— Послушай. Ну, извини. Это было глупо. Я сделал глупость! — Да. Но ты ее уже сделал! — Я же извинился! — Иногда — нет, почти всегда — этого недостаточно.
Столько всего можно увидеть, когда смотришь. Вот так вот, отключаясь от остального и только фиксируя еле заметное изменение мимики или непроизвольные микро-движения тела.
Наверняка думает, это знак. А на самом деле – просто совпадение.
Разве не об этом говорят умудренные жизненным опытом женщины, когда предупреждают – не вздумай принимать подарков, если не готова за них расплачиваться.
Зима – это, знаете ли, сказка, которая может сбыться, а может и растаять.
И вообще – сегодня знаменательный день - ей впервые удалось побороть ту неведомую слабость, которая накатывает в его присутствии. Чтобы это ни было, но точно не страх. А что?.. Тоже мне, великий секрет! Было бы от кого скрывать. Конечно, известно, что – он ей нравится. Ее тянет к Алехо, как тянет женщин к тому, кого они считают отличным охотником и охранником. С кем можно завести и вырастить крепкое потомство. Так банально.
Глупые фантазии нужно оставлять в себе. Давить их может и бессмысленно, да и к чему? Все равно по закону сохранения энергии тайные желания вылезут в каком-то другом месте. Так что лучше позволять себе помечтать всласть, но так, чтобы никто не узнал, о чем ты думаешь.
Она не способ показать, что я прав. Она – девушка
- Ты врешь, - вдруг зашипел он, наклоняясь ближе. В его глазах яростно мерцала запертая в клетку самообладания сила, с бешенством рвущаяся наружу. - Я ложь за версту чую!
Ах, да, перед нами же маг.
Самым странным этим чудесным утром был момент, когда Кветка вдруг перестала его бояться. Перестала, как только увидела толщину прутьев, не выпускающих нечто на волю. Зачем он там, в клетке, держит свою магическую силу, неизвестно, но выпускать ради двух глупеньких минималисток явно не станет. Слишком дорого ему даётся необходимость обуздать и загнать это бешенство обратно.
- Вру, - легко согласилась она и даже улыбнулась. - Извини.
Все самое лучшее она заберет с собой, потому что память у нее не отнять.
Он считал тупость благом, позволяющим ощущать прелести существования и не думать о горестях.