Героиня этой книги могла быть любовью Чарльза Буковски и Генри Миллера. В знак протеста против абсурдных войн она объявляет голодовку и превращается в мутанта со стеклянными кишками. Спасает самоубийц и разговаривает на одном языке с аутистами. Читает чужие мысли. Делится на два «Я». Разыскивает подпольный «бойцовский клуб» и проваливается в бездны.
Она – лишь жертва, которая осмеливается сшивать куски разорванного города, разрезанного мира. Жертва играет с насилием в шахматы. Начинает белыми. И… выигрывает.
Инга Кузнецова – поэт, прозаик, критик, эссеист. Автор пяти книг. Лауреат премии «Триумф» (номинация «Новые имена») и профессиональной премии поэтов «Московский счет».
Фаворит июня месяца определён! Книга отличная! Повествование, словно лоскуты пэчворка, нашиваются друг на друга неровными кусками, складываясь в единую целостную картину внутреннего мира главной героини. Я обожаю эту книгу! Каждое слово рождает под кожей пузырёк воздуха, каждое предложение заставляет эти пузырьки двигаться, сталкиваться между собой, а под конец книги ты уже вся охвачена дрожью, ты пропитана мыслями женщины со стеклянными внутренностями!
Фаворит июня месяца определён! Книга отличная! Повествование, словно лоскуты пэчворка, нашиваются друг на друга неровными кусками, складываясь в единую целостную картину внутреннего мира главной героини. Я обожаю эту книгу! Каждое слово рождает под кожей пузырёк воздуха, каждое предложение заставляет эти пузырьки двигаться, сталкиваться между собой, а под конец книги ты уже вся охвачена дрожью, ты пропитана мыслями женщины со стеклянными внутренностями!
Я обожаю эту книгу!
Фаворит июня месяца определён! Книга отличная! Повествование, словно лоскуты пэчворка, нашиваются друг на друга неровными кусками, складываясь в единую целостную картину внутреннего мира главной героини. Каждое слово рождает под кожей пузырёк воздуха, каждое предложение заставляет эти пузырьки двигаться, сталкиваться между собой, а под конец книги ты уже вся охвачена дрожью, ты пропитана мыслями женщины со стеклянными внутренностями!
Невероятный роман!
Невероятно пронзительный роман о невозможности любить. Невозможности жить. И в тоже время очень нежный и гипнотический. Ни с чем несравнимый.
Почему я все-таки преподаю? Что я преподаю? Ведь я никому не могу дать программы выживания. Во мне никогда не было этой программы. Все, что я могу, – только подчеркнуть переживание. Переживание остроты всего. Я не помогаю выжить – как раз наоборот. Я просто говорю: не отворачивайся, смотри. Даже если это невыносимо. Твое наблюдение важно – возможно, важней буквального тебя.
Чувство волны против чувства вины.
Красота подлинника – это страшный наркотик...Может быть, кому-то при таких диагнозах рекомендуют постепенно увеличиваемые дозы искусственно синтезированной якобы-красоты – вплоть до полной подмены. Может быть, кто-то успешно излечивается. Но таких на самом деле немного. ...Красота подлинника! Я знаю, о чем говорю. Подлинник может быть безобразен. Красота, следовательно, тоже. Эстетика безобразного, немецкие экспрессионисты – другие упрямцы тоже знали об этом. Красота может быть безобразна.
(провал)Я застряла в промежутке между двумя звуками: между твердым – и безгласным.Пользоваться словами странно. Быть носителем смыслов – нелепо. Речь, как и красота, еще никогда не спасала мир, – она отодвигала его гибель. Почему мы говорим? Из сочувствия друг к другу? Что такого действительно важного мы можем друг другу передать? Информацию о том, как справляться с этой жизнью? Сценарии и рецепты? Они не помогут. Погибающие нуждаются только в непосредственном тепле, а оно – за речью.В таком случае речь – это подлинное безумие. Она давным-давно оторвалась от своей функциональности. Это слабые сигналы в космос, изначально не предполагающие ответ. Речь в маленькой и замкнутой системе всегда раскладывается как реплики в пьесе абсурда. Их неточность имеет множество оттенков, все это человеческое, слишком человеческое.Точность же слишком диссонирует с массовой человеческой приблизительностью. Точность убивает. Ее не хотят. В то же время никто не станет спорить с тем, что неточная речь – это шум.
(трехпадежный язык)В моем языке нет падежа скота. В моем языке нет обвинительного падежа.Это трехпадежный язык: имеет смысл говорить о бежательном падеже (бежать и упасть), лежательном падеже (упасть и лежать) и – о наиболее древнем и эффективном звательном падеже (упасть и звать на помощь). В первом случае можно проверить себя вопросом «куда?», во втором – «где?», а в третьем – «кого?». Но лучше не задавать никаких вопросов.