«Блуда и МУДО» – современный плутовской роман. В провинциальном городе Ковязин молодые педагоги МУДО, бывшего Дома пионеров, спасая своё учреждение от закрытия, устраивают аферу: изображают, что в их летнем лагере полным-полно отдыхающих школьников. Главный герой, философ и бонвиван Борис Моржов, путешествует по прежним любовницам-училкам, как Чичиков по усадьбам помещиков, и «чичит» сертификаты – «мёртвые души» несуществующих обитателей лагеря. А ещё в романе есть проститутки, продажные менты,...
Лучший способ скрыть правду — это сказать её в шутку.
“Наверное, он слишком быстро состарился, потому что ему ужасно надоедало, когда люди, вместо того чтобы делать дело, начинают через это дело самовыражаться. Трудно уже было жить, когда самовыражались официантки, принося заказ, когда самовыражались охранники, открывая ворота, когда самовыражались водители, пролетая сквозь перекрестки. Что же такое столь жестоко угнетало их в повседневной жизни, вынуждая компенсироваться на других и на исполняемой работе?”
Анна не отдавалась Моржову как женщина мужчине, а вместе с Моржовым толчками ныряла сквозь горячую тьму. У Моржова было ощущение, что они с Анной вдвоем трахают кого-то третьего.
Моржов, чего у нас ножи такие тупые? – придиралась Розка, строгая картофелину. – Что, у нас мужиков нету – ножи наточить?
– Точилка лежит на кухне, – терпеливо ответил Моржов. – Её не надо надевать на член, поэтому ею может воспользоваться и женщина.
Если человек или общество прагматично остаются в рамках утилитарного — то это не человек и не общество. Смысл существования — в роскоши. Если нету роскоши, то всё остальное бессмысленно. Искусство, религия, фундаментальная наука, туризм, филателия, макияж, цветы, кошки и внебрачные связи — это всё роскошь, ради которой и стоит упахиваться. По-настоящему ценно только то, что выше утилитарного, что выше себестоимости. Мы есть не то, что мы едим, а то, чего мы не сможем сожрать.
Лучше пожалеть и уйти, чем остаться и пожалеть.
Человек, который ночью в одиночку идет по России за пивом, патологически бесстрашен.
Перед здоровенным ангаром металлорынка висела первая растяжка: «Нержавеющие стали!» Знак восклицания, видимо, означал радость тех анонимов, которые раньше были ржавеющими, а вот теперь справились со своим недостатком. Моржов тоже порадовался, что они наконец-то стали неподвластны коррозии.
«Бутилированная вода», — читал Моржов дальше…Нету в русском языке глагола «бутилировать». Есть выражение «разливать в бутылки». Но «разлить в бутылки» — это просто взять и разлить, а «бутилировать воду» — значит произвести над водой некое облагораживающее действо. По улице Маршала Рокоссовского Моржов шагал к площади под Черепом в Гостиный двор, чтобы тоже произвести над собой некое облагораживающее действо — штанировать задницу.
«Варим гаражи», — читал Моржов следующую растяжку.
Вообще-то, конечно, задница Моржова была уже достаточно штанирована, но Моржова не удовлетворяло целеполагание собственной штанации. Штанация была ориентирована на МУДО, на улицу города, на комнату общаги. Пребывание задницы в Троельге выпало из пакета вариантов штанации. Приходилось спешно развивать базовые фонды.
Обогнув бетонный угол ограды вокруг собора, Моржов прочёл последнюю бессмысленно-ликующую растяжку: «Мы открылись!» Эту растяжку повесили ещё зимой — после перестройки старинного Гостиного двора под современный гипермаркет. Видимо, когда сеть гипермаркетов разорится, эту растяжку легко можно будет скорректировать на «Мы накрылись!».
Пожилые учительницы литературы говорили про Стеллу Рашевскую, что она — девушка «с духовным содержанием». То есть Стелла где-то чего-то прочла — в отличие от остальных девушек Ковязина, которые прощались с книгой тогда, когда мамы переставали им читать вслух.
Стелле тоже было скучно. Однако Моржов заскучал конкретно сейчас, а Стелла — вообще здесь.
Ветер вломился в комнату, будто бежал по фасаду гостиницы и провалился в открытое окно.
Моржов особенно-то и не дёргался, но едва увидел Сергача — сразу быстро и хладнокровно пришёл в бешенство .
А мужчины знают, что высоккий каблук заставляет женское тело работать на максимуме своей скульптурной выразительности, высвечивая формы сквозь одежду. И для мужчин высокий женский каблук нужен для того, чтобы не хотелось обгонять женщину. Чтобы хотелось даже пропустить женщину вперед, как требуют нормы галантности.
— Ребята!… — налетела Розка. — Надо распределить участки!…
/…/
Упыри принялись граблями очерчивать вокруг себя кривые круги — обозначали свои участки. Они походили на учетверённого Хому Брута, который неохотно оборонялся от симпатичного Вия.
Когда номенклатура и быдло, палачи и жертвы, герои и предатели, поясняя свои деяния, произносят одни и те же слова, смысл вытекает из слов, как сырое яйцо из пробитой скорлупы.
Моржов не сказал ещё двух вещей — тоже, в общем, определяющих. Первое — что скандал с разоблачением совсем не в стиле Манжетова. Не в его формате. Его формат — тихая атака из-под ковра, бесшумная кража стульев, молчаливое удушение бумагой, безмолвная административная дематериализация явлений. Манжетов побоится незнакомого формата.
Высокие особы посетили город лишь в лице Александра II, который на ковязинской ямской станции сказал кучеру: «Гони до следующей».
Если не задалась любовь, надо было хотя бы пожрать.
— Как у тебя жизнь?
— Нормально, — пожала плечами Анна. — Мотоблок купили. На гараже крышу перестелили. Мать — тьфу, тьфу — здорова.
— А на работе?
— И на работе нормально. Что там может быть? Какие-то странные ты вопросы задаёшь. Спросил бы ещё, всё ли у меня в холодильнике нормально.
Ты не путай мужиков с бабами. Это бабе нужно трахнуть лучшего мужика. А мужику надо трахать всех баб, лучших и не лучших.
И вообще, подумал Моржов, кто распушается и топорщит цветные перья, тот ставит себя не в разряд выбирающих, а в разряд выбираемых.
Коты - это ценнейший ресурс. Они уют вырабатывают.
За исключением зефира в шоколаде в мире больше не существовало вещи, об которую Моржов не смог бы открыть бутылку пива.
Жить приходилось в сатире, а душе хотелось эпоса…