– Как ты смотришь на то, чтобы напиться?
– Всегда готов. Предлагаю определиться с выбором: интеллигентно пьем, весело бухаем или мрачно квасим?
– Я в затруднении. А можно весело бухнуть, а потом как получится?
– Мой любимый вариант.
... все мы готовы обманываться, лишь бы сохранить выстроенный нами мирок, где все привычно и понятно.
Алик принадлежал к той категории местных, которые считали моего босса практически святым, и то, что он по улице ходит без нимба над головой, лишь свидетельствует о его скромности и равнодушии к головным уборам.
Первое правило улицы: хочешь выжить – не показывай, что боишься.
– Всегда удивлялся, зачем связываться со святыми, если можно обратиться к самому Господу Богу… – фыркнул Бад. – Я имел в виду: отчего бы не спросить об этом Владана?
– Он, знаешь ли, хороший парень. По-настоящему хороший. Правильный. Такие иногда встречаются. Он хороший парень, которому пришлось делать очень плохие вещи.
– Да… то есть, если можно, я пойду.
– Иди. Из города тебе лучше свалить на время.
– Ага. Спасибо…
Парень вскочил из-за стола, потоптался немного, словно толком не знал, что делать, и наконец скрылся за дверью, пробормотав «до свидания».
– Тебе одного свидания мало? – удивился Владан и головой покачал.
– Ну, помогай, Господи, – выдал он, повторяя где-то услышанную фразу.
Я удивилась, не удержавшись, спросила:
– Ты вроде мусульманин, нет?
– Бог един, – заявил Алик с видом заправского проповедника. – А молиться Ему каждый может, как считает нужным.
Он казался типичным ботаником, у которого люди вроде Юры ничего, кроме обоснованного беспокойства, не вызывают.
Помнится, я даже платья покупала только после его одобрения. Теперь-то я знаю, что нормальные мужики в меру сил от этой почетной обязанности отлынивают. Ну, купила и купила: «Во всех ты, душечка, нарядах хороша».
Наш брак с Забелиным со стороны выглядел безупречно, точно бриллиант в короне императрицы.
– Можно я воспользуюсь душем? – спросила я, внедряясь в квартиру. – Я могла бы пойти к Владану, но ты непременно начнешь вопить, что я вконец обнаглела, раз лезу в его ванну.
– А то так не буду, – хмыкнула Маринка. – Ладно, лезь в мою. Одно радует, душ вы принимаете не вместе.
– Мы и спим врозь. Не поверишь, как это меня расстраивает.
– Я сейчас глаза-то наглые выцарапаю… – рявкнула Маринка. – Полотенце чистое в шкафу. Чего он смурной такой? – спросила соперница, вслед за мной заходя в ванную.
– Типы, знавшие, где находится похищенный ребенок, в морге. Получается, что в этом виноваты мы.
– Чушь. Не вы девчонку похитили.
– Ага. Может, ты выйдешь?
– Не стесняйся, мы ж одна семья, – съязвила Маринка и добавила с усмешкой: – Я красивее тебя.
– А я моложе.
– Тю… тоже мне козырь…
– Я пойду с тобой.
– Это будет мужской разговор.
– Тем более.
– Я лишу тебя премии за неподчинение начальству.
– Я работаю за идею, можешь и зарплаты меня лишить.
– Ты будешь путаться под ногами.
– Нет. Я буду тиха, как мышка, шустра, как белка и послушна, как хорошо выдрессированная собака.
– Последнее мне особенно нравится, – кивнул Владан, покидая кладовку. – Ладно, поехали. За мое терпение Господь просто обязан списать мне львиную долю грехов.
– Ты лучший босс на свете.
– Еще бы.
– В одной книжке я наткнулась на фразу главного героя – сыщика: «Мы говорим устами мертвых». Занимаясь делом об убийстве, следователь узнает то, что убитый уже не в состоянии рассказать. Кто-то обязательно должен сделать за него это.