Под улицами Лондона существует мир, о котором большинство людей и не подозревает. В нем слово становится настоящей силой. Туда можно попасть, только открыв Дверь. Этот мир полон опасностей, населен святыми и монстрами, убийцами и ангелами…
– Чего тебе? – подозрительно спросила она.
– Ничего. Мне ничего не надо. Вообще ничего, – сказал Ричард и вдруг понял, что так оно и есть. Он действительно ничего не хочет – и это страшно. – С вами когда-нибудь бывало такое, чтобы вы получили все, что хотели, а потом оказалось, что на самом деле вы хотели совсем не того?
– Не-а, – ответила старуха и потерла глаза. – У меня никогда не было всего, что я хотела.
– Я думал, что мне все это нужно. Думал, что хочу нормальной жизни. Не знаю, может быть, я сошел с ума. Может быть. Но если нет ничего другого, тогда я не хочу быть нормальным.
– Все время от времени совершают ошибки. Ничего не поделаешь, мы ведь не роботы.
Аббат кашлянул.
– Глупые же вы люди, – сказал он. – Ничего-то вы не знаете.
– Люди думают, что главное – ударить посильнее. Но это неверно. Чтобы было больно, необязательно бить сильно. Главное – знать, куда бить.
«Падать не страшно, – уверял он себя. – Страшно долететь до дна и разбиться».
– И какая она, – спросил старина Бейли, – смерть?
Маркиз вздохнул. А потом его губы вдруг изогнулись в кривой ухмылке, и на секунду он снова стал похож на того маркиза, которого помнил старина Бейли.
– Когда доживешь до своей, сам узнаешь.
Старина Бейли разочарованно поморщился.
– Мерзавец. После всего, что я сделал, чтобы вернуть тебя оттуда, откуда не возвращаются… Гм… Как правило не возвращаются.
Маркиз Карабас посмотрел на старика, и его белки ярко сверкнули в лунном свете.
– Хочешь знать, каково это, быть мертвым? – прошептал он. – Холодно, друг мой. Темно и холодно.
– Скажи, ради чего такого важного ты решил умереть?
– Ради информации, – прошептал маркиз. – Люди говорят тебе гораздо больше, если знают, что ты вот-вот умрешь. И еще больше, когда ты уже умер.
Аббат знал, что ожидание – грех. Следует ценить каждое мгновение. А ожидание – это неуважение по отношению к будущему и настоящему одновременно. И все равно он их ждал.
Дверь потерла переносицу.
– В Лондоне есть такие места, где время застыло, где ничего не меняется. Это как пузырьки воздуха в янтаре. Город существует слишком давно. И время, которое прошло, должно куда-то деваться. Оно не исчезает сразу.
– Возможно, я еще не оправился от похмелья, – пробормотал Ричард, – но в твоих словах есть логика.
«Небо, – с наслаждением подумал старина Бейли, – никогда не повторяется: каждый день, каждую ночь оно разное».
– Какое у вас незамутненное сознание, молодой человек. Нет ничего лучше абсолютного неведения, не правда ли?
– Что происходит? – спросил Ричард еле слышно.
– Ничего. Это темнота, мрак, а во мраке – все кошмары, которые рождались в ночи с древнейших времен, когда мы, завернутые в шкуры, жались друг к другу в поисках тепла и защиты. А теперь… – проговорила она, – пора бояться темноты.
Иногда просто нет выбора.
– У тебя доброе сердце, – проговорила она. – Этого бывает достаточно, чтобы не пропасть… – она покачала головой, – но чаще всего одной доброты мало.
Путь насилия - это путь тех, кто ни на что не годен, а пустые угрозы - жалкое оружие слабоумных.
-У тебя доброе сердце, - проговорила она. - Этого бывает достаточно, чтобы не пропасть... - она покачала головой, - но чаще всего одной доброты мало.
Но все же гораздо проще во что-то не верить, когда оно не смотрит на тебя и не называет по имени.
Когда она смотрится в зеркало, в зеркале не отражается красота. Только ее лицо.
- чем могу служить? - спросил лакей, и Ричард подумал, что некоторые говорят: "Сдохни, ублюдок!!" с гораздо большей теплотой и дружелюбием.
– С вами когда-нибудь бывало такое, чтобы вы получили все, что хотели,
а потом оказалось, что на самом деле вы хотели совсем не того?
- Простите, - проговорил он, - я понимаю, такое спрашивать не прилично, но все же. Вы в своём уме?
- Может и нет, но вряд ли. А что?
- Потому что кто-то из нас двоих точно сумасшедший.
- Скажи, ради чего такого важного ты решил умереть?
- Ради информации, - прошептал маркиз. - Люди говорят тебе гораздо больше, если знают, что ты вот-вот умрёшь. И ещё больше, когда ты уже умер.
«- Сколько же тебе лет? - Столько же, сколько моему языку, и чуть больше, чем моим зубам.»
- Какое у вас незамутненное сознание, молодой человек. Нет ничего лучше абсолютного неведения, не правда ли?
- Это ты нарисовал?
Мальчик прищурился и высокомерно посмотрел на нее – так смотрят некоторые великие художники и все без исключения девятилетние мальчики.