Вторая часть завоевавшего всемирную популярность четырехтомного «неаполитанского квартета» продолжает историю Лену Греко и Лилы Черулло. Подруги взрослеют, их жизненные пути неумолимо расходятся. Они по-прежнему стремятся вырваться из убогости и нищеты неаполитанских окраин, но каждая выбирает свою дорогу. Импульсивная Лила становится синьорой Карраччи; богатство и новое имя заставляют ее отречься от той себя, какой она была еще вчера, оставить в прошлом дерзкую талантливую девчонку, подававшую...
Слова... С из помощью можно выстроить что угодно и что угодно разрушить.
Весной вышла книга, и этот факт подействовал на меня намного сильнее, чем получение диплома. Я показала книгу отцу, матери, братьям и сестре; они молча смотрели на нее, передавая друг другу, но и не подумали открыть. С робкими улыбками они разглядывали обложку – точь-в-точь как полицейские, изучающие фальшивую купюру. «Моя фамилия», – недовольно обронил отец, как будто обнаружил, что я стянула у него кошелек.
Мы обнялись и расцеловались. Я сказала, что еще приеду к ней и что не хочу терять ее из виду. Я говорила искренне. Лила в ответ улыбнулась: «Я тоже не хочу тебя терять». Я почувствовала, что она тоже говорит искренне.
Уходила я в полном смятении. Мне было трудно с ней расставаться; я по-прежнему была убеждена, что без нее в моей жизни никогда не произойдет ничего по-настоящему важного, но в то же время мне не терпелось вырваться из этого вонючего мира, частью которого она была.
В мире нет лучше простых вещей.
Люди еще больше, чем вещи, подвержены порче: они теряют свои очертания и превращаются в нечто бесформенное.
Все в жизни происходит случайно, думал он, и разобраться, что к худу, а что к добру, невозможно
«Можно всю жизнь любить человека, но так и не узнать, какой он на самом деле»
— Человеку свойственно отвечать любовью на любовь. Хотя бы из чувства благодарности.
Есть те, кто бросает, а есть те, кто заставляет себя бросить.
Красота — это как море в ясный день. Она подобна закату. Или ночному небу. Это пудра, которой мы стремимся припорошить свои страхи. Стоит ее смахнуть, и мы останемся один на один с чем-то ужасным.
Бывают минуты, когда мы предлагаем самые нелепые объяснения и выдвигаем самые абсурдные требования, лишь бы скрыть свои истинные чувства.
В этом мире всё так зыбко: тот, кто не готов рисковать и не верит в то, что жизнь может приносить радость, обречён на прозябание.
... никакие дорогие шмотки не помогут ей стать такой же изысканной, как девушки из этого центрального квартала, потому что по сути она осталась той же, что была.
Каждый день я повторяла себе: я такая, какая есть, и должна с этим смириться; я родилась в этом городе, в этом квартале, в этой нищей семье; я даю, что могу, и беру, что дают; я вынесу все, что мне суждено вынести.
Как быстро меняются люди! Как непостоянны их интересы и чувства! На место одних умных споров приходят другие, такие же умные; время сметает нагромождения внешне связных словесных конструкций, но чем больше слов на них потрачено, тем отчаяннее люди за них цепляются.
Я впервые в жизни выезжала за пределы не только Неаполя, но и Кампаньи. Выяснилось, что я боюсь всего: боюсь опоздать на поезд, боюсь, что в дороге мне захочется в туалет и я его не найду, боюсь, что приеду, когда на улице стемнеет, и потеряюсь в незнакомом городе, боюсь, что меня ограбят.
Но в ту минуту я ясно представила себе их всех — матерей семейств, живших в нашем квартале. Все они были измученные, затурканные, нервные. Они или молчали, поджав губы, или орали на детей, которые выводили их из себя. Худые, с запавшими глазами и щеками, или слишком толстые, с огромными задницами, распухшими ногами и тяжелыми обвисшими грудями, они тащились по улицам, навьюченные сумками с продуктами, а за ними семенили, вцепившись им в юбки, младшие дети, с ревом требуя взять их на руки. Господи боже, они ведь были всего на десять, максимум на двадцать лет старше меня. И уже потеряли всякую женскую привлекательность, которую мы, девчонки, старались подчеркнуть нарядами и макияжем. Эти женщины растратили себя, угождая мужьям, отцам и братьям, и становились все больше похожими на своих мужчин, подточенные болезнями, возрастом и непосильным трудом. Когда в них начались эти страшные перемены? Когда они взвалили на себя домашние хлопоты? Когда родили первого ребенка? Когда получили первую затрещину от мужа?
Все в этом мире было так зыбко: тот, кто не готов рисковать и не верит в то, что жизнь может приносить радость, обречен на прозябание.
Какая глупость, что я отказалась заниматься тем, что мне нравилось, и переключилась на то, что интересовало Нино. Да, надо стараться быть тем, кто ты есть, и во всем идти своим путем.
В конце концов я решилась: пусть мне предстоит пережить минуты унижения, но я хотя бы ни о чем не буду жалеть.
Я подумала, что она имеет полное право бороться за лучшую жизнь для себя; все мы в той или иной степени заняты тем же самым.
я как была, так и осталась для всех чужой. Я принадлежала к числу тех, кто трудится день и ночь, получает отличные оценки и даже пользуется симпатией и уважением, но никогда не сможет претендовать на престиж, доступный другим студентам. Я всегда буду бояться, что скажу что-то не то и не тем тоном, что буду не так одета, что меня уличат в пошлости чувств и неоригинальности мыслей.
Но неужели даже мгновенья удовольствия так уж необходимо подвергать строгому анализу?
Лишь много лет спустя я поняла, что все мои несчастья лишь оттого, что часто я не могу быть жесткой, боюсь показаться резкой и просто молчу, накапливая обиду и злобу.
Есть те, кто бросает, а есть те, кто заставляет себя бросить. Так же и с друзьями, думаешь, что виноват один, а происмотришься - совсем другой.