Кире МакВаррас будущее казалось прекрасным и безоблачным: любимый университет, лучшая подруга рядом, отличные перспективы в карьере и желание брать от жизни по полной программе. Все меняется в один день — ее увозят на историческую родину, в закрытый мир, где дочерям воинов уготована весьма конкретная роль и нет даже шанса противостоять тем, кто умнее, быстрее, сильнее. Это они так думали — быстрые, сильные, наделенные сверхразумом и руководствующиеся исключительно правом сильнейшего тар-эны. Но...
есть нормальные парни, а есть коллекционеры. И если первые держат язык за зубами, то вторые получают удовольствие, делясь подробностями своих побед.
материнство переворачивает мир женщины с ног на голову. И с первым криком младенца, мир меняется, чтобы уже никогда не стать прежним… Потому что весь его центр смещается до маленького розового комочка, своим криком оповещающего вселенную, что вот он, уже родился…
... все тревоги оставлять в дне прошедшем. Вот я и оставляла, всегда. Что бы ни случилось, просыпаясь, я верила, что все будет хорошо.
Она всегда так: кажется, что не сможешь, что от боли сейчас ляжешь и умрешь на месте, но стоит встать и пойти, и силы откуда-то берутся. Не знаю почему так, но тут главное - не сдаваться, не лежать и не жалеть себя, и всё получится.
Нестабильный атом, как же все просто и легко. Даже жалко его стало, но не до такой степени, чтобы прекратить.
И вот картинка – обнаженный парень на моей постели и еще масса местами одетых рядом тусуется. Жаль, Мики нет, ей бы понравилось.
Дьяр красовался в дико откровенных стрингах, представляющих собой ярко-алый мешочек на завязочках. Каюсь, надевала-таки не я, надевал Наска, потому что иначе правый тень шипел и ругался, но выбирала из вороха эротического белья именно я. Самые-самые развратные выбрала. И татушки разной степени яркости клеила на него также я, потому что в тот эпический момент Наска просто беспардонно ржал, не в силах остановиться. Результатом наших трудов праведных и не очень был Дьяр, в классных стрингах и разукрашенный татушками с симпатяшными животными, цветочками, единорогами, бабочками и всем, на что моей фантазии хватило.
Воин, все отчетливо слышащий, вновь набросился на двери. Двери на него не возбудились.
«Девчонка опасссна, нам нужна Киара… только Киаррра… нам… нужнасссссс…» Резкий поворот – и я уловила взгляд… Взгляд, но отец стоял спиной ко мне, а глаза, полные тьмы, смотрели из его головы, прямо из черных, собранных в хвост волос.
Пользовалась только собственными шампунем и мылом, хотя на полочке имелось разновидностей двести всякого моющего барахла, но… кто в полевых условиях жил, тот непонятный тюбик никогда не возьмет. Тем более что чувство юмора у кадетов всегда было… интересным.
Добрела до ванной, быстро вымылась, вернувшись в спальню, обнаружила белую ночную рубашку. Ее женщины сразу принесли, еще была обувка, какие-то украшения и что-то там еще, но мы потом напились, и нам стало не до этого всего, и вещички были заброшены в шкаф… но мы промахнулись. В итоге обнаруживаю одну босоножку на шкафу, вторая застряла в цветочном горшке, который был закреплен над окном… да, у кого-то из девушек с прицелом совсем плохо.
Что бы ни случилось, просыпаясь, я верила, что все будет хорошо.
Ранее страсть никогда не туманила мой разум вообще, и я даже не подозревал, что такое может происходить с выдержанным и рассудительным мной.
Появляешься, когда не ждал, исчезаешь, когда так нужна, и умудряешься скрыться там, где, казалось, для меня нет ничего неизвестного.
В смысле пойду я, мне уже пора. А в ответ услышала злое: – Нет! – Что? – не сообразила я. Мои ручки отпустили, его ручищи, уже обе, сжали талию, и это синеглазое чудо повторно сообщило: – Нет! – Что? – Да, я не оригинальна, знаю. – Да по какому праву ты… Улыбка, такая спокойная, в которой так много чувства превосходства, и очень вежливое: – По праву воина, женщина. По праву сильнейшего. По праву мужчины, который был у тебя первым и останется единственным.
Рассмеялся, с какой-то нежностью глядя на меня. – И что смешного? – вспылила я. – Ты, – просто ответил он. Обиженно смотрю на воина, он с улыбкой на меня. Под этим снисходительным взором чувствую себя несмышленым ребенком, а еще почему-то очень любимым несмышленым ребенком. И вот как на него такого злиться? Может, его с мамой познакомить? Вроде он нормальный, временами…
– Есть лифчик, – сказала я, протягивая руки к застежке, – и нет лифчика! И кто тут с приступом бешенства? На мой взгляд, этим больше воины страдают. И пока Нрого рычал своим приказ исчезнуть, а Ар пытался задвинуть меня себе за спину, видимо, честь мою охраняя, я с удовольствием за его спину задвинулась и беспрепятственно рванула в спальню. Обнаженная женская грудь воинской сообразительности была явной помехой, и они врубились в происходящее, только когда я дверь перед их носами закрыла, а после еще и шкаф к ней придвинула.
Он, продолжая все так же загадочно улыбаться, чуть кивнул, но уже ничего не сказал, просто стоял, смотрел на меня и улыбался. Чувствую себя невероятным призом, который только что выиграли, а поверить в это еще не могут.
Потому что единственная – это часть воина. Когда больно единственной – воину больнее. Когда гибнет единственная – гибнет и воин.
И в то же время взвалив на меня такую ответственность, что теперь даже страшно как-то. И жалко его… это надо же, как «одарили» его боги… За такой «подарочек», как я, следует вообще от веры отречься.
потому что быть для такого мужчины единственной – это… волшебно.
«Значит, если она захочет уйти, ты ей позволишь?» – Я сделаю все, чтобы она захотела остаться.
Молчание. Долгое, напряженное, а затем решительный ответ: – Я верну ее сам.
«Мужик, секс еще не повод для знакомства»
Оно всегда так: кажется, что не сможешь, что от боли сейчас ляжешь и умрешь на месте, но стоит встать и пойти, и силы откуда-то берутся. Не знаю, почему так, но тут главное – не сдаваться, не лежать и не жалеть себя, и все получится.