Как это всегда бывает у Юрия Буйды, в горячей эмали одного жанра запекаются цветными вкраплениями примеси жанров других. Так и в этот раз: редкий в русской прозе плутовской роман обретает у автора и черты романа воспитания, и мета-романа, и мемуарно-биографической прозы. В центре повествования – Стален Игруев, «угловой жилец и в жизни, и в литературе». Талантливый провинциал, приезжающий в Москву за славой, циничный эротоман, сохраняющий верность единственной женщине, писатель, стремящийся оставаться твердью в потоке жизни, в общем, типичный русский человек, живущий в горящем доме. Его путь – это цепочка встреч и расставаний, впрочем, как у всех. Но у Игруева – не как у всех. И его самобытность, и те женщины, что втягивали его в свой круговорот жизни, и те воронки времени, в которые он попадал, – из разряда особенных. Как и его имя.
Из села Кукуева
А какие ещё ассоциации может вызвать герой по фамилии Игруев? Только рифмы из частушки. Про Сталена Игруева, Кукуево,
Аннотация книги завлекает, зазывает: «Плутовской роман про Игруева! Не проходи мимо, читатель-покупатель, будет полный пикареск!» И действительно, вот находим «онкологический эгоизм» (одну букву следует заменить, чтобы фраза обрела смысл); на той же странице дуплетом: «Wooman Home Edition» и «Wooman Professional Edition» (далее в романе Буйда будет щеголять иностранными фразами); через несколько страниц – «кроссовки фирмы Abibas». Так что вечно вызываемая «Скорая», «патье» и «пошлось», диалоги без тире в начале абзаца – всё воспринимается не как недоработка корректора Е. Холявченко, а как глубокий авторский замысел. Замысел, видный уже с первой страницы романа, ведь главный герой Стален ведёт свою родословную от... Вавилена Татарского. Как у Пелевина «Вавилен» образуется из «Василия Аксёнова» и «Владимира Ильича Ленина», так у Буйды «СтаЛен» получается из имён отца и матери героя: Станислава и Лены. Или уже упоминавшееся скрещивание женщины с характеристикой программного продукта: подобная литературная мичуринщина – одна из «фишек» Пелевина (из последних достижений в этой области – iPhuck).
И возникает вопрос: что же такое новое хочет сказать Буйда своей стилизацией под Пелевина, если сам Пелевин уже давно не может сказать ничего нового? Тем более что повествование довольно быстро скатывается к банальной модели постсоветского общества: богатые и бедные, а между ними ничего. И на фоне этой унылости – беспорядочная половая жизнь Сталена, следить за которой скоро надоедает.
«Монетку жалели, но ведь весь дом знал, что она и впрямь шлюха: её отец расплачивался по карточным долгам телом дочери, когда ей не было и тринадцати». Лариска «была бесхитростной давалкой с гибким телом, смугловатой, с яркими глазами, и в общежитии, кажется, не было парня, который не переспал бы с нею хоть раз». Жильцы не могли унять «Нинку Резинку, передравшуюся и перетрахавшуюся во дворе, кажется, со всеми, включая случайных прохожих и дворников-таджиков».
А ещё есть Лотта, Жуся, Лу, Пупа, Жанна, Роза Ильдаровна, Ириска, Люсьена... Нет, это не эротический роман, это мельтешение сценок о «лихих девяностых», о спившихся или ещё спивающихся мужиках, о нуворишах. Повествование не спасают ни сквозные образы (женские туфли, обрубленный мизинец), ни аллюзии, ни философские рассуждения о времени и о России, которые автору так и не удалось вживить в текст. Вот Буйда пишет про порнографический «рассказ «Баня» (тот самый, который приписывается Льву Толстому)». Ладно, мне и без интернет-подсказок известно, что автором считается другой Толстой, но вдумываться в это уже не интересно. Как не интересно следить за номенклатурной гетерой Фриной и её окружением, за жизнью редакций в девяностые. Не вызывают насмешки даже реверансы автора перед толстыми журналами.
Причина в том, что текст – мёртворождённый. Вот один из ключевых эпизодов романа: в сталинские годы мать Фрины была содержанкой генерала, которого головные боли доводили до помутнения рассудка. Однажды, во время отсутствия генерала, его военная прислуга перепилась, и один офицер решил изнасиловать юную Фрину и Еву, молодую дочь ещё одной содержанки. Он погнался за ними, Фрина первая забежала в комнату и заперла дверь, так что Евой, которая осталась снаружи, офицер и «поживился». В это время у слабоумного сына генерала шла кровь горлом, девушкам никто не помог. Приехавший вскоре генерал, обнаружив мёртвого сына и узнав о насилии, сошёл с ума, убил всю челядь и мать Фрины. Фрине и Еве пришлось под пулями удирать от него. Итак, девушку чуть не изнасиловали, убили её мать, чуть не убили её саму. Любое из таких потрясений может привести к нервному срыву, а тут сразу три в течение пары часов. А в книге Фрина, мучаясь от совершённой подлости, нисколечко не переживает из-за смерти матери (автору не приходит в голову такой психологический ход: смерть матери Фрина могла воспринять как кару за свою подлость и трусость). Более того, ночью Фрина пробирается на дачу (где её чуть не изнасиловали, убили её мать, чуть не убили её саму), чтобы... забрать свой дневник и шкатулку матери. И там, по воле автора, её насилует-таки неизвестный. Ради чего? Ради того, чтобы напичкать повествование определённой авторской идеей. Ясно, что Буйда не интересуется жизнью своих героев, не чувствует её.
Согласно авторской точке зрения, у каждого есть своя психологическая травма, чаще всего семейная или сексуальная, а люди – скопище травмированных индивидов. Отец Лариски убил троих сыновей, трахавших в бане сестру, а мать от этого сошла с ума и бросилась в колодец. Лариска со смехом рассказывает о смерти матери, передразнивая её крик. А на возмущение Игруева отвечает так: «Либо жить, либо помнить. Если помнить всё зло, придётся всех поубивать». Берёт ли это за душу, заставляет задуматься? Увы, нет, потому что искусственно, ненатурально.
То же и с главным героем. «Тебе нельзя доверяться хаосу – утонешь. Жизнь – поток, но автор должен быть твердью», – вот слова, вроде бы характеризующие Сталена Игруева (да и рисунок на обложке – об этом). Но как раз твердью, цельной личностью герой не является. Он – безжизненное alter ego начитанного писателя. Закончим тем, с чего и начали:
По реке плывёт герой
Из села Кукуева.
Ну и пусть себе плывёт:
Прочитано – и забыто.
Текст рецензии на samlib.ru
Из села Кукуева
А какие ещё ассоциации может вызвать герой по фамилии Игруев? Только рифмы из частушки. Про Сталена Игруева, Кукуево,
Аннотация книги завлекает, зазывает: «Плутовской роман про Игруева! Не проходи мимо, читатель-покупатель, будет полный пикареск!» И действительно, вот находим «онкологический эгоизм» (одну букву следует заменить, чтобы фраза обрела смысл); на той же странице дуплетом: «Wooman Home Edition» и «Wooman Professional Edition» (далее в романе Буйда будет щеголять иностранными фразами); через несколько страниц – «кроссовки фирмы Abibas». Так что вечно вызываемая «Скорая», «патье» и «пошлось», диалоги без тире в начале абзаца – всё воспринимается не как недоработка корректора Е. Холявченко, а как глубокий авторский замысел. Замысел, видный уже с первой страницы романа, ведь главный герой Стален ведёт свою родословную от... Вавилена Татарского. Как у Пелевина «Вавилен» образуется из «Василия Аксёнова» и «Владимира Ильича Ленина», так у Буйды «СтаЛен» получается из имён отца и матери героя: Станислава и Лены. Или уже упоминавшееся скрещивание женщины с характеристикой программного продукта: подобная литературная мичуринщина – одна из «фишек» Пелевина (из последних достижений в этой области – iPhuck).
И возникает вопрос: что же такое новое хочет сказать Буйда своей стилизацией под Пелевина, если сам Пелевин уже давно не может сказать ничего нового? Тем более что повествование довольно быстро скатывается к банальной модели постсоветского общества: богатые и бедные, а между ними ничего. И на фоне этой унылости – беспорядочная половая жизнь Сталена, следить за которой скоро надоедает.
«Монетку жалели, но ведь весь дом знал, что она и впрямь шлюха: её отец расплачивался по карточным долгам телом дочери, когда ей не было и тринадцати». Лариска «была бесхитростной давалкой с гибким телом, смугловатой, с яркими глазами, и в общежитии, кажется, не было парня, который не переспал бы с нею хоть раз». Жильцы не могли унять «Нинку Резинку, передравшуюся и перетрахавшуюся во дворе, кажется, со всеми, включая случайных прохожих и дворников-таджиков».
А ещё есть Лотта, Жуся, Лу, Пупа, Жанна, Роза Ильдаровна, Ириска, Люсьена... Нет, это не эротический роман, это мельтешение сценок о «лихих девяностых», о спившихся или ещё спивающихся мужиках, о нуворишах. Повествование не спасают ни сквозные образы (женские туфли, обрубленный мизинец), ни аллюзии, ни философские рассуждения о времени и о России, которые автору так и не удалось вживить в текст. Вот Буйда пишет про порнографический «рассказ «Баня» (тот самый, который приписывается Льву Толстому)». Ладно, мне и без интернет-подсказок известно, что автором считается другой Толстой, но вдумываться в это уже не интересно. Как не интересно следить за номенклатурной гетерой Фриной и её окружением, за жизнью редакций в девяностые. Не вызывают насмешки даже реверансы автора перед толстыми журналами.
Причина в том, что текст – мёртворождённый. Вот один из ключевых эпизодов романа: в сталинские годы мать Фрины была содержанкой генерала, которого головные боли доводили до помутнения рассудка. Однажды, во время отсутствия генерала, его военная прислуга перепилась, и один офицер решил изнасиловать юную Фрину и Еву, молодую дочь ещё одной содержанки. Он погнался за ними, Фрина первая забежала в комнату и заперла дверь, так что Евой, которая осталась снаружи, офицер и «поживился». В это время у слабоумного сына генерала шла кровь горлом, девушкам никто не помог. Приехавший вскоре генерал, обнаружив мёртвого сына и узнав о насилии, сошёл с ума, убил всю челядь и мать Фрины. Фрине и Еве пришлось под пулями удирать от него. Итак, девушку чуть не изнасиловали, убили её мать, чуть не убили её саму. Любое из таких потрясений может привести к нервному срыву, а тут сразу три в течение пары часов. А в книге Фрина, мучаясь от совершённой подлости, нисколечко не переживает из-за смерти матери (автору не приходит в голову такой психологический ход: смерть матери Фрина могла воспринять как кару за свою подлость и трусость). Более того, ночью Фрина пробирается на дачу (где её чуть не изнасиловали, убили её мать, чуть не убили её саму), чтобы... забрать свой дневник и шкатулку матери. И там, по воле автора, её насилует-таки неизвестный. Ради чего? Ради того, чтобы напичкать повествование определённой авторской идеей. Ясно, что Буйда не интересуется жизнью своих героев, не чувствует её.
Согласно авторской точке зрения, у каждого есть своя психологическая травма, чаще всего семейная или сексуальная, а люди – скопище травмированных индивидов. Отец Лариски убил троих сыновей, трахавших в бане сестру, а мать от этого сошла с ума и бросилась в колодец. Лариска со смехом рассказывает о смерти матери, передразнивая её крик. А на возмущение Игруева отвечает так: «Либо жить, либо помнить. Если помнить всё зло, придётся всех поубивать». Берёт ли это за душу, заставляет задуматься? Увы, нет, потому что искусственно, ненатурально.
То же и с главным героем. «Тебе нельзя доверяться хаосу – утонешь. Жизнь – поток, но автор должен быть твердью», – вот слова, вроде бы характеризующие Сталена Игруева (да и рисунок на обложке – об этом). Но как раз твердью, цельной личностью герой не является. Он – безжизненное alter ego начитанного писателя. Закончим тем, с чего и начали:
По реке плывёт герой
Из села Кукуева.
Ну и пусть себе плывёт:
Прочитано – и забыто.
Текст рецензии на samlib.ru
Реквием по 90м
Прочитала этот подарок от Литреса на одном дыхании, сама не ожидала. Когда открыла книгу, подумала, что это какая-то чернуха, но - вовсе нет. Книга, несмотря на то, что содержит много натурализма разного рода, много не очень приятных сцен и описаний, в целом весьма жизнеутверждающая и оптимистичная. И очень неглупая. Я сохранила из нее множество цитат и постепенно запишу их здесь.
О чем роман? - о жизни главного героя (Стален - это его имя) в 90е годы в Москве и ее окрестностях. Я сама из другого поколения, может быть поэтому мне было так интересно все это читать. Хотя, сдается мне, многое здесь утрировано. Но, благодаря тому, что герой - "угловой жилец", он одинаково хорошо общается с самыми разными людьми и полностью лишен какой-либо предвзятости, мы видим его глазами очень разнообразную жизнь, можно сказать, с разных сторон.
Картинка на обложке говорит о том, что художник, похоже, книгу читал и проникся :)
... я на собственном опыте убедился в правоте Кокто, который как-то заметил: оставшись один, человек всегда попадёт в дурную компанию.
...никогда еще русский обыватель не жил так свободно, как в путинской России. Экзальтированные люди тыкают иголками в куклу Путина и говорят, что он – мерзавец и тиран, растоптал идеалы девяностых, а свобода на баррикадах Белого дома обернулась преследованиями инакомыслящих. Но это всего лишь искривления памяти. Личная свобода для обывателя – это возможность жить автономно, не замечать существования начальников и вообще о них не думать. Власть может делать что угодно – имитировать выборы, менять герб и гимн, конституцию, гнобить несогласных. Это все не имеет ни малейшего значения для простого человека. Настоящую ценность имеет только личная свобода. А это совсем другое. Личная свобода – это безопасность. Это возможность накормить, одеть, выучить детей. Личная свобода – это когда ты можешь каждый год ездить с друзьями на рыбалку в Астрахань, а с семьей – в Египет или Турцию. Свобода – это двести сортов колбасы в деревенском магазине и любые книжки. Это – сто телевизионных каналов и торговые центры в любом Мухосранске. В 1991 году бывшие советские люди про личную свободу ничего не успели понять. На смену КПСС в Россию пришли Царь Голод и Царь Страх с бесчисленными армиями уличных бандитов. Путин стал для российского обывателя подлинным Освободителем, новым Александром Вторым. Мы получили все, о чем мечтали поколения русских людей от Пушкина до Бродского. А что касается голосования… старик, да я вовсе не за Путина – я против новых революций в России… Ведь всякая революция у нас устроена таким образом, что у нее есть только один безусловный победитель. Это третьеразрядный чиновник, бандит, военный низкого чина, бывший крестьянин, которого достала деревня, ну или мелкий служащий – сравнительно молодой, не очень культурный, зато очень напористый человек, который откровенно томится в скучном и медленном порядке старого государства… зато когда начальство уходит, приходит он, и уж он то дает прикурить… Интеллигенция в революции, напротив того, всегда в проигравших. Поначалу она торжествует, пытается импортировать на свободное место разные передовые идеи, но потом ей неизменно указывают на дверь, и еще хорошо, если это дверь, за которой отставка или эмиграция. Чаще же – тюрьма, а то и пуля. Тихий русский народ – не та его активная грубая малая часть, что производит из себя чиновников и бандитов, а негромкое бедное большинство, – проигрывает еще больше.
- Пишут все, – сказал он, – не все умеют читать.
...человек может понять и пожалеть сверхчеловека, сверхчеловек человека – никогда…
Вероятность этой встречи была исчезающе малой, но вероятность и возможность – не одно и то же. Нас свела сила обстоятельств, та самая la force des choses, которая часто действует вопреки нашим надеждам и желаниям, лишая историю мистического характера.