Где-то с той стороны, на изнанке мира, катится лабиринтом Шар Судеб. Он катится, и начинаются войны, рушатся города, сходят обвалы. Шар можно подтолкнуть, направить в другую колею, но и там он будет крушить и давить – он не умеет иного. А люди и нелюди Кэртианы чувствуют, как дрожит то, что казалось незыблемым. Чувствуют войну, которой не избежать, ведь выбор – это та же битва, и один потомок славного рода выберет честь и верность, другой – иллюзии и обиды. Мертвые и живые воюют по-своему и за...
Плохого повара никто не наймет, плохой трактирщик проторгуется, а негодный дворянин останется бароном или герцогом, какой бы швалью он ни был. И бездарный вояка станет гнать других на смерть только потому, что он – принц или приятель принца…
"Почему нет? Вам не хочется, мне – тоже, а то, что не хочется, лучше делать сразу. Вы не согласны?"
Случайные удачи отучают от упорства.
...горе от бессонницы и горе от тертого лука отличишь не всегда.
Поминальные ритуалы для того и выдумали. Чтобы те, кто потерял все, не легли и не умерли от нахлынувшей пустоты.
... истинное богатство деньги считает, а не расшвыривает.
... подлости, не совершенные из страха или невозможности, все равно повисают на шее. Просто их никто не видит, кроме Леворукого, а тот смотрит и смеется.
– Как назвать мужчину, поднявшего руку на женщину?
– Голубем, – подсказала королева Талига, – только без крыльев…
– Есть злоба и злоба, – наставлял епископ. – Та, что под корягой сидит да прохожих за пятки кусает, – от Врага. И надобно ту корягу отвалить и башку, ядом истекающую, каблуком кованым расплющить. А есть злоба, что из-под коряги выгоняет да на гору лезть велит, падать, обдираться, но лезть. Эта злоба – от Создателя. Лежащие да стенающие неугодны Ему, злость и обиды для них как кнут да шпоры для коня застоявшегося. Дохнут души от лежания, от стенаний же и жалости к себе протухают. Смраду от них, точно от паралитика, что под себя ходит. Создателю то нюхать невместно, а Врагу в его болоте радость: дескать, не токмо у меня смердит, но и до Создателя долетает.
Свое горе начинает драть душу с опозданием, когда все доделано, убрано, сожжено и ты остаешься с ним один на один. Или почти один на один. Вот тогда оно и приходит, садится на кровать и начинает здесь жить. Долго… А горе друзей, оно болит сразу, оно зазора не дает. Правда, оно, сделав свое дело, иногда собирается и уходит. Туда, где все доделано, убрано, сожжено…
...в юности кажется красивым либо то, что нравится, либо то, чего у тебя нет, а хочется…
Умный не отправит к сильному соседу послом дурака, особенно перед войной.
Женщины слишком долго помнят неподаренные розы...
Потакать чужим капризам следует только для собственного удовольствия. Если его нет, надо поставить капризника на место или вышвырнуть.
Закон - слепая змея, ползущая прямо и пожирающая все, что попадется по пути.
На каждого человека, как и на каждый поступок, следует смотреть с определенного расстояния. Иных можно понять, рассматривая их вблизи, другие же становятся понятными только издали.
Франсуа де Ларошфуко
Странная все-таки вещь наши страхи. Врага, который может убить, мы боимся меньше неизвестности.
Есть люди, в дурные дела которых невозможно поверить, пока не убедишься собственными глазами. Однако нет таких людей, дурным делам которых стоило бы удивляться после того, как мы в них уже убедились.
Франсуа де Ларошфуко
– Чудовищно? – переспросил кардинал, помешивая шадди. – Что именно?
– Ошибиться… Особенно если выбираешь не за себя.
– Несомненно, – согласился Левий, – но едва ли не всякий выбор, свершившись, кажется ошибкой.
Волны помнят и с этим живут, среди горьких и странных песен, среди рухнувших старых лестниц, задыхаясь от новой боли, унося слезы сердца в море, остывая, как скалы ночью, поседев, как травы обочин, ты идешь от осени к лету, от заката идешь к рассвету… Остальное, поверь, не нужно, отвернись от беды минувшей, посмотри на цветы живые, твои раны – не ножевые, твое горе – не соль морская, жизнь твоя – не чаша пустая…
Странные мы все-таки существа. Теряем все, кроме жизни, - благодарим. Не теряем ничего, кроме носового платка, клянем все на свете...
– Вижу, впала ты в грех трезвости и воздержания, – свел брови Бонифаций. – Порицаю.
– Плечи у тебя хороши, – раздалось за спиной, – и что пониже не хуже, а вот с головой – конфуз.