Они решают, кем ты должен быть, а затем втискивают и втискивают тебя в это клише, пока не становится по-настоящему больно. А это очень больно.
Ты целый час, а то и больше, разговариваешь с клиентом, а если поставить себе цель, за час о человеке можно узнать очень много, и потом тебе кажется, что ты уже хорошо знаешь его, тебе кажется, что ты понимаешь его. Для меня это милосердная профессия. В противном случае я не хочу ею заниматься. Но затем ты понимаешь — все это ничто. Ничто. Ты едва царапнул поверхность. Ты выяснил ровно столько, чтобы почувствовать свою причастность, ровно столько, чтобы расстроиться, когда все идет не так, но по сути ты не выяснил ничего, а потому и не сумел помочь.
Есть два способа убить себя – самоубийство и безразличие (Симона Вайль)
— Моя система — это отсутствие системы, — ответил Лоренс. — А мои принципы — это отсутствие принципов.
— Звучит весьма беспринципно, — сказал Пол, — и крайне бессистемно.
Неодолимые влечения возникают сами по себе, и потом мы не можем от них избавиться: разум тут не работает.
Перелистывая в уме свой личный словарь, Роберт пришел к выводу, что не существует слова для обозначения человека, к которому испытываешь особую привязанность, не обремененную романтическими оттенками. Он поразился бедности языка.
Видишь ли, мужчинам нравится ирония, потому что она имеет прямое отношение к превосходству, к чувству власти, ко всем тем вещам, которые у них есть от рождения. Женский смех и мужской смех не похожи друг на друга. Не думаю, что ты вообще можешь понять смех женщин: он всегда связан с освобождением, с избавлением от неволи. Даже сам характер смеха иной, женский смех мало напоминает тот лай, который раздается, когда мужчины хохочут в компании.
Мне кажется, что ты совершенно не понимаешь сути дружбы. Мужчины ее, как правило, не понимают. Как только у них складываются с женщиной по-настоящему дружеские чувства, они сразу теряют над ними власть и переводят их в романтическую плоскость. И тогда все распадается.
Вы все одинаковые. Все без исключения. Люди решают, кем ты должен быть, а затем втискивают и втискивают тебя в это клише, пока не становится по-настоящему больно.
Люди не могут себе позволить выглядеть в Рождество несчастными. В любое другое время года – пожалуйста, но если человек несчастен в Рождество, то в глубине души он понимает, что несчастность его абсолютна.
Есть два способа убить себя: самоубийство и безразличие.
Нельзя предполагать, будто люди станут вести себя именно так, как ты хочешь, чтобы они себя вели. Жизнь хаотична. Случайна.
То, что люди в литературе называют иронией, в реальной жизни называется болью, непониманием, несчастьем.
Родина может быть самым странным местом на свете.
Мы никогда не постигнем истину, потому что слишком заняты бесконечными уступками. И наступает такой момент, когда ты перестаешь говорить, что думаешь, а говоришь то, что другой хочет услышать. И к каждому контексту ты приспосабливаешь новую истину.
Порой, после долгого отсутствия, ты возвращаешься в место, с которым у тебя связаны болезненные ассоциации, а такое возвращение всегда чревато непредсказуемыми ощущениями. У тебя есть определенные ожидания: что конкретная улица, или комната, или кафе вызовут у тебя определенное чувство, и ты удивляешься, когда этого не происходит. Но еще удивительнее та внезапная боль от видов или мест, про которые ты никогда бы и не подумал, что они обладают способностью столь сильно ранить.
— Полагаю, университет играл важную роль в вашей интеллектуальной жизни?
— Да, играл. Именно там мы обычно покупали сандвичи.
Слово может быть смертельным оружием. Одно слово может разрушить работу миллиона других. Неуместное слово может погубить что угодно: семью, брак, дружбу.
Мне кажется, что все наши действия определяются исключительно случаем или, как я предпочитаю говорить, везением. Так называемая свобода выбора, все эти якобы ответственные решения — мы принимаем их под влиянием обстоятельств, над которыми не имеем ни малейшей власти. Осознайте этот факт, и вы окажетесь ближе к пониманию жизни. Человек, который это осознает, является поистине везучим человеком.
Вы должны думать, думать, думать о том, что творится вокруг вас. Думать, пока от усилий и от тревог не заболит голова. Знаете, думать — это не всегда опасно. Это убило Робина, но вас это не убьет.