Под этой обложкой собраны сто лучших рассказов Рэя Брэдбери, опубликованных за последние сорок лет: лирические зарисовки из жизни городка Гринтаун в штате Иллинойс, фантастические рассказы о покорении Красной планеты, леденящие душу истории из тех, что лучше всего читать с фонариком под одеялом… Романтические и философские, жизнерадостные и жуткие, все они написаны неповторимым почерком мастера.
Так вот, проверь, пожалуйста, нашу детскую. Год назад ты в нее заходил - тогда заметил что-нибудь особенное? - Вроде нет. Обычные проявления агрессии, тут и там налет паранойи, присущей детям, которые считают, что родители их постоянно преследуют. Но ничего, абсолютно ничего серьезного.
- Ужасно! Значит, я должен сам шнуровать ботинки, без автоматического шнуровальщика? Сам чистить зубы, причесываться, мыться? (Питер)
- Тебе не кажется, что это будет даже приятно для разнообразия? (Джордж Хедли, отец Венди и Питера)
- Это будет отвратительно. Мне было совсем не приятно, когда ты убрал автоматического художника. (Питер)
- Мне хотелось, чтобы ты научился рисовать, сынок. (Джордж Хедли, отец Венди и Питера)
- Зачем? Достаточно смотреть, слушать и обонять! Других стоящих занятий нет. (Питер)
Я медленно достроил дворец, потом поднялся и, не оборачиваясь, побрел прочь. Я не хотел верить, что он разрушится в волнах, как рушится все в этой жизни. Я медленно шел по пляжу туда, где, улыбаясь, ждала меня чужая женщина, по имени Маргарет.
Люди либо любят друг друга, либо нет, и порой любовь возникает между теми, кому не надо бы любить друг друга.
Мы потому и любим закат, что он бывает только один раз в день.
Первое, что узнаешь в жизни, — это что ты дурак. Последнее, что узнаешь, — это что ты все тот же дурак.
— Неужели вы не можете признать человеческое в нечеловеческом?— Я предпочитаю находить бесчеловечное в человеке.
— Люди, к сожалению, остаются людьми, как бы ни выглядели, и одинаково склонны к греху.
— Вот она, жизнь, — сказал Макдан. — Вечно все то же: один ждет другого, а его нет и нет. Всегда кто-нибудь любит сильнее, чем любят его. И наступает час, когда тебе хочется уничтожить то, что ты любишь, чтобы оно тебя больше не мучило.
– Я хочу жить без войн. Хочу узнать, что за ночь каким-то образом пушки во всем мире превратились в ржавчину, что бактерии в оболочках бомб стали безвредными, что танки провалились сквозь шоссе и, подобно доисторическим чудовищам, лежат в ямах, заполненных асфальтом. Вот мое желание.
С тех пор как мы научились говорить, мы спрашивали об одном: в чем смысл жизни?
Не надо терять надежду. Когда все потеряно, остается надежда. Надо всегда во что-то верить.
Надо с толком использовать каждую секунду.
Рождение мгновенно, как взмах ножа. Детство пролетает стремительно. Юношество — будто зарница. Возмужание — сон, зрелость — миф, старость — суровая быстротечная реальность, смерть — скорая неотвратимость.
Зачем сражаться и убивать — разве жизнь и без того не чересчур коротка?
– Быть может, когда-нибудь люди станут настолько разумны и справедливы, что сумеют точно определять душевный возраст человека и смогут сказать: «Это уже мужчина, хотя его телу всего тринадцать лет».
- Господи, живём в мире времени. Мне бы еще хоть немного, хоть крошечку.
Наступите на мышь – и вы оставите на Вечности вмятину величиной с Великий Каньон...
Стояли последние дни сентября, когда без всяких видимых причин жизнь становится такой печальной.
«Какая страшная несправедливость! Неужели жизнь так скоротечна? Или не грезилась ему в предродовом бытии долгая жизнь, не представлялись вместо раскаленных камней волны зеленой листвы и мягкий климат? Но раз ему все это виделось, значит, в основе грез должна быть истина? Как же ему искать и обрести долгую жизнь?»
Пласт событий и размышлений в его сознании был таким мощным, таким многоцветным и многообразным, что просто не верилось — да разве могло столько всего произойти за считанные дни?
— Я предпочитаю думать, что, если бы Спасителю сказали: «Вот торная тропа», он ответил бы: «Покажите мне траву сорную; я проторю тропу иную».
«Точно я мертвая, — думала Джейнис, — точно лежу в могиле, а надо мной весенняя ночь, и все живет и движется, а я — нет, все готово жить дальше без меня. Так бывало в пятнадцать, в шестнадцать лет: весной я не могла спокойно пройти мимо кладбища, всегда плакала, думала: ночь такая чудесная, и я живу, а они все лежат мертвые, и это несправедливо, несправедливо. Мне стыдно было, что я живу. А вот сейчас, сегодня меня будто вытащили из могилы и сказали: один только раз, последний, посмотри, какой он, город, и люди, и что это значит — жить, а потом за тобой опять захлебнется черная дверь».
«Война!» — отдалось в мозгу Сима. Новая мысль оглушила его, потрясла. Но почему? Зачем сражаться и убивать — разве жизнь и без того не чересчур коротка?
Мечтать - это бесполезное занятие безработных.