Привилегированная школа Сент-Освальд всегда славилась безупречным порядком и исключительным благонравием. Трудно даже представить, что здесь может произойти нечто дерзкое, возмутительное, вопиющее. Однако это происходит. Начинается с каких-то мелких недоразумений, но постепенно события нарастают как снежный ком. Против Сент-Освальд ведется тайная война, ведущая к ее полному разрушению. И никто не знает, что корни происходящего уходят в прошлое, когда страдающий ребенок твердо решил отомстить...
- Чаю? - Учительский кокаин, - улыбнулась она.
Люди очень мало что замечают, особенно у себя под носом.
Хотя верно, что мы редко задумываемся о личной жизни наших коллег. Дети, возлюбленные, жилища. Мальчики всегда удивляются, увидев нас за пределами «Сент-Освальда» — в супермаркете, у парикмахера, в пабе. Удивляются и слегка восхищаются, как будто встретили на улице знаменитость. «Я видел вас в субботу в городе, сэр!» Словно они думают, будто с вечера пятницы и до утра понедельника мы висим в классе за дверью, как снятые мантии.
Мне вспомнилось, как я сам так же бежал - и не так уж давно это было, - когда выходные казались длинными, как футбольные поля. А сейчас они проходят в мгновение ока: недели, месяцы, годы - все скрываются в цилиндре фокусника. Всегда одно и то же, и это поразительно. Почему мальчишки всегда бегут? И когда я перестал бегать?
Одним махом ворвался октябрь, и вдруг наступила осень. Я люблю осень. Напряжение, рык золотого льва на задворках года, потрясающего гривой листвы. Опасное время - буйная ярость и обманчивое затишье; фейерверк в карманах и каштаны в кулаке. Осенью я ближе всего к тому мальчику, каким был, и ближе всего к смерти.
Точно запущенный камень может свалить и гиганта.
Расчесывая болячку, получаешь болезненное удовольствие.
Быть учителем означает скрывать ярость, если злишься на самом деле, и изображать ее, если нет.
Судить задним числом - обманчивый способ, обращающий ангелов в негодяев, а тигров - в шутов. С годами все, в чем был так уверен, тает, будто зрелый сыр. На воспоминания нельзя положиться.
Все они одинаковы, эти психологи. О чем с ними ни заговоришь, все сведут к сексу.
Большинство взрослых считают, будто чувства подростков несерьезным и все эти душераздирающие страсти – ярость, ненависть, смятение, ужас, безнадежность, отвергнутая любовь – лишь игра гормонов, тренировочный забег перед Настоящим, из этого вырастают. Это неверно. В тринадцать лет все серьезно, у всего острые края, о них можно порезаться. Некоторые наркотики способны вызвать подобный накал чувств, но возраст притупляет грани, приглушает краски и портит все рассудительностью, рациональностью и страхом.
Бей в основание и верхушка отвалится сама.
Короткие фразы, взгляд в упор, уверенный вид. Этим пользуются учителя, а также врачи, священники и прочие фокусники.
Расчесывая болячку, получаешь болезненное удовольствие. Этим и занимаются влюблённые - выискивают болевые точки и беспрестанно давят на них, принося себя в жертву любимым с тупым упорством, которое поэты часто принимают за бескорыстие.
"Нарушение границы, как всякое преступление, остаётся безнаказанным, если его никто не видел."
В тринадцать лет все серьезно, у всего острые края, о них можно порезаться. Некоторые наркотики способны вызвать подобный накал чувств, но возраст притупляет грани, приглушает краски и портит все рассудительностью, рациональностью и страхом.
..Влюбленные зловредны, если не относиться к ним, как к смертельно больным, с которыми у них много общих малоприятных особенностей.
Иногда нужно мужество, чтобы посмотреть правде в лицо. У видеть своих героев – или негодяев – такими, какие они есть. Увидеть себя глазами других.
— Что, простите?
— Не знаю. Может, вы просто услышали, как тихо осыпается последний аванпост цивилизации.
Решительно отвергать нападки на врага – лучшая тактика, когда хочешь его в чем-то обвинить.
"- Пожалуйста, мистер Честли, мне нужно, чтобы вы сосредоточились.
Сосредоточиться! Как же!
- Я сейчас немного занят, - сказал я. - Кое-какие дела с надвигающейся смертью. Может быть, немного позже...."