Справившись с чудовищной опасностью, едва не уничтожившей весь странный мир, Джейкоб Портман возвращается туда, откуда началась его история, – домой, во Флориду. Но теперь он не один, с ним мисс Сапсан, Эмма и другие его странные друзья, которые изо всех сил стараются вписаться в современную жизнь. Но беззаботные дни с походами на пляж и уроками нормальности продлятся недолго. Джейкоб получает опасное наследство и понимает, как много странного было в его жизни еще до того, как он вошел во...
--"Іґнорантія леґіс немінем екскусат",-промовив "наставник".-"Незнання закону нікого не виправдовує."
Усе своє життя звичайні нібито люди в більшості своїй збивали мене з пантелику-отими смішними способами,якими вони пробували справити враження одне на одного,отими примітними цілями,які вони перед собою ставили,отією банальністю своїх мрій.А також тим,як люди відкидали все,що не відповідало їхній вузькій парадигмі прийнятності,-неначе ті,хто думав,діяв,одягався чи мріяв інакше,ніж вони,були загрозою самому їхньому існуванню.Саме це більше,ніж що інше на світі,було причиною того,чому я весь час почувався таким самотнім.Речі,які звичайні люди вважали важливими,я вважав тупими.І ніколи поруч не було нікого,із ким би я міг про це поговорити,тож я тримав свої думки при собі.
Моё воображение - настоящий генератор надежды.
Война - это вирус, который редко удаётся удержать в рамках одной страны. Он неизбежно будет распространяться.
Но постоянно рассчитывать на везение нельзя. Моя ошибка - в том, что я решил будто смогу попытаться ещё раз и мне опять повезёт.
На эпизоде «Холостяка» я задумался, как мало на самом деле понимаю мир, в котором вырос. Всю жизнь нормальные люди ставили меня в тупик – тем, как нелепо пытались произвести друг на друга впечатление, к каким ничтожным целям стремились, о каких банальных вещах мечтали.
Але везіння - це не те, на що можна покластися, і моя помилка була в тому, що я думав, ніби зможу знову кинутися у вир подій і все якимось чином уладнається саме собою.
Или
Но на самом деле проблема в том, что я пытался действовать в мире, о котором не имел ни малейшего представления. ... Когда петля мисс Сапсан разрушилась, меня швырнуло в океан этого неизвестного мира без всякой подготовки, и чтобы выжить, мне не оставалось ничего, как плыть наудачу. Удача мне улыбнулась ... я чудесным образом выжил - и, более того, победил. Но постоянно расчитывать на везение нельзя. Моя ошибка - в том, что я решил, будто смогу попытаться еще раз и мне опять повезет. Уязвленная гордость заставила меня прыгнуть в эти темные воды снова - и на сей раз исключительно по собственной инициативе. ... В итоге я чуть не погиб. Я поступил как самоуверенный недоучка. И чем больше я думал об этом, тем отчетливее моя злость сосредоточилась на совершенно другом человеке. ... Который вообще уже умер. Да именно: на моем дедушке. Он-то знал, кто я! ... И, зная все это, он, тем не менее, не счел нужным меня подготовить. ... И если он скрывал правду, чтобы уберечь меня от лишних страданий, то это значит, что он сознательно мной рисковал. ... Эйб оставил меня без карты и без ключа, без единой подсказки. Без единого намека на то, как мне ориентироваться в этой новой, странной реальности. ... Почему он оказался таким безответственным?
"Потому, что ему было на тебя плевать "
Снова этот гаденький тихий голосок в голове!
Он и правда нуждался в нашей помощи, просто его ещё надо в том убедить.
Война - это вирус, который редко удаётся удержать в рамках одной страны. Он неизбежно будет распространяться.
У Милларда не было проблем с эмоциями - у него были проблемы с эмоциями других.
- О-о, какой бред! - вздохнул Миллард.- Еще кого-нибудь это беспокоит?
Все девочки подняли руки.
- Ну, хорошо. Я приложу все старания, чтобы всегда быть полностью одетым и не создавать никому неудобств основополагающими фактами человеческой биологии.
- А с чего мне начать? Что вы хотите знать?
- Заполнить лакуны в наших знаниях о последних семидесяти годах или около того? - предложил Миллард. - История, политика, музыка, популярная культура, последние открытия в науке и технологии...
- Я-то думал, вас нужно научить разговаривать, словно вы не из 1940 года, и как переходить улицу, не подвергая свою жизнь опасности.
- Да, это тоже важно,- согласился Миллард.
-Я думала, что никогда не пойму мальчишек, - качая головой, проговорила Бронвин. - Но, кажется, до меня, наконец, дошло. Просто они все идиоты.
Гораций аж побледнел, разглядывая спортивные шорты, карго-брюки с большими карманами, тренировочные и пижамные штаны, в которых разгуливали рядом посетители шопинг-молла. Мимо прошел мужчина в комуфляжных штанах, оранжевых шлепанцах и футболке с Губкой Бобом с отрезанными рукавами. Я подумал, что Гораций разрыдается. Пока он оплакивал закат цивилизации, мы потихоньку набирали одежды для всех остальных.
Что-то в том, чтобы вот так орать хором именно эту песню именно с этими людьми именно в этом автомобиле, затопило меня таким безумным, щекочущим позвоночник кайфом, какого я никогда раньше не испытывал. Кажется, мы только что предъявили права на весь мир, и он послушно согласился. Жизнь принадлежала нам и только нам.
Я уже говорил, что мне не нужна жизнь, как у дедушки, и это было правдой. Я хотел свою. Но еще я хотел, чтобы люди относились ко мне так же, как к нему. Чтобы они чувствовали ко мне то же самое. Теперь, дав этому чувству имя, я осознал, каким жалким оно было. Но бросить все и повернуть назад было бы еще более жалко. Вариант был только один: добиться такого успеха, чтобы сломать форму, по которой меня отливали, заслужить всеобщее уважение, выбраться из дедушкиной тени...
Никогда еще я не сомневался так часто в здравости своего рассудка, как в тот вечер, когда женщина-птица и ее подопечные явились, чтобы спасти меня от сумасшедшего дома.
Всю жизнь нормальные люди ставили меня в тупик - тем, что нелепо пытались произвести друг на друга впечатление, к каким ничтожным целям стремились, о каких банальных вещах мечтали. Как отвергали все, что не укладывалось в их узкие рамки приемлемости, словно те, кто думал, кто действовал, одевался или мечтал по-другому, угрожали самому их существованию. Вот поэтому-то я и чувствовал себя одиноко, пока рос. То, что нормальные считали важным, я считал тупым.