За шестнадцать лет на улицах многому можно научиться. Но не тому, чему нужно учиться, не тому, что хочется. За шестнадцать лет на улицах многое можно перевидать. Но не то, что стоит увидеть, не то, что хочется.
Когда вдвоём с кем-нибудь кино смотришь, как-то неловко становится, вроде как кто-то у тебя через плечо книжку читает.
Далли умер не героем. Он умер молодым, озлобившимся и отчаявшимся, и мы все знали, что когда-нибудь так оно и будет.
Когда долго человека знаешь, в смысле прямо по-настоящему знаешь, как-то трудно свыкнуться с мыслью, что он вдруг взял и в одну ночь помер.
Я представил сотни, тысячи ребят, которые живут не в тех районах. Ребят с чёрными глазами, которые боятся собственной тени. Сотни ребят, которые любуются закатами и мечтают о чём-то лучшем. Я увидел парней, погибающих при свете фонарей, потому что они были крутыми и ненавидели весь мир. Слишком поздно уже было говорить им, что в них есть ещё что-то хорошее. Они не поверят тебе, даже если ты попытаешься. Кто-то должен объяснить им всё, пока ещё не слишком поздно.
Мы вечно куда-то бежим, бежим, бежим, а куда - даже и не спрашиваем. Ты вот знаешь, каково это - иметь больше, чем хочется? Когда тебе больше и хотеть нечего, и ты тогда думаешь, как бы сделать так, чтобы захотеть чего-то еще? Мы как будто все время ищем, чему бы порадоваться, и не находим. Может, если перестанем строить из себя таких опытных, то найдем.
Я думал о том стихотворении Роберта Фроста. Его автор хотел сказать, что ты золотой, пока остаёшься юным. Когда ты молод, всё для тебя внове. Как рассвет. А когда ты ко всему привыкаешь, наступает день. Ты вот любишь закаты, Понибой. И это - золото. Оставайся золотым.
"Когда вдвоём с кем-нибудь смотришь кино, как-то неловко становится, вроде как кто-то у тебя через плечо читает книжку."
Мораль – кем лучше всего быть, когда встречаешься с отбросами общества в темном переулке?
– Мастером дзюдо? – предположил я.
– Нет, таким же отбросом общества!
Пусть уж лучше ненавидят, лишь бы не жалели.
Как же странно, что закат, который она видела со своего двора, и тот, на который смотрел я с заднего крыльца, был одним и тем же закатом. Может, разные миры, где мы живем, не такие уж и разные. Закат ведь у нас общий.
– Мышиная возня, вот что это такое, – сказала она. – Мы вечно куда-то бежим, бежим, бежим, а куда – даже и не спрашиваем.
Всем приходится несладко, но так даже лучше. Так ты хотя бы знаешь, что и там, на другой стороне, — тоже люди.
А когда человек по правде тебя слушает, слушает - и ему важно, что ты говоришь, это такая редкость.
Не бывает для драки стоящих причин, кроме самозащиты.
.. нельзя просто взять и перестать жить, когда близких теряешь.
То есть я о чем, таким сыном все родители бы гордились — симпатичный, умный и все такое, — но они ему во всем потакали. Он только и ждал, когда же ему кто-нибудь скажет: «Нет», а они все не говорили. А ему только это было нужно. Чтобы кто-нибудь сказал ему — «Нет». Чтобы кто-нибудь установил правила, обозначил границы, дал ему то что-то весомое, от чего можно оттолкнуться. Нам всем, на самом деле, это нужно. Однажды… — Рэнди попытался улыбнуться, но я видел, что он чуть не плачет, — …однажды он пришел домой пьяный просто как свинья. Думал, ну уж тут-то они ему всыплют. А они, знаешь, что? Решили, что это они что-то не так делают. Решили, что это они во всем виноваты — что это они не оправдали его надежд, что это они его довели типа. Взяли всю вину на себя, а ему ничего и не было.
Сегодня вечером умерли два моих друга: один – героем, второй – преступником.
- Будь всегда золотым, Понибой.Будь всегда золотым...
Если за своих не стоять, вместе не держаться, не быть братьями, то это, считай, и не банда. Это уже свора. Рычащая, подозрительная, вечно грызущаяся свора...
Что ж это за мир такой, где у меня всего-то поводов для гордости - репутация хулигана да набриолиненные волосы? Я не хочу быть хулиганом, но даже если я не ворую, не нападаю на людей и не напиваюсь, все равно считаюсь отбросом. А с чего мне этим гордиться? С чего бы мне даже притворяться, будто я этим горжусь?