Можно, правда, сказать, что как раз те, кто привыкает, на самом деле и сходят с ума. Есть и еще один возможный исход: ты и не сходишь с ума, и не привыкаешь.

А финал таков, кто и как сможет продолжить жить, после 45-го года физически и морально, даже если в вашей семье колесо времен не унесло чью-то жизнь и вы ничью не забрали, то сможете ли вы продолжить жить как прежде, не неся бремени вины за произошедшее?

Но… о да, страдание относительно. Вы потеряли волосы и половину веса? Вы смеетесь на похоронах, потому что столько шума поднято из-за смерти всего одного человека? Зависела ваша жизнь от состояния вашей обуви? Ваших родителей убили? Ваших девочек? Вы боитесь мундиров, толпы, открытого огня, запаха мокрых отбросов? Вам страшно засыпать? Ваша душа болит, болит и болит? Есть на ней татуировка?

Я отредактировала возрастные ограничение книги, но мне хочется еще дописать, что читать данную книгу можно только "людям с устойчивой психикой".

«Смерть — моё ремесло» ©.

Место действия — Аушвиц, он же Освенцим, в книге именуемый Кат-Зетом (от аббревиатуры Konzentrationslager, KZ). Время действия — с августа 1942 по конец апреля 1943 года. Действующие лица — служащие лагеря, их жёны, любовницы и заключенные. Рассказчиков трое — красавец офицер племянник Мартина Бормана Ангелюс Томсен, координатор строительства завода на территории финансовой части лагеря  (той самой «Зоны интересов»), комендант лагеря — Пауль Долль, тиран и алкоголик, старший зондеркоманды Шмулек Захариас (Шмуль) — пленный польский еврей, занимающийся главной задачей лагеря смерти.

Конечно, это не исторический роман, хоть в нём и участвуют некоторые реально существовавшие фигуры. Часть из них Эмис переименовал, так комендант Аушвица Рудольф Хёсс стал Паулем Доллем, «Прекрасное чудовище» надзирательница Аушвица Ирма Грезе превратилась в Ильзу Грезе, прозвище и должность автор за ней сохранил. Иные же высшие чины Рейха остались при своих именах — на страницах появляются Мартин Борман и его жена Герда, а также упоминаются Герман Геринг, Рейнхард Гейдрих, Йозеф Геббельс и другие. За исключением Гитлера, чьё имя в романе напрямую ни разу не произносят, обходясь прозвищами и званиями, тем самым, оставляя фюрера «Тем-кого-нельзя-называть».

Чего-то принципиально нового в тему Холокоста роман не добавляет. Как были фашисты нелюдями и демонами, так и остались. И подробные знания о том, как они совокуплялись, ели, пили, влюблялись и отправляли естественные надобности, человечности им не прибавили. Достоин ли кто-нибудь из них оправдания? Может быть пьяница и садист Пауль Долль? Ни сколько. Или влюбленный бабник Голо Томсен, разочаровавшийся в нацизме «апатичный попутчик»? Увольте. А бесстрастный служитель смерти, утративший облик человека Шмуль? Ну уж нет. Моей жалости не заслужил никто из них, но Томсен, пожалуй, был противнее всех.

В конце концов, «Зона интересов» Мартина Эмиса напоминает посредственный любительский спектакль, в котором актёры говорят по-немецки с сильным британским  акцентом.

Случайная цитата:

Мои коллеги по OMGUS часто повторяли, что новым гимном Германии стало «Ich Wusste Nichts Uber Es» («Я ничего об этом не знал»).

"По пути туда я зарою термос со всем, что успел написать, под кустом крыжовника. И потому я умру не весь."

Книги о концлагерях – это почти всегда очень больно. Если только автор не перестарался с выдавливанием из читателя соплей и потрудится изучить вопрос достаточно, чтобы не написать откровенную чушь. У Эмиса это получилось. Хотя местами он и использует всё те же пыльные приёмы, его можно простить за едкость и злую ироничность. И хотя мы читали эту историю сотни раз, каждый раз она немного другая.

"– Но… о да, страдание относительно. Вы потеряли волосы и половину веса? Вы смеетесь на похоронах, потому что столько шума поднято из-за смерти всего одного человека? Зависела ваша жизнь от состояния вашей обуви? Ваших родителей убили? Ваших девочек? Вы боитесь мундиров, толпы, открытого огня, запаха мокрых отбросов? Вам страшно засыпать? Ваша душа болит, болит и болит? Есть на ней татуировка?"

Всё началось летом 1942, когда он впервые увидел её.

"Что-то случилось с первого взгляда. Молния, гром, ливень, солнце, радуга – метеорология первого взгляда."

Или нет, не так. Так было бы, если бы это был банальный любовный роман, но всё началось гораздо раньше, и сообщение поездов, подвозящих за раз тысячу пассажиров, многие из которых, пройдя Коричневый домик, вскоре станут объектами, давно налажено, и булькает, воняя гнилью, на всю округу Весенний луг.

"Почти ежечасно ты чувствуешь здесь, что живешь посреди огромного, но переполненного сумасшедшего дома. "

"И люди, похожие на обглоданную птичью дужку, – обглоданную и обсосанную – выпячивают грудь и стараются передвигаться трусцой"

Место действия – оставшийся неназванным многострадальный Аушвиц, о котором не писал только ленивый. Повествование ведётся от трёх лиц – племянника Бормана Ангелюса Томсена, коменданта концлагеря Пауля Долля, и зондеркоманденфюрера Шмуля. На то, что это именно Аушвиц, косвенно указывают некоторые моменты книги, и о нём прямо говорит Эмис в послесловии. Так что Долль – это не кто иной, как Рудольф Хёсс. Насчёт племянника Бормана никакой информации обнаружить, конечно же, не удалось, это персонаж выдуманный. И уж точно ничего не найдётся о Шмуле – даже имени его, кажется, нам не сообщили. Вместо имени – зондеркоманденфюрер. Хуже не придумаешь.
Пожалуй, с него и начну.
У него есть дело. Не только то, которое навязано ему худшим званием, которое может позволить себе концлагерь, но и то, которое заставляет его жить. Если можно спасти хоть кого-то из тысячи – шёпот, намёк, и у циклона Б в этот день будет одной жертвой меньше. Одним объектом меньше. «Спасти», конечно, не совсем правильное слово. Верное слово – «отсрочить». Или «помочь» иным способом.

"Прошло примерно двадцать секунд, и его не стало. Зато стало немного меньше того, с чем мне придется проститься, – меньше жизни, меньше любви (быть может) и меньше воспоминаний, которые развеются, как пыль на ветру. Не сегодня, даже не завтра. Послезавтра."

Но помимо этого у него есть обязанности. Те, которые не дают смотреть людям в глаза. Те, которые давно погасили огонь внутри. Те, которые делают его незаменимым. Те, которые могут убить его в любой момент, потому что он слишком много знает.
Про Шмуля написано меньше всего – коротко, отрывисто, ему и рассказать-то нечего. Поэтому о нём сложно говорить – что им двигает, кто он вообще такой. Но его главы берут за душу больше других.
Хотя Шмуль эмоционально очень важный и интересный персонаж, главный герой книги всё же Томсен. С него всё началось, на нём и закончится. И на его любви к жене коменданта Долля. Любви довольно бестолковой для такого бабника, как Томсен, но тем не менее очень для него важной. Любви долгой, возможно именно потому, что ничего не вышло.

"Послушайте. Представьте себе, как отвратительно будет, если то место породит что-то хорошее. То место."

Но «надеяться – в природе человека».

"Цель? Цель состояла в том, чтобы поближе подобраться к концу надежды – исчерпать ее и попробовать от нее избавиться."

Звание Томсена, как и выполняемая им работа, не совсем ясна, однако очевидно, что он имеет определённый вес. Загадочный Томсен не так уж и плох. Только каковы его мотивы? У него есть верный друг, который в курсе всех его похождений, однако не догадывается о том, что он планирует совершить. За такое в нацистской Германии не задумываясь убивают не только друзей, но и единокровных братьев.

"…На стене конторы висит плакат: «Верность – моя честь, честь – моя верность. Борись. Повинуйся. ПРОСТО ВЕРЬ!» И я нахожу весьма знаменательным, что наше обозначение идеального повиновения – Kadavergehorsam – содержит в себе труп (это вдвойне любопытно, поскольку уничтожение кадавров – самая трудная работа на свете). Покорство трупа. Послушание трупа. Здесь, в Кат-Зет, в крематориях, в ямах: они мертвы. Но ведь и мы мертвы, мы – те, кто повинуется…"

Интересно также, что единственный реальный персонаж в книге – Мартин Борман, который по сюжету является Томсену дядей. Остальные названы вскользь, или никак не влияют на сюжет, даже имя фюрера указано только как имя одного из детей Бормана. Но родство с Борманом немаловажно для сюжета, видимо, именно поэтому Эмис сохранил ему имя. Или чтобы оставить нам хоть какие-то маячки.
Третий рассказчик – педантичный комендант Долль. В своих заметках он заменяет слова цифрами потому что любит точность, и всю книгу потихоньку спивается и съезжает с катушек. Образ, который сложился в моей голове, однако, слабо похож на Хёсса, возможно, у них не так уж много общего.

"– Можешь ли ты поклясться положа руку на сердце, что не сделала ничего, способного помешать осуществлению нашего здешнего проекта?
– Сделала, но меньше, чем следовало. Превратила здешнего Коменданта в жалкого пидора. Впрочем, это было нетрудно."

Тяжело, наверное, быть комендантом Кат-Зет, даже если всю грязную работу день за днём за тебя делают другие. Даже если ты пьёшь каждый день, закрываешь глаза, веришь в свою правоту и обманываешь себя, тысячи объектов никуда не денутся. Как не денется и запах. И бурый снег, точно его ангелы обосрали.

"Если то, что мы делаем, хорошо, почему оно так дурно пахнет – точно вскрытый нарыв? Почему на перроне, ночами, мы испытываем неодолимое желание напиться, да еще и по-свински? Почему мы заставили луг пениться и плеваться? Мухи величиной с ежевичину, черви, болезни, увы, мерзость, грязь – почему? Почему крысы, способные за раз уволочь 5 паек хлеба? Почему здешняя жизнь нравится, похоже, сумасшедшим, и только сумасшедшим? Почему зачатие и беременность обещают здесь и матери, и ребенку не новую жизнь, но верную смерть? Ах, почему вокруг одни нечистоты, болота и слизь? Почему мы сделали снег бурым? Таким, точно его ангелы обосрали? Почему?"

Что можно сказать о коменданте, не скатившись в банальное оханье и обсуждение его мерзкой грязной душонки? Помимо очевидной мерзости – работы, в нём ещё максимально много неприятного, болезненно-грязного. Кто кого заразил гнилью?
Но наступает 1943 год, и новости от Вермахта, долетающие с Восточного фронта, не слишком обнадёживают. И самолёты над Берлином тоже.

"Сотни убитых, тысячи раненых, возможно, сотня тысяч лишившихся крова, миллион исхудалых, искаженных ужасом лиц. Бесконечный, потрескивающий ковер битого стекла под ногами, затянутое дымом сернисто-желтое небо над головой. Война наконец вернулась домой, туда, где она началась, – вернулась на Вильгельмштрассе."

Чего только нет в этой книге. Лицемерие, куда же без него. Привычка считать себя лучше других. Зловоние человеческих душ. Любовь, война, быт концлагеря, работа зондеркоманды – многому в этой книге уделено должное внимание. Экономическая сторона проблемы сжигания трупов, обваливающиеся из-за некачественных кирпичей трубы крематория, нехватка бензина, билеты в один конец за свой счёт, сладкие обещания, чтобы заманить в «душевые». Люди, которые верят, что приехали за собственные деньги в некое подобие трудового лагеря, где их сытно накормят, дадут отдохнуть и набраться сил, потому что нельзя же быть настолько бесчеловечными. Можно.
Эмис в послесловии приводит цитату, что невозможно понять всё случившееся в те годы, поскольку для этого придётся принять и оправдать. Не стоит и пытаться. Я и не буду.

"– Was tun wir hier, – произнесла она твердо и нериторично (словно и вправду желая это понять), – mit diesen undenkbaren Leichenfresser? Что мы делаем здесь, спросила она, среди этих немыслимых упырей?"

Несколько непривычно только, что заключённым отведена роль декораций. Зато обошлось без лишних слёз. Они досадная помеха, надоедливые мухи, расходный материал, который нужно с немецкой педантичностью подсчитать и списать, если он пришёл в негодность. Уменьшить им пайки и заставить бегать, чтобы тратить меньше времени на передвижение, и больше на работу. При том, что многие задаются вопросом, что же такого лично им сделали евреи. Только лучше такими вопросами задаваться наедине с собой.
Это было больно. И не только из-за обычной для таких книг жестокости, но даже любовная линия прошлась по едва начавшим затягиваться корочкам. Вся книга – как содранная кожа, и больно лишний раз вдохнуть. Противно, страшно, но никого не жалко. Все виновны в том, что допустили всё это. У каждого по локоть руки в крови, не отмыться. Каждый всего лишь делает свою работу. На войне нет плохих или хороших. Есть мученики и палачи, падальщики и их жертвы, и пока не ясно, кто победит, у каждой стороны свой ответ на вопрос, кто же прав.
Я привыкла видеть немцев времён Второй Мировой в художественной литературе менее человечными. Проблески совести у них есть в каждой книге, а вот что-то более внятное, разумное, вечное, менее поддающееся объяснению (хотя какое тут может быть объяснение?) попадается не так часто. Кто бы признался, что он не видит смысла в убийстве евреев? Впрочем, человеческие эмоции безграничны.
И из-за этого роман кажется более живым. Потому что Эмис потрудился прочитать немало трудов, чтобы составить какое-то представление о происходившем не только с точки зрения истории, но и простых домохозяек.
Но при всём при этом, для меня в книге было слишком мало подробностей – о том, что происходило у людей внутри. Томсен замалчивает, Долль, при изрядной разговорчивости, обходит эту тему стороной, говорит намёками, Шмуль же давно уже мёртв внутри. Возможно, потому что не стоит открыто говорить о своих чувствах, работая в концлагере?

"Заглядывая в мою душу, я видел лишь разбавленное молоко одиночества. В Кат-Зет я, как и любой преступник, ощущал свою удвоенность (это я, но также и не я; а вот это опять я); после войны я чувствовал ополовиненность."

Понятное дело, что Эмис не забывает, что он англичанин, что в книге пару раз проскакивает, смотрится забавно на фоне пренебрежительного отношения к немцам, хотя, возможно, и не слишком правдоподобно.

"Да, думал я, как же могла «дремотная земля поэтов и мечтателей», самая высокообразованная нация, какую знал мир, как могла она согласиться навлечь на себя столь дикий, столь фантастический позор? Что заставило ее народ, мужчин и женщин, позволить изнасиловать их души – позволить евнуху (Грофацу – Приапу-девственнику, Дионису-трезвеннику, тиранозавру-вегетарианцу)? Откуда взялась потребность в столь методичном, столь педантичном и столь скрупулезном исследовании скотского начала в человеке?"

Эмиса я люблю ещё со «Стрелы времени, или природы преступления», но эту книгу читать было значительно легче. Правда, послевкусие от неё ничуть не горче.

"Когда будущее оглянется на национал-социалистов, оно сочтет их такими же экзотическими и невероятными, как первобытные плотоядные (неужели они и вправду существовали – велоцирапторы, тираннозавры?). Не люди, не млекопитающие. Они не млекопитающие. Млекопитающие теплокровны и юны."

Как сжечь гору гниющих трупов?
Чем занимались члены зондеркоманд и почему они долго не жили?
Как сэкономить на содержании десятков тысяч человек?
Сколько грязи способен выдержать человек?

Это и многое другое – в новой книге Мартина Эмиса!

"Знаете, я никогда не переставал дивиться бездне нравственного убожества, в которую всегда готовы упасть некоторые человеческие существа…"

Эта книга не скажет ничего нового, если вам ранее довелось читать "Смерть - мое ремесло" Мёрля , "Благоволительниц" и беллетризированные воспоминания узников концлагерей, не говоря уж об историческом нонфикшне. От Эмиса я ожидала чего-то большего, нежели наполненных похотью и алкоголем будней руководства лагеря да бедного Шмуля, которого запугали-затерроризировали настолько, что он безропотно становится коллаборационистом и делает черную работу в зондеркоманде уже много месяцев, тогда как в среднем люди там держатся не больше 7-8 недель (но в конце все же не выдерживает и решается на открытый бунт, зная, чем он кончится). Я не поняла художественного приема с использованием настоящих имен и вымышленных, за которыми во весь рост стоят реальные люди с реальными биографиями. Мартин Борман и Генрих Гиммлер остались Борманом и Гиммлером, но Рудольф Хесс превратился в Пауля Долля, а Ирма Грезе - в Ильзу Грезе.

Эмис умело стебется над воззрениями и мифами нацистской эпохи, тонко показывает пораженческие настроения и как начала отлетать шелуха, когда советские войска начали успешно теснить немецкие армии на востоке, а союзники - бомбить западные города. Но печи работали исправно, а командование впало в истерику, требуя уничтожать все больше и больше людей. В послесловии автор затронул одну важную точку зрения: неужели Гитлер (имени которого Эмис всю книгу избегал, называя его прозвищами от восторженных до насмешливых) и вправду думал, что если немецкая нация неспособна победить, она недостойна того, чтобы жить? Однако книгу послесловие, каким бы сильным оно ни было, не вытянуло, потому что Эмис в 100500 раз рассказал нам, как нацисты творили все эти зверства, но ни слова не сказал о том, зачем, не попытался влезть в их шкуры и описать, что творится в душе - этого в западной литературе о войне отчаянно не хватает, нацисты воспринимаются как машины для убийства, и любые попытки их очеловечить выглядят либо лепкой сверхчеловеков, либо наоборот выставлением их отборным человеческим дерьмом.

Я восприняла эту книгу, как очередную конъктурщину, попытку нажиться на войне, оставить ради разнообразия после себя один военный роман тоже, показать, что и об этом Эмис может написать, но получилось у него, имхо, плохо - мастер выдал сто раз пережеванную жвачку, и несмотря на его мастерство она не стала чем-то прорывным. От книги отчетливо веет душком "Мальчика в полосатой пижаме" , с мамой, изменяющей пьющему старому мужу с красивым белокурым офицером, качающейся на качелях, медленно сходящей с ума от происходящего вокруг.

Жизнь в тылу может быть весьма сносна и забавна, даже если она полна некоторых трудностей. Рассказ ведется от первого лица, три героя, кто иронично, кто оригинально, кто обреченно, поведают свои истории.
Первый, Ангелюс Томсен, рассматривает место службы, как угодья для своей сексуальной охоты. Женщины для него — трофеи. Соблазнить жену сослуживца — легко! Замахнуться на супругу начальника — задачка посложнее, зато так интереснее. А вечером в Офицерском клубе будет приятно похвастаться перед приятелем успехами. Наглый, самоуверенный, циничный, ироничный самец.
Второй, Пауль Долль, тот самый начальник, чью жену охмуряет предыдущий рассказчик. Его фетиш — порядок. Больше всего на свете он любит числа, они свидетельства логичности, точности и экономности. Все просчитывает, выверяет, согласовывает. Если и выказывает недовольство приказами сверху, то только мысленно. Но и в его суровом распорядке дня есть место шутке и дружеской подколке. И он нормален, совершенно нормален, по его же многочисленным утверждениям.
Третий, Шмуль, занимается сверх ответственными и важными делами, считает себя, своих коллег и саму работу самыми печальными и мерзкими на свете. Но при всей серости, печальности и однообразности жизни он уверен, что приносит пользу. И на это есть три веских причины.
Жизнь кипит, люди несут службу, интригуют, подсиживают коллег, заводят сексуальные интрижки, посещают вечеринки. Они знают золотое правило — делу время, потехе час (иногда на приятное отводится и побольше времени). Все, как говорится, *чинно, благородно*, только на дворе 1942 год, а место службы этих милых, интересных людей находится в Кат Зет I – концентрационном лагере Аушвиц.
Мартин Эмис использовал прием контрастного душа. Бытовые, служебные и личные сложности сотрудников концлагеря он перемежает с эпизодами из существования узников. Или несуществования, когда фоном для обсуждения любовных похождений выбирается вид из кабинета, на площадь, которую заключенные приводят в строгий немецкий порядок. Гора аккуратно сложенных сумок и чемоданов, рядом пик детских башмачков, следом стопка одеял, протезы, часы, зубы, одежда. Своим бывшим хозяевам все это больше не понадобится.
Владельцы крупнейших концернов обсуждают спонсорскую помощь для строительства новой линии производства - *Всемирно известный концерн содержит собственный концентрационный лагерь. Неслыханно!*
График железнодорожной станции забит, но во всем есть практическая польза — узники сами оплачивают проезд, а дети до 12 лет могут купить билет всего за половину стоимости. В один конец. Какая щедрость и предусмотрительность! Там же, на станции, проводится селекция. Комендант лагеря дружелюбным успокаивающим тоном сообщает вновь прибывшим — сейчас вас разместят в гостинице, вас уже ждут бутерброды с сыром и горячее тушеное мясо, но перед тем, как отдохнуть после дальней дороги и улечься в уютные кровати, вам надо принять душ, пройдите в эти чистые помещения, пожалуйста. Раздевалка, камера, по сигналу двери блокируются. Теперь Комендант и сам может отправиться отдохнуть после трудового дня.
Сюжет набирает обороты с каждой перевернутой страницей, градус безумия растет, помимо ужасающего сочетания кошмара, цинизма и едкой иронии, остается еще и интрига. Тут все сложнее, чем просто свидетельство бесчеловечности. Автор пытается ответить на вопрос — почему? Почему кто-то совершал такие жуткие вещи, а остальные делали вид, что так и надо. И как жить с исконными вопросами — кто виноват и что делать?
Нежным натурам читать не рекомендуется, тут смерть на каждом шагу, откровенные до неприличия сцены и крепкие выражения.