Рама воды

У меня не очень-то хорошо обстоят дела с русской литературой (да и не люблю я её, чего уж там), поэтому имя автора мне было незнакомо. Пришлось идти спрашивать у интернета всемогущего. Влади́мир Алекса́ндрович Шаро́в (7 апреля 1952, Москва — 17 августа 2018, там же) — российский прозаик, поэт, эссеист. Кандидат исторических наук, - вот что сразу сообщила Википедия. Мне подумалось, что вот они пришли - мои два часа персонального ада. Ну чем это еще могло оказаться, если не экспериментами с формой, замешанными на древнерусской тоске?

Оказалось, что всё не совсем так.

Первая часть сборника - это стихи, написанные с 1974 по 1979 год. Тоска в них, безусловно, присутствует, но в наших климатических условиях без неё никак, а стихи абсолютно все оказались про природу. Экспериментов с формой обнаружено совсем чуть-чуть, сюжета нет, героя нет, никакой социальной повестки нет - сплошная красота и меланхолия. Вся развесистая клюква штампованных эпитетов, таких как "атмосферная" и "настроенческая", в самом лучшем их смысле к этой части книги очень хорошо подходит.

Вторая часть сборника - зарисовки в прозе. На первый взгляд и с первых строк они отличаются от стихов из начала книги только тем, что рифмы и размера нет. А в остальном - это всё та же бессюжетная лирика.

Между веток медленно ходят рыбы. Между собой деревья зовут их птицами.

Но не всё так просто. Очень быстро начинают встречаться крошечные рассказы, с тем же меланхоличным настроением но уже с абсурдными сюжетами. И вот они уже больше напоминают великие и ужасные коротыли Хулио Кортасара.

В сущности, между летом и зимой почти нет разницы. Только зима никогда не кончится.

Рассказы Шарова, возможно, чуть менее абсурдны, но зато они гораздо более наивны:

Днем и вечером снег таял. Под утро он замерз. Стало скользко. Люди стали ходить, как канатоходцы. Они стали держаться за воздух, как старики. Они стали падать, как дети. Они стали мягче.

Микрорассказы - одна из моих любимых литературных форм, и Шаров в ней преуспел. Это неожиданный и очень приятный подарок от книги. Хочется больше, но во всём сборнике всего-навсего девяносто страниц.

В одном из рассказов автор упоминает Андрея Платонова. На первый взгляд в "Раме воды" есть много схожего с платоновским языком: обобщения, избыточность, язык не только как изобразительное средство, но и как содержание - это есть и у Шарова.

Язык удивительно не точен, он принципиально условен и абстрактен, оттого небольшое камерное стихотворение, как и многоплановый, многонаселенный, словно город, роман, всегда есть объяснение и толкование одного-единственного слова. Только в таком, не признающем случайных связей и отношений соседстве смысл его делается ясным, прозрачным.

Платонова и Шарова объединяет не только схожесть в творчестве, но еще и география: Шаров провёл некоторое время в Воронеже, на родине Андрея Платонова, и тамошнее окружение оказало на него большое влияние. Забавно, что и я всё это пишу отсюда же - из несостоявшейся столицы Центрально-Черноземного края:

Пусти меня, отдай меня, Воронеж,-
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь -
Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож!
О.Э. Мандельштам

Помимо Шарова и косвенно Платонова в книге есть художник Игорь Вулох - его абстрактные иллюстрации сопровождают стихи. На картинах нет предметов, так же как в стихах нет сюжета и лирического героя. В иллюстрациях Вулоха - так же как у Шарова - есть цвет, есть меланхолия, есть настроение. но только намёк на форму.

"Рама воды" - книга неожиданная и красивая во всём. Хороши и мысли, и язык, и издание.

Прочитано для Долгой Прогулки, август 2019, основное задание.
Команда "Читаем за еду"

Не очень люблю, в общем-то стихи современных поэтов. Но этот сборничек, кажется, мне хочется иметь в бумаге, потому что там ужасно милые, меланхоличные стихи-описания природы. Чем-то они меня цепляли всю дорогу, сильно напоминая родные гребеня. Вторую часть сборника с прозаическими зарисовками я назвала стихами в прозе. При том, что они остались задумчиво-меланхоличными, над некоторыми из них я смеялась вслух, например, над историей про выпь или про деревья. Обидно, что со стихов Шаров только начинал, а дальше писал околоисторические романы. Я бы, пожалуй, не отказалась, напиши он еще стихи. Эх.