Вы живете, ни над чем не задумываясь, ничего не стараясь понять. Живете как живется. Не спорьте со мной «Вы говорите, что вы барахтаетесь. Но чего стоит ваше барахтанье? Будьте искренни с самим собой хоть одну секунду, и вы увидите, что я говорю правду.
Подумайте, например, о том, какое количество времени, в сравнении со всем остальным, вы отдаете на то, чтобы понять происходящее, на поиски смысла жизни. И вы увидите, что это время ничтожно мало. Так, иногда, подумаете между прочим. Все ваше время занято или делом, или развлечениями, или разговорами, или мечтаниями, приятными мыслями или неприятными мыслями, раздражением, страданием. На поиски смысла жизни ничего не остается.
поймите, чего вам недостает, чего нужно желать и в чем нужно измениться. Научитесь быть недовольным собой. Вы слишком довольны. Вам не нравится то, что с вами случается, а на себя самого вы не умеете посмотреть и не хотите.
Нужно искать. Кто не ищет, ничего не найдет. Само ничто не придет.
Мне нечего бояться, так как нечего терять, и ничего не может быть хуже, чем сейчас.
– Почему это так?
– Я не знаю. Но у меня такое ощущение. Из всех мужчин, которых я знаю, я не мог бы увлечься ни одним. Я даже иногда думаю, что если бы у меня была сестра, я не мог бы пожелать ей в мужья ни одного из моих товарищей или знакомых.
– Как это странно, – смеется она, – обыкновенно мужчины всегда так уверены в превосходстве мужчин.
– Ну нет. Я считаю женщин высшей кастой сравнительно с мужчинами. И это совершенно понятно: целыми тысячелетиями женщины были в привилегированном положении.
– Ну что, вы скоро поедете в Австралию? – спрашивает Зинаида, с улыбкой взглядывая на Осокина.
– Вы знаете, что я никуда не поеду.
Зинаида смеется и дергает его за рукав.
– Я вам никогда не прощу, – говорит она. – Если бы вы только знали, до какой степени вы меня злили вашей Австралией! Мне часто даже хотелось вас ударить! Мужчины ужасно глупы в таких случаях. По-моему, женщина совершенно ясно показывает, что она интересуется им, если она соглашается каждый день видеть его, проводить с ним, в сущности, все время, придумывает разные способы встретиться с ним. И в благодарность за все это мне все время преподносились мечты об Австралии! Нет, мой милый, вы были восхитительны. И я хочу, чтобы вы мне теперь рассказали про Австралию.
-У вас какоето смешное самолюбие. Почему вы не хотите сделать так, как вам предлагали недавно? Я знаю это. Вам нужно на время забыть, что вы поэт, и поступить на службу. Это очень легко сделать.
– Милая, вы не понимаете, что это совершенно невозможно.
– Почему же невозможно? Служат же другие! Вечером вы можете писать стихи… Вы должны понять, что этим жить нельзя. Разве много людей, которые понимают ваши стихи?
-Для вас, может быть, это странно слышать, но факт в том, что иногда я вижу людей, идущих по этой улице, которые хотели бы прийти ко мне, но они не могут найти мой дом. Вот почему я говорил вам до этого, что вы, может, захотите прийти ко мне снова, но не будете в состоянии это сделать.
– Что случается с теми людьми, которые не могут найти ваш дом?
– О, у них имеются и другие возможности, но вы должны понимать, что каждая возможность – более трудная, чем предыдущая: времени все меньше и меньше.
Даже странно, до какой степени у нас непрочны в памяти разные впечатления. Они сохраняются в памяти только благодаря постоянному повторению. Повторение прекращается, и они исчезают.
Поймите, что правильно пожелать - значит получить.
Осокин слушает эти слова как завороженный. Перед ним вереницей бегут картины, в которых ему странно самому себе сознаться: утро в гимназии, когда он читал про себя эту сказку, чтобы доказать себе, что он жил раньше, и все его мысли и ощущения, когда жизнь в гимназии ему казалась прошлым, а теперь, в Париже, – будущим. Что же это значит? Ему кажется, что если бы он хоть на мгновение смог задержать эти мысли, он бы все понял. Но они бегут так быстро, что он ничего не успевает схватить, и у него остается только общее ощущение, что все перевертывается: прошлое делается будущим, а будущее – прошедшим.
Если бы он смог или решился посмотреть на будущее, как на прошлое, то увидал бы его как вчерашний день.
– А разве нет других путей? – спрашивает Осокин.
– Вы имеете в виду пути, на которых нет необходимости жертвовать? Нет, таких путей нет, и вы не понимаете то, что сейчас спрашиваете. Вы не сможете иметь результатов без причин. Жертвуя, вы создаете причины. Существуют разные пути, но отличаются они только по форме, напряженности и итогам жертвы. В большинстве случаев надо отказаться от всего сразу, не ожидая ничего. У дервишей есть одна песня, которая поется так: «Сквозь четыре самоотречения. Взойди к совершенству. Живи жизнью без сожалений. Не ожидай наград в небесах».
– Ну и что же, у вас там, за границей, было много поклонников? – спрашивает он.
– Много, – смеется она, – только все ненастоящие.
– А какая разница между настоящими и ненастоящими?
– Настоящие – это такие, которые не только хотят меня видеть, но которых и я хочу видеть. Понимаете?
– Вполне. Ну, а ненастоящие – это те, которых вы не хотите видеть?
– Нет, почему? Мне все равно. Иногда, конечно, это «все равно» превращается прямо в неприятное чувство. Но это когда они очень надоедают. Несколько раз мне приходилось прямо спасаться.
Через полтора года. Осокин живет в Москве. Сначала он надеялся заработать денег и вернуться в Париж, но все складывалось неудачно, и в конце концов он стал жить со дня на день, то ожидая, что сама собой придет какая-то перемена, то переставая ждать чего бы то ни было. Он давал уроки французского языка. Потом вспомнил, что был первым учеником в известной фехтовальной школе в Париже, и стал давать уроки фехтования. Кроме того, он пишет стихи, но не хочет печатать их. Иногда выставляет в магазине на Кузнецком мосту и продает маленькие акварели. Больше всего он мечтает теперь уехать куда-нибудь – в Австралию или Новую Зеландию – и начать жизнь сначала.