У каждого из нас – свой путь. Но не у всех он легок, особенно если приходится исправлять долги своих предков. Прошло пятьсот лет, но эти долги по-прежнему давят на твой огненный род, раз за разом возвращая тебя в земли драконьего Владыки. Эти земли стали пустыней из-за преступлений твоего предка, и хватит ли у тебя сил, чтобы переломить судьбу и выбрать правильный путь? Правильный путь никогда не бывает легким. Но ты ведь знаешь это, огненная принцесса?
Чем упрямей сталь, тем крепче клинок.
Имеет война всегда две стороны, победу и поражение, и тяжело поражение, но и его нужно принимать честно.
Невозможно остановить того, кто хочет уйти.
Там, где дружба и симпатия заставляют отдать последнее, политика велит воткнуть нож в спину и провернуть, чтобы урона больше нанести.
Воистину в отношении людей, к которым мы неравнодушны, у нас отшибает рассудок.
Жизнь слишком хороша, чтобы тратить ее на переживания
– Милая, – заявил он неподражаемо торжественным тоном, – мир не видел большего подкаблучника, чем я. Тебе всего лишь надо меня слушаться.
Можно сто раз повторить себе, что слова не значат ничего, можно знать, что не нужно им верить, – но они не перестанут ранить страшнее любого оружия, двадцать тебе лет или восемьдесят, юнец ты или один из сильнейших магов в мире. Можно открыть сердце, получить в ответ ложь – и уйти, потому что нет больше сил добиваться правды.
Завтра я сначала убью Люка. Потом прощу, конечно. И выйду за него замуж.
Что ни говори, дружище, а женщины делают нас больными.
— Ваша светлость!
— Да, Доулсон, – лениво отозвался Люк, и не подумав приподняться. – Обрадуйте меня, скажите, что у вас прошел ревматизм или язва желудка.
— Увы, нет, милорд, – грустно сказал Доулсон-младший, – но, с другой стороны, есть и позитивная сторона: мое сердце все еще бьется.
Люк от смешка подавился дымом, закашлялся.
— Что я слышу, Майки? Вы шутите?
— Извините, ваша светлость, – тут же побледнел секретарь. – Я больше не посмею…
— Только посмейте не посметь! – угрожающе прокашлял лорд Дармоншир.
Эти двое столько крови из меня выпили, что чувствую себя их отцом, не меньше.
Вот так всегда. Стоит кому-то отрастить крылья и хвост, и успех у женщин ему обеспечен.
Оказывается, нет ничего вкуснее власти над мужчиной. А если мужчина такой, как этот — то голову сносит безвозвратно.
Корона короной, а когда муж говорит «иди ко мне» — она идет. Подождет корона. И страна подождет.
Мы все пленники судьбы. Но иногда наступают эпохи, великие эпохи, когда меняется мир. Смотри внимательно, и ты увидишь знаки. Увидишь, как люди вырастают над судьбами, и даже боги склоняются перед их силой, перед добровольными и безоглядными жертвами во имя другого. Как борьба идет до последней капли крови, до последнего вздоха и смерти вопреки - и отступает рок, и ломается предначертание. Никогда такое не бывает случайным. Смотри. Наблюдай. Помни. Такое случается только тогда, когда мир уже треснул и нужны те, кто сошьет его вновь.
Женщины, женщины. Вы опутываете нас сетями долга, привязываете своей слабостью. Сколько героев погибло из-за вас, сколько горящих сердец потухло, сколько разумных, выверенных планов полетело к чертям? Где бы вы ни были, стоит вам почувствовать слабину - и жертве не уйти. Но кто осудит вас за это желание укрыться за мужской спиной?
Дружба - это одно, а политика - совершенно другое. Там, где дружба и симпатия заставляют отдать последнее, политика велит воткнуть нож в спину и провернуть, чтобы урона больше нанести.
– Мы-то думали, что ты псих, а ты просто демон...
Душа ведь быстро продается, погорелец, – вещал он, размазывая пьяные слезы по лицу. – За возможность поесть и в тепле пожить. Как за жизнь свою начнешь труситься – знай, уже готов продать.
Боги, как же трудно даже думать о том, чтобы выйти из привычной колеи, поменять жизнь, впустить в нее другого человека — и бояться пожалеть, и заранее страшиться того, что придется ломать, прилаживаться друг к другу, привыкать. Как не хочется выходить из зоны комфорта. Но нет ее уже, этой зоны — лежит в руинах, и нужно…