Внук Чингисхана, хан Батый, отчасти выполнил план деда, задумавшего поход на Запад для завоевания всей Европы. Огромная орда Батыя сметала всё на своем пути и внушала страх и смятение не меньший, а может быть и больший, чем войско его знаменитого предка. Лавина сотен тысяч всадников не знала пощады, и мир захлебнулся кровью. Но железный порядок, который принесли монголы, был сильнее ужаса. На долгие века сковал он жизнь покоренных народов...
Оба монаха, не снимая заплечных котомок, подсели к костру, где на угольях кипел закоптелый глиняный горшок.
— Чего варите?
— Аль не видишь? Свежую уху!
— Свежую? То-то радость, отче Авраамий! Да разве в такой лесной чаще рыба водится?
— А то как же! — ответил Ваула. — У нас тут щука и белуга по лесу ходила. Леса пали, горы встали, щучий хвост увяз!
— Поди ж ты какое чудо!
Длинный монах заглянул в горшок:
— А что же рыбы в горшке не видно?
— Ну так что ж! Из твоей котомки щучий хвост торчит, горшка ждет. Давай-ка его сюда.
Монах нехотя скинул котомку и ворча вытащил мороженую щуку.
– Мой мудрый советник! Ты обещал рассказать о борьбе моего великого деда с храбрым Ван-ханом.Точно проснувшись, Субудай-багатур поднял голову и взглянул пристально на молодого джихангира. Он начал ровным, спокойным голосом:– Бессмертный воитель, твой славный дед, воевал с владыкой караитов Ван-ханом. Могучее и сильное племя было покорено. Но смелый Ван-хан не сдавался. Собрав своих последних храбрецов, он защищался, как волк. Это был могучий, смелый враг! Твой великий дед уважал его храбрость...– Что же было дальше?– Воины Чингиз-хана одерживали победы, нельзя было противиться им. Ван-хан был окружен. Он потерял последних нукеров и бежал с двумя слугами...Бату-хан слушал внимательно и кивал головой. Юлдуз-Хатун придвинулась ближе. И Ла-хэ взволнованно прижала руки к груди. Князь Глеб обводил всех злобным взглядом.– Славный Ван-хан спасся?Субудай-багатур засопел:– Нет, Ослепительный! Желтоухие собаки, его слуги, предали его. Во время сна они подкрались к своему господину, убили и принесли его голову великому Чингиз-хану.Все молчали. Субудай-багатур продолжал:– Подлые собаки ждали милости Великого Воителя. Но он разгневался. "Когда Ван-хан был могущественным и сильным — вы служили ему! Когда он в несчастье доверился вам — вы воспользовались его горем!.." И мудрый Чингиз-хан приказал сломать предателям спину...
Бабы сразу приметили, что кафтан его застегивался не на правую сторону, как у всех православных крестьян, а налево - как у басурман или у лешего.
Ведя боевую жизнь наездников, мы составляем народ, имя которого наполняет ужасом всех варваров. И хотя мы умрем, но слава о нашей храбрости, будет жить, и наши дети и внуки будут вождями народов. Из восточной летописи
На войне один упущенный день, упущенный час — это потерянная победа и пропавшие труды девяноста девяти лет.
Иволга гонится за осой и не замечает, что охотник уже натянул лук и готов догнать ее острой стрелой... В это же время тигр готовится к прыжку, чтобы растерзать охотника! Кто знает наше будущее: кто раньше погибнет - тигр или охотник, иволга или оса?.. Я уже совсем погибал от рук страшных монголов, и кто же меня выручил - старый злобный волк и разъяренные собаки...
- Слушай ты, урусутка,- робко попросил Субудай.- Спаси жизнь моему сыну, славному багатуру Урянх-Кадану! Я дам тебе свободу и награду, которой ты не видела даже во сне.
- Постараюсь и без награды. Мы и скотину хворую милуем. А он хоть и нехристь, а душа все же человечья...
- Нет, ты будешь следовать за мной. Я слышу кругом одну лесть. Правду говорят мне только Субудай-багатур, Юлдуз-Хатун и ты... Мое желание - иметь всегда человека, который говорит правду. Конечно, ты должен говорить правду, только когда мы вдвоем. Если ты начнешь меня осуждать при других, я прикажу переломить также и тебе хребет, чтобы другие меня боя-
лись...
- Кто говорит правду, умирает не от своей болезни.
Нужно возвеличить верного слугу, даже если господин его был твоим врагом.
Лучшее благо – немедленное! Высшее счастье человека – иметь юрту на родине близ светлого ручья, а кто без конца скитается по чужим странам, тот погибает без снисхождения!
Много монгольской крови пролилось и на пашнях урусутов, и в их дремучих лесах, и в Кипчакских привольных степях… Еще более пролилось крови мирных народов, сопротивлявшихся беспощадному войску кочевников. Все это делалось для величия и ужаса монгольского имени.
Субудай показал пальцем на лохматую собачонку, которая жалась к ногам охотника и огрызалась на монголов.
– Как по-урусутски зовется эта зверушка?
Охотник ответил:
– А пес! Пустобрех!
Субудай спросил другого:
– Как зовут зверушку?
– Жучка! Тютька!
Субудай спросил третьего охотника. Тот сказал:
– Лайка! Охотницкая собачонка.
Субудай покачал головой:
– Трудный язык урусутов. По-монгольски все просто и ясно — одно слово "нохой", и все знают, что это собака. А урусуты — путаники. Каждый называет по-своему.