Тебя зовут Юрюн Уолан, Белый Юноша. Ты родился богатырем. А что? Обычное дело. Не ты первый, не ты последний. Твою невесту похищает великан из Нижнего мира, твою сестру похищает младший брат великана, тебе же предлагают в жены сестру похитителей — скорее чудовище, чем женщину. Семейная сага, говорит зрячий слепец Сарын-тойон. Она куда опаснее, а главное, подлее любых сказаний о подвигах. Ты убедишься в этом на своей шкуре, богатырь. Новый роман Г. Л. Олди «Сильные» приглашает читателя в...
Женюсь! Честное слово, женюсь! Вот Жаворонка спасу и сразу женюсь.
Буду женатый великий воин средней земли.
Ну хорошо, и Зайчика спасу. Только на нем жениться не стану, и не просите. Пусть на нем Айталын женится. Она такая, что точно женится. Не замуж же идти с ее-то норовом!
Ты, главное, на рожон не лезь. Не лезь, да? Боюсь, тут у нас не сказание о подвигах. Тут у нас семейная сага. Три семьи: твоя, моя, Уотова. Любовь, дружба, телячьи нежности. Сага, значит, о Форсайтах...
— О Фаарсытах? — удивился я. —Кто такие? Твои приятели?
— Друзья. Можно сказать, родственники. Впрочем, не важно. Важно другое: семейные саги опаснее, а главное, куда подлее, чем сказания о подвигах.
У каждого свои короткие дороги: от места к месту, от сердца к сердцу.
...Мне Мюльдюн рассказывал.
Не удержалась я, прыснула в ладошку. Притворилась, будто мне соль в нос попала. Мюльдюн ей рассказывал! Мюльдюн у нас рассказчик, это да! Мама ему: «А каков-таков Уот Усутаакы?» А Мюльдюн ей: «Ого-го!» Мама ему: «Что, прямо-таки ого-го?» А Мюльдюн ей: «Угу!» А мама ему: «Большой? Сильный? Могучий?» А Мюльдюн ей: «Ага!» Чистое тебе сказание дедушки Сэркена, хоть бери и народу пой!
Темны пути удаганок, темны и извилисты. Когда нас зовет человек или дух, мы можем не прийти вообще или идти целую вечность. Но когда зовет судьба, наши дороги становятся короче предсмертного вздоха.
– Пробуй, – дядя Сарын вздохнул во второй раз. – Мало ли? Тут хоть совой по пню, хоть пнём по сове… Не Нюргуна же посылать?
Я — звезда; всякий человек — звезда. Нет, лучше костер, про звезды я слишком мало знаю. В сердцевине костра жарче всего, рядом с костром тепло, мазни ладонью по языку огня, и станет горячо. Если ты звезда — хорошо, костер! — разумно ли требовать постоянства? Равномерности? Время горит во мне, здесь так, там — иначе, но все равно во мне, все равно горит. Поэтому я младенец, юноша, мужчина, кто-то еще. Чему удивляться? Оглянитесь! — здесь весна, а там лето, и зиме тоже нашлось место.Так устроен мир. Что, не поняли?Он терпеть не мог объясняться словами. В слова вмещалось мало смысла. Если слова — те же звезды, а смысл — время, то в словах оно выгорало слишком быстро, оставляя после себя золу и пепел. Действие, присутствие, молчание, поступок — они были гораздо содержательней. Жаль, не все понимали такую речь.
Жизнь в Нижнем мире — ветры, грызущие утес. Щербинка за щербинкой, впадинка за впадинкой. Отваливается камешек, на его месте нарастает короста лишайника. Ты и опомниться не успеваешь, как изменения, поначалу — ерунда, пустяки, плюнуть и растереть, в конце концов настигают тебя, окружают голодной волчьей стаей и валят на землю. С земли ты встаешь чудовищем и больше не интересуешься тем, как ты выглядишь. Почему? Ну хотя бы потому, что никто не считает себя чудовищем, а значит, чудовищами тебе кажутся все остальные.
С земли ты встаешь чудовищем и больше не интересуешься тем, как ты выглядишь. Почему? Ну хотя бы потому, что никто не считает себя чудовищем, а значит, чудовищами тебе кажутся все остальные.
Почему папа много пьёт? Он хочет забыть, хочет и не может. Забыть, исправить - или хотя бы умереть... Каждый платит за совершённую подлость, и каждый платит по-своему.
-Ты не против, Юрюнчик?
В детстве я на Юрюнчика ежом щетинился. Я ведь кто? Юрюн Уолан, человек-мужчина! Взрослый! Оказывается, надо было уйти из дома, помотаться лисьим хвостом от Бездны Смерти до Восьмых небес, послужить нянькой старшему брату, чтобы выяснить, как же мне этого Юрюнчика не хватало. Мамы не хватало. Её улыбки. Слабой руки на своём запястье. Мягкого света...
- Дети, - вздыхает папа. - Как узнать, что они выросли?
- Как? - спрашиваю я.
- Пока дети маленькие, ты носишь их на руках. Сели на шею, значит, взрослые.
-Тебя я боюсь.
-Почему?
-Я никогда не знаю, что ты сделаешь в следующий момент. И в детстве не знала, и сейчас. Всё хорошо, но вдруг ты берёшь и всё ломаешь. Или всё плохо, а ты раз, и всё чинишь. И говоришь: "А что? Обычное дело..." А знаешь, что хуже всего?
-Что?
-Я не понимаю, как лучше: когда сломали или когда починили...
Когда плохо, ищешь помощи в давних привычках, даже если это привычки скорбных лет.
Проблема - это яма, которую нужно перепрыгнуть, а разбег взять негде.