Я повернулся к полицейскому, которого приставили к двери, и сказал ему:– Я думаю, мне понадобится хирург. Сможете ли вы вызвать хирурга по рации?– Хирург? – спросил меня полицейский. – Кому-то нужен врач?– Не врач, – сказал я, – а хирург, и он мне понадобится, чтобы произвести операцию по извлечению камеры из заднего прохода фотографа, которая там окажется, если его лампочка вспыхнет еще раз.Даже полицейский засмеялся.
Оказавшись дома, я все чаще и чаще задумывался о смерти. Все задумываются о ней. А потом вдруг спросил себя: а что ты, собственно, паришься? Ты не в силах повлиять на это. И все мы ходим по земле между двумя датами – предначертанными свыше датами рождения и смерти. И ни на одну из них ты повлиять не в силах. Так какого черта мучить себя? Будь что будет. С некоторых пор эти нехитрые истины и стали для меня девизом. Я войну прошел – что худшего может со мной приключиться? И постепенно перестал задумываться об этом. Будь что будет.
– Рад тебя видеть. Думал, тебя вызовут на допрос из-за Длинного Джона. – Думал сослаться на тебя как на алиби, если мне предъявят обвинения, – сказал Фрэнк. – Слышал, он еще жив, – сказал тот. – Именно в этом мое алиби. Стреляй я, Длинного Джона давно не было бы.
Что ждет меня дома, я знал и понимал. У меня хватило времени на раздумья по этому поводу, но больше всего меня поразило то, что я, мальчишка, одним ударом сломал челюсть взрослому мужику.