Кошки – они такие: и не хотят, но что-нибудь сломают.
Да-да, давайте пойдем к вам, книжки полистаем… а там и позавтракаем…
– Рассказывай, – не выдержала она, переходя от ласкового сюсюканья к строгому тону. – Он тебя обидел? Приставал к тебе? Если он что-то сделал, я пойду к нему и…
– Мы пойдем, – поддержала я. – И оторвем ему все выпирающие части тела.
– Все? – Сибил испуганно заморгала.
– Не все, – утешила ее Мэг. – Одной хватит.
Провидица всхлипнула:
– Как вы можете? Оторвать… Вы же целительницы!
– И правда, – спохватилась я. – Мы же целительницы. Нам отрывать нельзя.
– Точно, – кивнула Мэг. – Непрофессионально.
– Возьмем скальпель и отрежем! – закончили мы хором.
– Так боитесь услышать мой диагноз?
– Ваш – нет. Даже любопытно было бы. Но вы ведь собираетесь озвучить мой.
Все страньше и страньше. Рано или поздно все девочки, оказавшиеся в волшебном мире, приходят к этому выводу.
если выбирать между дурой и сволочью, я за первый вариант. Он мне привычнее.
– Хорошо, – кивнула я. – Правда, вы молодец. Чудотворец, талантище, посланец и любимец богов. И при этом разумный человек.
– Это был сарказм? – уточнил доктор.
– Он самый. Прячу под ним зависть к вашему гению.
– Не стоило. Мне нравится будить в людях низменные чувства.
– Мистер Вульф, вопрос несколько запоздал…
– С-саймон, – выдохнул он с присвистом.
– Что?
– Вы сидите на мне с ножом в руке. Думаю, этого достаточно, чтобы обращаться ко мне по имени.
– Чему вы улыбаетесь? – подошел ко мне Оливер.
– Жизни. Забавная штука. Временами.
– Приятно видеть, что вы не унываете.
– Стараюсь. Тут ведь как на ринге: опустишь руки – пропустишь удар.
когда любишь человека, ради него будешь готов не только умереть, но и жить.
Эклеры этого не лечат, так же как и шоколадные торты, но по пути в общежитие я опять заглянула в кондитерскую. Вернувшаяся поздним вечером Маргарита увидела лишь пустую коробку, а рядом с ней – грустную меня. К тому времени я успела диагностировать у себя нервную булимию, сломать ноготь о дверцу шкафчика, в котором соседка хранила стратегический запас сладостей, и смириться с тем, что жизнь кончена.
Но оказалось, что не жизнь, а всего лишь еще один день.
Следующий обещал быть лучше.
Мэг простила мне взлом шкафчика и приготовила отвар, после которого меня перестало мутить и снова захотелось жить и есть. Жить я решила вопреки всему, а есть – поменьше.
– Не делай так, – попросила я подругу. – Пожалуйста.
– Как? – не поняла она.
– Так, – я прижала к груди сложенные лодочкой ладошки и захлопала ресничками точь-в-точь как Мэг, когда говорила о Грине. – Ты становишься похожа на одну девушку.
– Что не так с той девушкой?
– Она рыжая.
Ставшие резкими черты, жесткая линия рта и тени на веках мужчины будили во мне странные желания… Действительно странные. Увести его из рабочего кабинета, усадить на теплой кухне, картошечки с лучком нажарить по-быстрому, хрустящие огурчики выложить из банки на тарелку, сальца с чесночком подрезать. Поставить на стол запотевшую бутылку водки – не пьянства ради, а здоровья для, как любил говаривать дед…
«Жениться тебе надо, милок, – мысленно вздохнула я по-старушечьи. И добавила, вспомнив о своей секретной миссии: – На мне».
Как там говорят о пути к сердцу мужчины? С точки зрения кардиохирургии не слишком верно и довольно рискованно, но мне же не коронарное шунтирование проводить.
Несложно осознать себя одной из многих женщин в жизни мужчины, одним из сотни винтиков в махине огромного предприятия, одной из нескольких тысяч студенток магической академии… песчинкой в океане… Но совсем другое – почувствовать себя ничтожной пылинкой в безмерности Вселенной. Понять, что ты – никто и ничто, пустота в пустоте, и сказочные эти галактики, в которых непрерывно загораются и умирают миллиарды солнц и рассыпаются пылью сходящие с орбит планеты, никогда не узнают о твоем существовании, а если и узнают, то лишь на тысячную долю секунды и тут же забудут, отвлекшись на рождение очередной сверхновой. И ты никогда не поймешь, о чем они говорят между собой, зажигая и убивая звезды лишь для того, чтобы послать друг другу короткий сигнал…
неважно, какая у тебя цель. Существует черта, которую не стоит переступать, – переход тут только в одну сторону.
– Грайнвилль, ты веришь, что цель оправдывает средства?
– Зависит от того, что это за цель.
– Спасение мира, например.
– Тогда верю, – сказал он не раздумывая.
– И можно пойти на все что угодно? На подлость? Предательство? Убийство?
– Можно.
– А жить потом как?
– Можно не жить.
Сибил опять расплакалась, но со слезами ее, что называется, прорвало, и мы наконец-то узнали то, чего не могли выпытать два часа.
Суть сводилась к тому, что Сибил понравился парень. Очень понравился. Тут шло подробное перечисление его достоинств, от незаурядной внешности до столь же незаурядных талантов. Затем шло не менее подробное перечисление недостатков самой Сибил. Она так описывала себя, что вместо милой миниатюрной девушки, умной и доброй, представлялся уродливый карлик-олигофрен. Естественно, незаурядный некромант ни за что не польстился бы на этакое чудовище. О том, что ходячее скопище добродетелей первым назначило ей свидание, подруга позабыла напрочь.