Почему мы так привыкли наслаждаться историями о людях обреченных и почему многие из нас скорбят по отмененной смертной казни — да просто потому, что обычные приличные парни вроде нас тонко чувствуют драму: мы знаем, что трагедии не положено оканчиваться уютненьким девятилетним заключением и полезной удовлетворительной работой в тюремной пекарне. Мы знаем, что лишь смерть — подлинный конец искусства. Малому, положившему столько труда на то, чтобы удушить собственную жену, по праву полагается миг величия на виселице — не для него шить мешки для почты, как банальному домушнику.
Мы любили эти истории, рассказанные у самого эшафота, поскольку они освобождали нас от тирании и вульгарности счастливых концов; долгой маразматической старости, изумительных внуков, тактичных расспросов о страховых премиях.
Счастье — это легко; почему только на него не подписывается больше людей?
По прибытии домой я рухнул в кресло, неожиданно содрогаясь от запоздалого ужаса. Джок заварил чашку изумительного освежающего чая с мятой, от которой мне получшело несоизмеримо - тем более, когда я запил ее четырьмя жидкими унциями виски.
Англичане, как указывал Реймонд Чандлер, может, и не всегда лучшие писатели в мире, но они - несравненно лучшие скучные писатели.
По временам в приглушенном свете и с подоткнутым брюшком, я готов чуть ли не ухлестнуть за самим собой.
Вообще-то я не слабак, знаете, я просто гадок и внушаем.
Через несколько недель он отправил реставратору одну из своих фирменных телеграмм, ну, знаете: «РАПОРТУЙТЕ НЕМЕДЛЕННО ПРОГРЕСС КВЧ СОВРЕМЕННОЙ КВЧ КАРТИНОЙ ТЧК»... Реставратор в ответ телеграфировал: «СНЯЛ КВЧ СОВРЕМЕННУЮ КВЧ КАРТИНУ ТЧК СНЯЛ МАДОННУ КВЧ КРИВЕЛЛИ КВЧ ТЧК ДОШЁЛ ПОРТРЕТА МУССОЛИНИ ТЧК ГДЕ ОСТАНОВИТЬСЯ ВПРС».
Новые личности ныне очень дороги и требуют длительного времени, но процесс их получения значительно облегчился — все-таки столько наркотиков вокруг. Просто находите парнишку, которому недолго уже в этом мире осталось, ибо он увлечен «большим-Г-значит-героином», предпочтительно — такого, который хоть в чем-то вас напоминает. Берете его под свое крылышко — или, скорее, ваши шкодливые друзья его берут, — вписываете его, выписываете ему это Г и кормите его, когда он в силах чем-нибудь подавиться. Оплачиваете ему Карточку Национального Страхования, покупаете ему паспорт, открываете на его имя счет в Сберегательной Кассе Почтового Отделения, сдаете за него тест на вождение и снабжаете его воображаемой работой в реальном месте. («Наниматель» получает его зарплату наличными — в двойном размере.) Затем платите очень дорогому умельцу, который заменяет его фотографию в новом паспорте вашей, и вы — новый человек.
(Наркоман, само собой, теперь становится несколько избыточен: можете заказать его профессионально, но это оплачивается сверху и в наши дни ужасно дорого. Лучший и самый дешевый курс — лишить его лекарства дня на три или около того, пока он совсем из себя не выйдет, а потом оставить в людной общественной уборной — в этом ремесле очень котируется подземка на Пиккадилли, — со шприцем, в котором содержится тяжелая передоза. И пусть Природа милостиво берет свое. Коронер на него едва глянет: быть может, ему лучше там, где он сейчас; ох, да он зажился лет на пять; и т.д.)
...Я рассмотрел возможности трех умных возражений на его одну реплику, но пришел к выводу, что не стоит беспокойства. Бывают времена, когда я готов перекинуться с Мартлендом словечком-другим, но сейчас было иное время.
джазовая импровизация моих нервов
Вы и представить себе не можете, как трудно одеваться, если вас изнутри не ободряет чашка чаю.
Постель — единственное место, годное для телефонирования. Кроме того, она изумительно предназначена для чтения, спанья и слушания канареек.
Очень трудно бояться, стискивая дробовик 8 калибра, но мне удавалось.
Ходить пешком в Соединенных Штатах всего лишь безнравственно, а не беззаконно. Если вы, конечно, не бродяга. Совсем как в Англии: никто не запрещает повсюду бродить и ночевать под открытым небом, если только у вас есть дом, куда можно вернуться. Закон нарушается, только если дома у вас нет, тот же принцип, который постановил, что вы не можете занять деньги в банке, если только вам они на самом деле не не нужны.
А вам известно, что когда в старину моряк умирал прямо в море и мастер-парусник зашивал его в брезентовую рубашку вместе с якорной скобой, перед тем как предать его тело глубинам, последний стежок по обычаю делался через нос трупа? Чтобы дать ему последний шанс ожить и заорать.
Она уже начала чуточку сердиться, когда явился Мартленд и замаячил в дверном проеме, будто проблема загрязнения окружающей среды. В позе для него бесспорно застенчивой, но отчетливо угрожающей для остальных.
Нехотя они признали, что шапочно знакомы. Миссис Спон метнулась к окну. Мне известно множество людей, способных метаться, и миссис Спон из них последняя. Повисло эдакое липкое молчание – как раз того сорта, что я предпочитаю. Наконец Мартленд прошептал:
- Быть может, вам лучше попросить старушенцию покинуть нас, - и шепот его был уж чересчур театрален.
Миссис Спон набросилась на него и его От-чи-та-ла. Я слыхал о ее талантах в этой области, но ни разу не выпадала мне честь слышать, как она отмыкает свою лексическую сокровищницу. Эмоциональное пиршество, высокая литература: Мартленд зримо увял. Никто не сравнится с утонченно образованной трижды разведенной дамой во владении вербальным хлыстом.… Наконец она унеслась, оставив по себе облако «Рагаццы» и очень симпатичных эпитетов. На ней был костюм с замшевыми бриджами, но можно поклясться – минуя Мартленда, она влекла за собой двенадцатифутовый трен из парчи.
Я почти слышал, как он нашаривает в мозгу искусную легкую реплику для начала разговора. Этакий штришок Оскара Уайлда. У Мартленда имелось всего две ипостаси - Уайлд и Иа-Иа...
...он отвез меня в американское посольство, где какой-то скучающий рохля заляпал мои новые бумаги печатями Государственного департамента и пожелал "оччень, оччень удаччного виззита в СШ нашей А"
Я - Чарли Маккабрей. Я не шучу - меня действительно окрестили Чарли; так моя мама, вероятно, каким-то неявным способом отыгралась на папе. И ярлыком "Маккабрей" я очень доволен: штришок древности, намек на еврейство, душок морального упадка - ни один коллекционер не сможет устоять и скрестит шпаги с торговцем по фамилии Маккабрей, будьте любезны. Я сейчас в самом соку, если это вам о чем-нибудь скажет, едва среднего роста, прискорбным образом выше среднего веса и обладаю интригующими остатками довольно блистательной привлекательности.
Женщины, как правило, — большие сторонницы секса в постели, поскольку им есть что прятать — неважные фигуры (обычно), и есть что греть — холодные ноги (всегда)
В своей недохорошей второсортной частной школе я обнаружил, что почти любой может одолеть противника в драке, если готов большим пальцем выдавить ему глаз.
— Я никогда не пью алкоголь. Мне не нравится притуплять чувства.
— Батюшки, — болботнул я, — как вам, должно быть, ужасно. Не пить, в смысле. То есть, вообразите: просыпаетесь утром, зная, что за весь день вам лучше не станет.
Когда я приступил к последней стадии моего путешествия, на часах еще было девять, а я уже чувствовал себя старым, грязным и неумелым. Вероятно, вам знакомо это чувство, если вам больше восемнадцати.
"Пока не изопью своего утреннего кофе, из меня плохой ценитель метеорологии".