После того как Перси Джексон вступает в схватку с могущественным чудовищем-мантикорой, несчастья начинают сыпаться на юношу как из рога изобилия. Монстр похищает подругу Перси – Аннабет. Согласно пророчеству Дельфийского оракула, Аннабет будет спасена, но двое из отважной пятерки, отправившейся на ее поиски, погибнут. И, похоже, зловещему обещанию оракула суждено сбыться, ведь в пути Перси Джексона и его друзей поджидают немыслимые опасности. Но самое страшное испытание ждет их на горе Отрис,...
– Каждый раз для того, чтобы заманить тебя в расставленную Кроносом ловушку, использовали тех, кого ты любишь. Твоя роковая слабость – это личная преданность, Перси. Ты не соображаешь, когда надо кем-то пожертвовать. Ради того, чтобы спасти друга, ты готов принести в жертву весь мир. Для героя из пророчества это очень, очень опасная черта!
Я стиснул кулаки.
– Это никакая не слабость! Если я хочу помогать своим друзьям, это не значит, что…
– Те слабости, что в умеренной дозе хороши, – и есть самые опасные слабости, – сказала Афина. – Со злом бороться нетрудно. А вот с недостатком мудрости… очень, очень тяжело.
– Не суди меня слишком строго, полукровка. Мудрые советы не всегда приятны, но я говорила правду. Ты опасен.
– А вы никогда не рискуете?
Она кивнула:
– Я соглашаюсь на компромиссы. Возможно, ты и впрямь полезен. И все же… твоя роковая слабость способна погубить не только тебя самого, но и всех нас.
– Лука, твой бывший друг, – поправился Посейдон, – когда-то тоже обещал нечто подобное. Он был радостью и гордостью Гермеса. Просто держи это в уме, ладно, Перси? Даже отважнейший может пасть.
– А магией вы ее исцелить не можете? – спросил я у Артемиды. – Ну, то есть… вы же богиня!
Артемида выглядела смущенной.
– Жизнь – вещь хрупкая, Перси. Если Судьбам угодно перерезать нить, я мало чем могу помочь.
Хирон давным-давно говорил мне, что бессмертные скованы древними правилами. Но герой может пойти куда угодно, бросить вызов кому угодно – лишь бы храбрости хватило.
– Немецкие позиции находились дальше от реки.
Доктор Чейз уставился на нее:
– А ты откуда знаешь?
– Я там была, – невозмутимо ответила Зоя. – Артемида хотела показать нам, как ужасна война, как смертные убивают друг друга. И как это все глупо. Это была совершенно бессмысленная бойня.
– Другой выход есть всегда – для тех, кто достаточно умен, чтобы его отыскать.
– Наемники, – с горечью ответила Зоя. – Как это ни отвратительно, многие смертные готовы сражаться за кого угодно, лишь бы им платили.
– Но что же они, не видят, на кого работают? – спросил я. – Неужто они не замечают всех этих чудовищ вокруг?
Зоя покачала головой:
– Я не знаю, многое ли они видят сквозь Туман. Но не уверена, что их бы это волновало, даже если бы они знали правду. Порой смертные бывают ужаснее чудовищ.
– Я думал, солнце – это огромный шар раскаленного газа!
Аполлон хмыкнул и потрепал Нико по голове:
– Эти слухи, видимо, пошли оттого, что Артемида обзывала меня огромным шаром раскаленного газа. Если серьезно, парень, все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть: с астрономической или с философской. Ты говоришь об астрономии? Пожалуйста, но какой в этом интерес? Ты говоришь о том, как люди представляют себе солнце? А вот это куда любопытнее! Солнце несет на себе большую нагрузку… ну, в переносном смысле. Оно согревает людей, растит их урожаи, движет машины, и в его присутствии все выглядит… хм… куда более солнечно. Эта повозка, мальчик, создана из человеческих фантазий о солнце. Она такая же древняя, как сама Западная цивилизация. Каждый день она проезжает по небу с востока на запад, озаряя существование всех этих ничтожных смертных. Повозка – это зримое воплощение могущества солнца, то, как смертные это воспринимают.
Со злом бороться нетрудно. А вот с недостатком мудрости... очень, очень тяжело.
— Ты и вправду сын Посейдона?
— Ну да.
— Значит, ты должен быть отличным серфером, верно?
Я посмотрел на Гроувера, который изо всех сил старался не расхохотаться.
— Ну ты даешь, Нико, я никогда и не пробовал!
Он продолжал задавать вопросы. Много ли я ссорился с Талией, раз уж она дочь Зевса? (На этот вопрос я отвечать не стал.) Если матерью Аннабет была Афина, богиня мудрости, то почему она не придумала ничего лучшего, как грохнуться со скалы? (Тут я с трудом удержался, чтобы не задушить Нико.) Может, Аннабет — моя подружка? (Ох, надо бы скормить этого юного наглеца волкам!)
Неведение - только половина удовольствия. Изысканная боль. Сомнения... кого любишь ты и кто любит тебя?
Все-таки ужасно несправедливо, что Зевс отправил его на сотню лет лечиться от пьянства директором к нам в лагерь. Это было задумано как наказание за дурное поведение мистера Ди на Олимпе, но в конце концов оно превратилось в наказание для всех нас.
— Вы знаете, о каком чудовище идет речь? — спросил я.
— Будем молиться, чтобы я ошибалась. — Артемида взяла свой лук.
— Разве богини могут молиться? — спросил я, потому что действительно никогда не задумывался над этим.
- Вот почему я не использую людей, - сказал Лука. - На них нельзя положиться.
- Они слабы умишком, продажны и склонны к насилию, - ответил Генерал. - Я люблю их.
- Это мы, - сказал он. - Вот эти пять желудей.
- А какой из них мой? - спросил я.
= Маленький, неправильной формы, - высказала предложение Зоя.
— Я твоя должница! — Дважды. — Полтора!
— Гроувер, обуйся сейчас же! — велела Талия. — Ты ее пугаешь. — Эй, у меня копыта чистые!
Даже самых отважных может ожидать падение.
Я никогда не стану слишком взрослым для того, чтобы есть конфеты!
Автобус нырнул вниз и кто-то пронзительно завопил. Может, я сам.
— Выход есть всегда. Для того, кто достаточно умен, чтобы найти его.
— Ух, ты! — пробормотала Талия. — Горячий парень, этот Аполлон.
— Он бог солнца, — напомнил я.
— Я про другое.
toen dit twaalfjarige meisje me vertelde dat ze de godin Artemis was, reageerde ik heel intelligent met de woorden: ‘Eh… oké.'
‘Grover?' Bianca staarde hem aan. ‘Ben jij een halfgod?' ‘Nou ja, een sater om precies te zijn.' Hij schopte zijn schoenen uit om zijn geitenhoeven te laten zien. Ik dacht dat Bianca ter plekke zou flauwvallen. ‘Grover, doe je schoenen weer aan,' beval Thalia. ‘Je jaagt haar de stuipen op het lijf.' ‘Hé, mijn hoeven zijn schoon, hoor!'