«…Замысел „Монахини“ (1760) вызревал постепенно под влиянием сенсационных разоблачений тайн, скрытых за монастырскими стенами, случаев дикого изуверства, особенно участившихся в конце 50-х годов XVIII века, во время очередного столкновения между сторонниками ортодоксальной римской церкви и янсенистами. Монастырский быт стал предметом общественного обсуждения. Дидро принял в этом самое активное участие…»
Это не "Монахиня", а просто какая-то "Золушка во Христе". Злая, нет, не мачеха, а мать отправила дочурку в монастырь, дабы та не разевала рот на чужой каравай, то бишь, не питала надежд по поводу наследства, которое целиком и полностью должно отойти ее двум старшим сестрам. Маменька, будучи в браке, нагуляла дитятко, но факт измены всячески скрывала, но ее муж все равно, как те пчелы, что-то подозревал по этому поводу. Вот и получилось, пока одна скрывала, а другой подозревал, страдала ни в чем не повинная девушка. Она, вроде как, не просилась на этот свет и не ей нести бремя совершенного ее матерью поступка. Но кто ее спрашивал-то...
Читаешь, и в голове крутится одна и та же мысль - дикость! Просто дикость какая-то! Запереть родную дочь в монастыре, против ее воли, запугать ее тем, что, если она решит сбежать из него, то маменьке на небесах не будет покоя, так как грех ее не будет искуплен - это ж кем надо быть? О времена, о нравы.
Мало Сюзанне несознательных родителей, злых сестриц и всякого рода пыток и истязаний. Дада, именно пыток. А вы что думали? Женский коллектив, да еще и в закрытом пространстве... Такие дела. Казалось бы, несчастная девчушка уже всякого повидала в жизни, дык, нет. Следующим сюрпризом жизнь ей подкинула харассмент в монастырских реалиях. Нет покоя бедной невинной овечке, все ее хотят... то побить, то приласкать, ага.
Концовка "Монахини" слегонца удивила. В общем-то, этот момент стал решающим в моей конечной оценке этого романа, так как до финала я склонялась к нейтральной отметке, но, дочитав, поставила положительную.
Это не "Монахиня", а просто какая-то "Золушка во Христе". Злая, нет, не мачеха, а мать отправила дочурку в монастырь, дабы та не разевала рот на чужой каравай, то бишь, не питала надежд по поводу наследства, которое целиком и полностью должно отойти ее двум старшим сестрам. Маменька, будучи в браке, нагуляла дитятко, но факт измены всячески скрывала, но ее муж все равно, как те пчелы, что-то подозревал по этому поводу. Вот и получилось, пока одна скрывала, а другой подозревал, страдала ни в чем не повинная девушка. Она, вроде как, не просилась на этот свет и не ей нести бремя совершенного ее матерью поступка. Но кто ее спрашивал-то...
Читаешь, и в голове крутится одна и та же мысль - дикость! Просто дикость какая-то! Запереть родную дочь в монастыре, против ее воли, запугать ее тем, что, если она решит сбежать из него, то маменьке на небесах не будет покоя, так как грех ее не будет искуплен - это ж кем надо быть? О времена, о нравы.
Мало Сюзанне несознательных родителей, злых сестриц и всякого рода пыток и истязаний. Дада, именно пыток. А вы что думали? Женский коллектив, да еще и в закрытом пространстве... Такие дела. Казалось бы, несчастная девчушка уже всякого повидала в жизни, дык, нет. Следующим сюрпризом жизнь ей подкинула харассмент в монастырских реалиях. Нет покоя бедной невинной овечке, все ее хотят... то побить, то приласкать, ага.
Концовка "Монахини" слегонца удивила. В общем-то, этот момент стал решающим в моей конечной оценке этого романа, так как до финала я склонялась к нейтральной отметке, но, дочитав, поставила положительную.
Мне понравилось. Таки да. Понравилось однако не техническими приемами, к которым прибегает автор, не моралью, которую нужно почерпнуть, не героями, или в данном случае героинями, ничем подобным. Эта книга мне запомнится тем, какие эмоции вызвала. С первых страниц "Монахини" меня обуяла злость. Причем не злость к религиозникам: к церкви у меня давно сложившееся нейтральное отношение - не моя стезя, но и лезть с возмущениями не пытаюсь. Злость была вызвана конкретно теми женщинами, конкретно из того монастыря, конкретно настоятельницами-деспотами, у которых либо не было призвания быть монахинями, либо в душе которых вера переросла в фанатизм. Злость была вызвана конкретно родителями, которые жили в грехе и заставили за него расплачиваться невинную дочь. Кароч, всё очень плохо.
Дидро написал "Монахиню", чтобы показать тайны монастырской жизни в 18 веке. Ясное дело, что 21 век сейчас далек от тех зверств, которые могли быть тогда. Сейчас и в монастырь не так легко попасть, а вылететь оттуда проще простого. Однако, количество боли и страданий чересчур зашкаливает на страницах. Ведь если Сюзанне так не везло с настоятельницами, это не значит, что все монастыри использовали такие зверские методы - ведь по сути жизнь монахинь в те времена была более сытой и спокойной, чем за пределами их "тюрем". Нет, для меня эта книга точно не о тягостях жен господних, для меня это книга о пожизненном заключении, об одиночестве и нежелании мириться с участью быть отрезанной от внешнего мира. Мне кажется, в этом весь Дидро.
Посадите человека в лесную глушь - он одичат; в монастыре, где заботы о насущных потребностях усугубляются тяготами неволи, еще хуже того. Из леса можно выйти, из монастыря выхода нет. В лесу ты свободен, в монастыре ты раб.
Мне страшно представить, что бы было со мной-любимой, попади я в эту клетку с сотнями птиц. Не знать, что творится за стенами этой клетки, обречь себя на послушание, целомудрие и смирение. Жить к обществе одних женщин - самом худшем коллективе в мире. Неудивительно, что Сюзанне так везло на помешанных.
В общем, меня книга зацепила. Конечно, кое-где Дидро попросту перегнул палку, но в этом он не проигрывает, иначе бы книга не оставила такого впечатления после себя.
P.S.: Кстати, мне одной показалось, что такая жертва писательского аборта, как "Вероника мешает умереть" появилась, от навеивания "Монахиней"? О.о
Чудесная, чудесная книга. Чудесна даже не содержанием, языком и прочими ингредиентами, которые делают хорошую литературу хорошей, а тем, как сильно менялись мои эмоции во время прочтения: интерес, увлечение, удивление, изумление, недоумение, непонимание, злость, веселье и дальше уже "ржунимагу". Книгу мне насоветовала подруга, ей я писала смски по ходу прочтения, думаю, опубликование той переписки могло бы составить неплохое дополнение к сему опусу. Далее есть спойлеры.
Юная девица против своей воли попадает в монастырь и вынуждена оставаться там практически без вариантов выбраться на волю. Стоит только почитать, чего иногда стоит пожить в бабском коллективе в замкнутом пространстве - тут уж поневоле лучше к тамбовскому волку упорхнуть без оглядки. Издевательств изощреннее, наверное, даже в российской армии не придумали. Далее ей удается таки сменить место дислокации и перебраться в другой монастырь. Здесь вроде бы все хорошо, не такие строгие правила, можно пофилонить, тебя все любят. Особенно ее любила настоятельница монастыря, залюбила практически во всех смыслах. Меня бесило, что 20-летняя девица, пусть даже воспитанная в строгости, не находила странным, что ее раздевают, везде целуют, трутся об нее, часто дышат и всяко разно еще свою любовь выражают. Нет, это же просто доброта, сочувствие, сострадание к ней, стремление помочь забыть ужасы, которым она подверглась в другом бабском коллективе. В конце концов, девице нашей рассказывают, что это все-таки нехорошо, когда тебя так сильно любят, и она сбегает таки с монахом. Дальше я ржала в голос: МОНАХ начал к ней приставать прямо в повозке, едва отъехав от монастыря, и только ИЗВОЗЧИК заступился за ее честь. Извозчик подрался с монахом :) Ну а потом долгие скитания, когда ей не давали проходу ни мужчины ни женщины... Хоть бы посмотреть на такую красоту неземную :)
В общем, оценка моя колебалась от высокой до низкой, в итоге поставила среднюю :) Не буду ставить крест на Дидро из-за одной дуры, которая получилась у него в книге.
Впервые прочитав "Монахиню" в 12-летнем возрасте ("Монахиня" осуществила довольно сильное вмешательство в психику мальчика, вдолбив в его голову мысль по поводу того, что никто не имеет права диктовать ему условия касающиеся его собственной жизни - ни бог, ни отец и не государство) при повторном прочтении еще раз убедился в том, что может привлекать юного читателя. Произведение действительно кажется детским, несмотря на совсем недетский сюжет и важные вопросы, затронутые автором. В "Монахине" существует четкое разделение на добро и зло. Помимо того, что подобное видение мира присуще главной героине в ее неполные 20 лет, отпечаток накладывает еще и тот факт, что она практически в течении всего повествования находится в состоянии войны. Либо ведет ее, либо к ней готовится, либо находит еще какие-то внутренние терзания.
Дидро пытался нарисовать чистый образ невинной девушки и это ему удалось. Парадоксальным для себя образом обнаружил у главной героини несокрушимую веру в бога, чему в детстве не придал особого значения. Это объяснимо, ибо в юном возрасте не задаешь себе вопросов по поводу возможности сохранения подобной девушки в первозданном виде, слова автора воспринимаются на веру. Главная героиня следовала христианским правилам с фанатичной точностью и даже умудрялась не допускать греховных мыслей. Технология сего процесса лично для меня загадочна, но Дидро посвятил этой теме отдельный семинар, долго разглагольствуя о недопустимости пагубных знаний. Сие не очень вяжется с Евой и женской природой в принципе, но на сей раз я ни на минуту не забывал, что читаю все же мужчину за 40. Тем не менее, снимаю шляпу перед автором, сумевшим сохранить некую часть самого себя, которую без особых проблем можно выдать за юную девицу.
Именно благодаря христианским правилам главная героиня пришла к выводу, что не должна быть монахиней. Сей парадокс занятен, необычен и на нем фактически строится весь сюжет. Мы можем прийти к богу только удаляясь от него. Монастырь в те годы выглядел более привлекательно, мы слышим мнение простого народа по поводу того, что "монахини там живут на всем готовом", но главная героиня стремится к мирской жизни, хотя толком о ней ничего не знает. Она уверена в своих силах - в своей привлекательности, которая позволит ей достойно выйти замуж (она вообще находится только в двух состояниях - когда все с ней носятся, тискают ее, обожествляют и когда все над ней глумятся. Это все подразумевает отсутствие равнодушных к ее персоне), сыскать пропитание игрой на клавесине - да и вообще, без обиняков, главная героиня не пропускает момент объявить о том, что она самая умная и красивая. Скромность не является ее отличительным качеством, хотя она и старается.
Вера в бога главной героини построена на выполнении определенного набора правил. В этом она хорошо разбирается - знает наизусть монастырский устав и учит других этими знаниями пользоваться. Честность подразумевает в ней никудышнего дипломата. Тем не менее, девушка всячески ловчит и лукавит - она и не может по-другому, ибо слишком хорошо понимает процессы - грех не воспользоваться этим знанием. Но честность один из ее пунктов, а посему она не может соврать и поклясться именем божьим. Вера и изолированное пространство монастыря смогли хорошо скрыть все недостатки девушки и поэтому она выглядит практически святой. Самый тяжкий грех, на который она способна - это подслушать чужой разговор. Разумеется, образ надуман, но Дидро позаботился буквально обо всем. Чего стоит заключение, где героиня перечитывает собственные записи и обвиняет себя в кокетстве. Злопыхатели и здесь обломались - она их опередила.
Обличение слуг божьих - основная тема произведения и Дидро часто обвиняют, что героиня слишком умна для своего возраста, а тем более - половой принадлежности. Однако в логическом смысле произведение безупречно. Концептуальные высказывания по поводу церкви и государственной власти переданы главной героиней со слов других людей, которые вполне могли это и произнести. Откровенно богохульского пока мало, ибо автор не достаточно еще на этом набил руку.
Дать обет бедности – значит поклясться быть лентяем и вором. Дать обет целомудрия – значит обещать Богу постоянно нарушать самый мудрый и самый важный из его законов. Дать обет послушания-значит отречься от неотъемлемого права человека – от свободы. Если человек соблюдает свой обет– он преступник, если он нарушает его – он клятвопреступник.
Ну, тогда остается надежда на то, что ворота монастыря когда-нибудь распахнут, что люди откажутся от безрассудства и перестанут заточать в склеп юные создания, полные жизни; что монастыри будут упразднены; что в обители вспыхнет пожар, что стены темницы падут; что кто-нибудь придет на помощь.
Да, у каждого из нас есть свой монастырь. Но что-то мне подсказывает, что помощи от кого-то, чтобы из него вырваться, не дождешься.
p.s. Хотел воспользоваться простой инструкцией Дидро
Все, что я здесь пишу, – все это правда; а то, что я могла бы сказать еще, не уклоняясь от истины, либо выпало из моей памяти, либо заставило бы меня покраснеть, запятнав грязью эти страницы.
Человек создан чтобы жить в обществе; разлучите его с ним, изолируйте его - и мысли у него спутаются, характер ожесточится, сотни нелепых страстей зародятся в его душе, сумасбродные идеи пустят ростки в его мозгу, как дикий терновник среди пустыря. Посадите человека в лесную глушь - он одичает; в монастыре, где заботы о насущных потребностях усугубляются тяготами неволи, еще того хуже. Из леса можно выйти, из монастыря выхода нет. В лесу ты свободен, в монастыре ты раб.
Заточение в монастырь встречается во многих произведениях, да и вообще знакомо нам из истории как форма наказания, но, как правило, мы имеем дело с голым фактом. Заточили в монастырь. Точка. А дальше что? А вот что дальше, Дени Дидро как раз нам и поведает в своем романе «Монахиня».
Юную Сюзанну с раннего детства выделяют среди сестер, причем далеко не в лучшем смысле этого слова. Она красивая, талантливая, добрая и скромная девушка, но – увы – почему-то в семье всегда является объектом разнообразных нападок. Апогеем семейной травли стал монастырь, куда ее насильно отправили, чтобы она, не дай бог, не вздумала претендовать на семейное наследство, распределенное меж ее сестер, которых заботливо выдали замуж. Почему так вышло? Все просто, Сюзанна – плод связи своей матери с другим мужчиной. При этом у ее матери получается как-то так, что Сюзанна теперь призвана оправдывать всю семью перед богом за ее грех. Еще более странно, что, узнав эту тайну, Сюзанна покорно соглашается с этим бредом.
Небольшое отступление – чего в этом романе не хватало с самого начала, так это обреза, из которого следовало бы уложить заботливую мамочку, а потом приложить им Сюзанну по голове (ну, немножечко), чтобы она выбросила оттуда мысль, что раз ребенок незаконнорожденный, то это нормально, обращаться с ним как с дерьмом.
Поехали дальше. Итак, Сюзанна попадает в монастырь и вскоре устремляет все силы на то, чтобы разорвать данный обет. Монашеская жизнь ей поперек горла. Окружающие ее монахини и священники недоумевают – Сюзанна свято верует в Бога, тщательно исполняет все свои обязанности, прилежно молится, но при этом отчаянно желает вырваться из монастыря. Почему? Она не чувствует призвания. Она – заключенная. Эта судьба – не для нее. Ей нужна свобода, за которую она готова жить в нищете.
Но это все красивая философия, и удивления достойно, как Сюзанна руководствовалась ей при том, что с ней происходило в монастырях – сначала в одном, потом в другом.
Припомните свои школьные времена или произведения об оных, если вам посчастливилось не стать свидетелем, участником и тем более жертвой травли. А теперь умножьте безрассудную детскую жестокость раз так в десять и попробуйте вообразить, что пережила Сюзанна, когда остальные монахини под предводительством настоятельницы подкладывали ей раскаленные предметы, буквально ходили по ней, хладнокровно смотрели, как девушка истекает кровью – вечно с разбитой головой, изрезанными руками, - морили голодом и холодом, с воодушевлением поглядывали, как Сюзанна стоит у колодца, надеясь, что вот-вот она бросится вниз. А все потому, что в нее вселился бес – ну, не иначе, раз она хочет сложить с себя обет.
Наконец, Сюзанну переводят в другой монастырь, но если хрен и слаще редьки, то совсем ненамного, потому что жестокости одной настоятельницы сменяются настойчивыми домогательствами другой. Причем наивность Сюзанны такова, что до нее далеко не сразу доходит смысл происходящего, что заставляет, ну, прямо скажем, прикладывать руку к лицу.
Тем временем она приподняла мой нагрудник и положила руку на мое голое плечо, причем кончики ее пальцев касались моей груди. Казалось, ей было душно, она тяжело дышала. Рука, лежавшая на моем плече, вначале его сильно сжала, потом ослабела, как бы обессиленная и безжизненная, голова ее склонилась к моей. Право, эта сумасбродка была наделена необычайной чувствительностью и сильнейшей любовью к музыке.
Вот такой роман. Вот такая жизнь. А основная мораль такова:
Лучше убейте свою дочь, но не запирайте в монастырь против ее воли.
Разве монастыри так уж существенно необходимы для всякого государственного устройства? Разве это Иисус Христос учредил институт монахов и монахинь? Разве церковь не может обойтись без них совершенно? Зачем нужно небесному жениху столько неразумных дев, а роду человеческому — столько жертв? Неужели люди никогда не поймут, что необходимо сузить жерло той бездны, где гибнут будущие поколения? Стоят ли все избитые молитвы одного обола, подаваемого бедняку из сострадания? Может ли бог, сотворивший человека существом общественным, допустить, чтобы его запирали в келье? Может ли бог, создавший его столь непостоянным, столь слабым, узаконивать опрометчивые его обеты? И разве могут эти обеты, идущие вразрез со склонностями, заложенными в нас самой природой, строго соблюдаться кем-либо, кроме немногих бессильных созданий, у которых зародыши страстей уже зачахли и которых по праву можно было бы отнести к разряду уродов, если бы наши познания позволяли нам так же легко и ясно разбираться в духовном строении человека, как в его телесной структуре? Разве мрачные обряды, соблюдаемые при принятии послушничества и при пострижении, когда мужчину или женщину обрекают на монашество и на несчастье, — разве они искореняют в нас животные инстинкты? И, напротив, не пробуждаются ли эти инстинкты, благодаря молчанию, принуждению и праздности, с такою силой, какая неведома мирянам, отвлекаемым множеством развлечений? Где можно встретить умы, одержимые нечистыми видениями, которые неотступно преследуют их и волнуют? Где можно встретить глубокое уныние, бледность, худобу — все эти признаки чахнущей и изнуряющей себя человеческой природы? Где слышатся по ночам тревожные стоны, а днем льются беспричинные слезы, которым предшествует беспредметная грусть? Где природа, возмущенная принуждением, ломает все поставленные перед нею преграды, приходит в неистовство и ввергает человека в такую бездну разврата, от которой нет исцеления? В каком другом месте и печаль, и злоба уничтожили все общественные инстинкты? Где нет ни отца, ни брата, ни сестры, ни родных, ни друга? Где человек, считая себя явлением временным и быстропреходящим, относится к самым нежным узам в мире, как путник относится к встреченным в пути предметам, — без всякой привязанности к ним? Где обитают ненависть, отвращение и истерия? Где живут рабство и деспотизм? Где царит неутолимая злоба? Где тлеют созревшие в тиши страсти? Где развиваются жестокость и любопытство? «Никто не знает истории этих убежищ, — говорил впоследствии г-н Манури в своей речи на суде, — никто не знает ее». «Дать обет бедности, — добавлял он в другом месте, — значит, поклясться быть лентяем и вором. Дать обет целомудрия — значит, обещать богу постоянно нарушать самый мудрый и самый важный из его законов. Дать обет послушания — значит, отречься от неотъемлемого права человека — от свободы. Если человек соблюдает свой обет — он преступник, если нарушает его — он клятвопреступник. Жизнь в монастыре — это жизнь фанатика или лицемера».
Лучше убейте свою дочь, но не запирайте в монастырь против ее воли.
Вы обладаете приятной внешностью, умом, талантами, но говорят, что все эти качества ничего не дают в соединении с добродетелью
Сколь прискорбно быть монахом или монахиней, не имея к тому призвания!
...если я не постыдилась совершить поступок, почему же мне краснеть, признаваясь в нем?