Я замираю. Я не могу дышать. Я не могу сглотнуть. Я не могу бежать. Я просто сижу и жду, когда спадет маска
-Нет,- говорю я на секунду сжимаю ее руку, чувствуюя при этом, как она напрягается. -Конечно, он не убивал. Коннор, его забрали в полицейский участок, потому что обнаружили, что он связан с нами. По прошлым временам.Ланни отодвигается, прижимаясь к дверце машины.Я вижу, что Коннор тоже вжимается в кресло.-По прошлым?-тихо переспрашивает мой сын, и голос его слегка дрожит. -Ты имеешь в виду -когда мы были другими людьми?-Да. -Я чувствую виноватое облегчение от того, что мне не нужно подводить к этому. -Когда мы жили в Канзасе. Его сестра... его сестра была одной из тех, кого убил ваш отец.
Я заражена Мэлом, словно вирусом, и в глубине моей души живет болезненная уверенность в том, что я больше никогда не буду здорова.
Большинство людей просто занимают какое-то место в мире.
Ничто не обжигает так сильно, как презрение со стороны подростка. Оно жалит так жестоко, что перехватывает дыхание, и боль от ожога остается надолго.
— Блинчики? – переспрашиваю я. – Серьезно? В такое время?
— Для блинчиков никогда не бывает слишком рано или слишком поздно. Если вы в это не верите, можете уходить, потому что мы никогда не подружимся.
Я не тешу себя ложной надеждой, будто Сэм может починить то, что сломано во мне. И не думаю, будто он тоже обманывается на этот счет. Мы оба были когда-то ранены - я с самого начала видела это. Быть может, только те, кто испытал настоящую боль, могут воспринимать друг друга так, как воспринимаем мы.
Я могла бы почти поверить в то, что ранила его чувства, если б думала ,что они у него эти чувства есть. Но у него их нет, никаких чувств, которые я готова признать таковыми и, если б я могла избить его душу так же, как его плоть, я не колебалась бы.
Я ненавижу его с такой силой, что мне кажется, будто я умираю.
Он всегда мог рассчитывать на ее понимание и поддержку. Сама мысль, что такая забота была всего лишь сахарной глазурью на отравленном торте, казалась безумием.
Он может разговаривать так, как ему хочется. Преимущество жизни в свободной стране. Но это не означает, что последствий не будет
Нет предела ненависти. Это свободно расползающееся ядовитое облако морального произвола и менталитета толпы, и тех, кто дышит этим ядом, не волнует, кому они причиняют боль, – лишь бы причинять.
Все убегают от монстров. Все, кроме тех, кто убивает монстров.
Дом всегда казался ей безопасным местом, маленькой крепостью – а теперь стена этой крепости была пробита. Безопасность оказалась ложью – ничуть не прочнее кирпича, дерева и штукатурки.
Я хочу целовать этого мужчину. Я хочу, чтобы он целовал меня.
Это осознание становится для меня потрясением. Искренним и глубоким шоком. Я не испытывала подобных побуждений уже долгое, долгое время. Я думала, что все это ушло, сгорело в аду преступлений...
Самая основная и важная задача родительницы - не позволить, чтобы её потомство сожрали хищники.
Есть веская причина тому, что действие фильмов ужасов часто происходит в лесу - здесь кроется странная первобытная мощь, заставляющая человека чувствовать себя маленьким и уязвимым. Люди, которые способны выжить и процветать здесь, - сильные люди.
...оружие не может защитить тебя, пока ты не защитишь себя на уровне мыслей, эмоций и логики.
Самое сложное в наши дни, когда все, особенно подростки, одержимы фотографированием, – это пытаться помешать снимкам детей просочиться в Интернет. Нас высматривает множество глаз, и эти глаза никогда не закрываются. Они даже не моргают.
Если стрелять, когда злишься, то может случиться что угодно.
– По моему опыту, всё, что полезно, никогда не бывает приятно.
Оружие никому не дает безопасности. Оно лишь уравнивает шансы в игре.