Метроленд

Сначала хочу сказать большое спасибо всем людям, которые сумели таки продвинуть товарища Джулиана на главную стену. Заинтересовался. Прочитал. Оценил. Понравилось.
"Метроленд" - роман, ставший для меня своего рода краеугольным: и герои близки, и возраст тот же, и идеи автора отнюдь не глупы. В общем, прочитал и умилился. Мистер Барнс пишет о взрослении, о мечтах, о обретении себя,о борьбе между ценностями традиционными и альтернативными, о поиске второй половинки, о том, как вообще бывает в жизни с большинством людей, и, конечно же, о выборе. Извечный вопрос это или то постоянно стоит перед героями книги, и им надо только выбрать, а ведь как сложно. Рекомендую книгу всем людям на распутье, всем, кто вечно чего-то хочет, но не может определить чего или же определился, но не может начать, всем тем, кто ценит жизнь такой, как она есть, без всяких заморочек на псевдоценности и тп.
Вердикт: 8 из 10 (Не всем, но для многих!)

Я очень рад, что эта книга мне попалась именно в двадцать.

И не потому что в девятнадцать было бы "еще рано", а в двадцать один "уже поздно". Просто какой-нибудь двадцатипятилетний я непременно бы вручил ее себе в начале третьего десятка, как сейчас я дарю своей четырнадцатилетней сестренке "Над пропастью во ржи".

В Метроленде нет изысков: ни лихо закрученного сюжета, ни нестандартных героев, ни глубинных драм - ничего такого. Даже эпоха, эти, казалось бы, нафаршированные событиями, переломными моментами и политическим психозом десятилетия, даже она остается где-то на фоне, почти за кадром, прикрытая во многом обычной жизнью во многом типичного парня. И в этом, пожалуй, едва ли не главная ценность книги. Нормальная жизнь редко становится предметом интереса литераторов - но именно таких книгах многие могут отыскать себя, а иногда - и ответить на некоторые личностные вопросы.

Барнс дает прекрасную трехтактную историю. Первый толчок - тебе едва пятнадцать, в твоей голове - целый мир детских еще фантазий, игр, ребячества и, конечно же, охота за теми запретными, едва ли не сакральными знаниями, которые будто бы могут сделать тебя взрослым. И голова полна дивными французскими стихами, и ты вроде бы еще ничего не понимаешь - но тебя уже тянет иронизировать, насмехаться над забавными ритуалами социальной жизни, эпатировать. Срывать покровы с ребячьим еще хохотом, не понимая подоплеки всех этих странных правил и процедур.

И тут - такт второй - тебе двадцать, и природа взрослого перестает быть загадочной или же манящей. Скорее напротив - мощный юношеский максимализм волной бьется о замшелые скалы консерватизма и "правильных", традиционных схем развития биографии. "Как надо", "как принято" становятся едва ли не злейшими врагами, а сердце с великим удовольствием и охотой отдается левым идеям - тем самым романтическим идеалам свободы, равенства и справедливости, подмятых капитализмом его грузным экономическим седалищем. Ты прогуливаешься - да нет же, фланируешь - парижскими улицами, посвящаешь себя возвышенному и земному: любви платонической и телесной, beaux arts и алкогольно-никотиновым прелестям, диалогам о социальном и о плотском. И смысл твоей жизни лишь только начинает собираться, кубиками лего складываясь из твоих опытов и практик, друзей и любовников, книг и музыки, сигарет и пустых бутылок, городских улиц и небольших съемных квартир.

Конечно же, шаг третий обрушивается на тебя всей тяжестью тридцатилетия. И будто бы время еще только строить планы на грядущее, но уже понимаешь - пора бы и подвести некоторые итоги. Особенно - когда ты встречаешь своих спутников первого и второго этапов. Кто-то, расслабившись еще в начале пути, загруз в болоте банального консьюмеризма и ритмичной двухтактной жизни "дом-работа". Кто-то, манящий силой и энергией, задором и огнем в глаза в твои двадцать, всего через десяток лет кажется нелепым революционером, незрелым мальчишкой, не сумевшим вовремя переосмыслить те яркие идеологические игрушки, что свалились в руки в разгар юности. И где же тогда ты, вроде бы понимающий все опасности общества потребления - но при этом счастливый в своем небольшом уютном мирке брака и работы?

Барнс прекрасен тем, что у него нет попечительски-раздражающих ноток критики либо же снисхождения. Это ведь право каждого - выбирать свои ритмы и свои очки для этого мира. Вырваться из типичной схемы - далеко не значит стать выше нее или оказаться счастливым, ведь, друзья мои, протест - такая же часть системы. Но и быть в самой системе и следовать ее правилам - даже осмысленно - не значит отказаться от своего Я, от устремлений и целей, от мечты или от веры. Просто это рациональный выбор - осознанно оставаясь в определенных рамках, получаешь некую свободу выбирать тот набор правил, по которому на поле этой жизни можно играть.

Нет правых, и нет неправых. И, что самое потрясающее и, возможно, самое обидное в этой жизни - что никто не даст тебе гарантии счастья и удовлетворенности жизнью от выбора того или иного пути.

Это книга о взрослении в далекие 60-ые. Понимаю, что в целом этот роман - о взрослении в любое время. Интерес к противоположному полу, к сексу, а также "эти занудные взрослые, которые ну совсем не понимают нас" - это ли не о всех временах и народах? Все дело в том, что со мной все же не случилось "узнавания": я никак не могла представить себе, что такие люди, как наши герои, все-таки есть на самом деле. Да и себя саму такой я почему-то не помню. Возможно, все потому, что не было в моей жизни такого друга, с которым я бы прошла "огонь, воду и огонь с водой в медных трубах"?
Особенно сложно мне дался временной период 15-16 лет, когда герой предстает пред читателем первооткрывателем мира (в котором оооочень важное место - по его мнению - занимает секс). Именно отсюда произрастает его интерес к культурному наследию.
В 21 наш герой уже не мальчишка - ему повстречалась та самая (француженка!), с которой интерес к сексу переходит из теоретической в практическую плоскость. Есть еще Париж, дипломная работа... Мне показалось, что эта часть написана лучше всего.
В 30 лет "не мальчик, но муж" обрастает семьей, и у него есть практически все, о чем может мечтать тридцатилетний. Но ведь не зря он думает об этом в бессонные ночи, мысленно пробегаясь по своему "списку"? Счастлив ли он, тот, что еще несколько лет назад был уверен, что сам принимает решения, касающиеся его жизни?
Книга дает много тем, над которыми можно подумать, но они не кажутся такими уж важными.
Роман, наверное, неплохой, но для меня он ничего не дал, скорее, оставил равнодушной.

Срединный путь

К чему бросаться в крайности; какой в этом шик?! И почему, поддавшись обманчивому соблазну совершать поступки, мы испытываем стойкое ощущение вины?

Пять из шестнадцати, меньше трети. Обычно, встретив своего автора, читаю у него все, до чего могут дотянуться. Джулиан Барнс в личной табели о рангах в статусе гения, но с ним довольно книги раз в год-полгода. Его романы как гномий медленный хлеб, сытости от которого хватает на долгую дорогу, а переедать и в голову не приходит. Барнс не для удовольствия и развлечения. Он чтобы находить точку внутреннего равновесия и настраивать свое звучание на резонанс с мировой гармонией. Спокойно, просто, без надрыва.

"Метроленд" дебютный барнсовский роман. Написан в восьмидесятом, принес автору премию Сомерсета Моэма и стал визитной карточкой в большой литературе. Очень простая вещь. В ней ни постмодернистских изысков "Истории мира в 10, 1/2 главах", ни щемящей горькой нежности "Глядя на солнце", ни оглушительной окончательности "Предчувствия конца", "Простой истории". Написанная от первого лица, хроника взросления в трех главах, каждой из которых соответствует жизненный этап: подросток, юноша, мужчина.

Событийный план сдержанный, чтобы не сказать скудный. Подростки убеждены в собственной исключительности, мечтают о том, как мир ковром ляжет им под ноги, ничего пока толком из себя не представляя. Юноши пробуют жизнь на вкус, находя его приятным, хотя не без горчинки, и понемногу избавляются от иллюзий. Молодые люди в первой поре зрелости понимают, что можно (и нужно) быть счастливыми даже не совершив ничего эпохального. Учатся принимать жизнь и себя такими, какие есть. Простая цельная история, в которой, однако, уже слышен голос будущего Барнса: философа, утешителя и утишителя скорбей. Иногда неожиданно смешного.

Его пес Фердинанд умер вскоре после того, как дядюшка решил, что количество мяса в собачьей еде явно излишне, и стал кормить Фердинанда «съедобной» смесью, которая состояла наполовину из сухих собачьих котлеток и наполовину из древесных опилок. Он бы, наверное, разбавлял водой даже воду для Фердинанда, если бы знал - как.

Источник

Ох уж этот английский англицизм и французский галлицизм! Зарисовки трех этапов жизни главного героя: вот он, будучи юным школоло, на пару с таким же своим приятелем считает себя умнее всех и презирает окружающих, вот он, будучи в аспирантуре, зависает в Париже с бабами и так же презирает окружающих, а вот уже ему за тридцать, и он, женатый, проживает в той же глубинке, где и провел детство, но окружающих презирает при этом уже несколько меньше, так как у него классная жена. Свою речь при этом он обильно пересыпает французскими фразами, словно какой гибрид "Войны и мира" с профессором Выбегалло. Данный синопсис звучит довольно раздражающе, и в итоге все вышеперечисленное оказывается разрушительным для вполне приятной книги. Главный герой несколько противный; его закадычный кореш просто бесит. Тем не менее неплохо прописана ностальгия по подростковым временам и создается даже некоторый эффект погружения. Однако какого-то главного стержня книге отчаянно не хватает, и в итоге она получается ни то, ни се, не слишком милая, не слишком цепляющая, не слишком остроумная, не слишком интеллектуальная - все не слишком.
Ну выросли вы из надутого школия - один в полубуржуа, другой в полуконтркультурщика. И что? Нет, вы - не Пруст. Вы - другое.